Директор, стр. 24
– Нет, – усмехнулся Эдди. – Образно выражаясь, сегодня не отрыгнуть вчерашний персик.
– Это как?
– Ты хотел, чтобы труп исчез, и я сделал так, чтобы он исчез. – Эдди явно с трудом сдерживал раздражение. – Ты замешал меня в свое преступление.
– В панике я принял необдуманное решение.
– Знаешь что, – сказал Эдди. – Не суй носа туда, в чем ничего не смыслишь. Я не указываю тебе, как ты должен управлять «Стрэттоном», а ты не командуй мной, когда речь идет об убийствах, полиции и так далее. Я на этом собаку съел.
– Я тобой не командую, я просто ставлю тебя в известность о своих намерениях.
– Теперь твои намерения касаются и меня, – сказал Эдди. – А я накладываю на них вето. Ты ни о чем не будешь заявлять и ничего не будешь предпринимать. Уже слишком поздно.
8
Они остановились перед скромным домом на 16-й Западной улице в районе Стипльтон. Одри чувствовала себя не в своей тарелке. Ей всегда было не по себе при первой встрече с родственниками убитого. Ей трудно было переносить выражение недоверия, боли, горя и отчаяния на их лицах. Сержант Нойс с самого начала предупреждал ее, что все это ни в коем случае нельзя принимать близко к сердцу, чтобы не сойти с ума. Надо защитить себя от чужих эмоций, даже если придется для этого казаться черствой, циничной и бесчувственной. Нойс утверждал, что этому можно научиться, но пока Одри не овладела этой наукой.
Одри больше нравилось само расследование, даже самые скучные и монотонные его стороны, когда у Роя Багби лопалось терпение. Но она не могла выносить чужое горе, не будучи в состоянии чем-нибудь ему помочь. В лучшем случае она могла обещать, что найдет убийцу чьего-то отца или чьей-то дочери, понимая при этом, что вернуть этого отца или эту дочь она не в силах.
В полицию поступило заявление от женщины, чей отец не вернулся домой в пятницу вечером. Описание этого человека: возраст, рост, вес, одежда – все совпадало. Одри не сомневалась в том, что речь идет именно об этом трупе. Из отдела по работе с населением тут же позвонили заявившей женщине и самым деликатным образом оповестили ее об обнаружении мертвого тела, которое, чисто теоретически, может принадлежать ее отцу. Женщину вежливо попросили посетить морг в больнице им. Босуэлла, чтобы убедиться в том, что это другой человек.
Алюминиевая дверь дома открылась и закрылась еще до того, как Одри успела выйти из машины, к которой шла теперь небольшого роста девушка. Она была просто миниатюрной и с расстояния семи метров казалась маленькой девочкой. На ней были белая футболка, линялые, запачканные какой-то краской джинсы и потрепанная джинсовая куртка. Волосы у нее на голове торчали в разные стороны, как у дикобразов, панков или вольных художников. Руки при ходьбе болтались в разные стороны, как у тряпичной куклы.
– Вы из полиции? – спросила она. У нее были большие, влажные карие глаза. Вблизи она оказалась очень миловидной и хрупкой. Ей было лет двадцать пять-тридцать. На лице застыло то самое выражение испуганного недоверия, которое Одри уже десятки раз видела у родственников погибших. Для такого изящного телосложения у нее был довольно низкий, приятный голос.
– Меня зовут Одри Раймс, – представилась Одри сочувственным тоном, протянув девушке руку. – А это мой напарник Рой Багби.
Рой стоял возле открытой водительской дверцы и не пожелал приблизиться к девушке, чтобы обменяться с ней рукопожатием, явно считая это лишней церемонией. Он лишь помахал девушке рукой и улыбнулся одними губами.
«Ну иди же сюда, пентюх! – подумала Одри. – Если ты так плохо воспитан и такой чурбан, что не испытываешь ни капли сочувствия, возьми на себя труд хотя бы это не показывать!»
– Кэсси Стадлер, – ладонь девушки была теплой и влажной. Тушь у нее на ресницах была чуть размазана. Она уселась на заднее сиденье полицейского автомобиля, и Багби тронулся с места.
Теперь Одри должна была разрядить обстановку в машине и постараться успокоить девушку. Но чем успокоить человека, которого везут в морг, скорее всего, на встречу с трупом отца? Кэсси Стадлер наверняка так же хорошо, как и Одри, знала, кого увидит в морге, но Одри все равно повернулась на переднем сиденье и стала разговаривать с девушкой.
– Расскажите мне о вашем отце, – попросила Одри. – Он часто гуляет по ночам?
Одри надеялась, что «гуляет» вместо «гулял» успокоит девушку.
– Нет, – коротко ответила Кэсси Стадлер.
– Он может заблудиться? Потерять дорогу?
– Что? А, заблудиться! Да, может. Иногда. В его-то состоянии неудивительно…
Одри, затаив дыхание, ждала продолжения откровений, но тут громовым голосом вмешался Багби:
– А ваш отец часто шлялся в Гастингсе?
В прелестных темных глазах девушки промелькнули удивление, обида, досада, горе… Не в силах все это переносить, Одри отвернулась и стала смотреть прямо перед собой.
– Значит… – пробормотала наконец девушка. – Значит, папа умер…
В молчании они заехали на стоянку больницы. Одри еще не приходилось выступать в этой роли. Что бы ни показывали в кино, детективам нечасто приходится идентифицировать трупы в морге. Кроме того, в морге трупы не раскладывают по ящикам, выдвигающимся из стен. Там вообще мало дешевых страхов из фильмов ужасов, но смерть все равно оставляет безрадостное впечатление.
Тело лежало на стальном столе покрытое зеленым покрывалом. Помещение блистало чистотой, и в нем пахло формалином. Джордан Мецлер, вежливый до недоступности, откинул зеленое покрывало с лица и шеи трупа жестом горничной, застилающей постель в дорогом отеле.
Одри увидела, как мелко задрожали губы на кукольном личике Кэсси Стадлер, и все сразу поняла.
9
В подвале больницы Одри обнаружила пустое помещение, в котором они с Кэсси и Роем Багби могли спокойно поговорить. Судя по всему, это была комната для отдыха медперсонала. В ней стояло штук десять разномастных стульев, маленький диванчик, телевизор и аппарат для кофе, которым, кажется, никто никогда не пользовался. Одри подвинула три стула к невысокому столу с пустыми банками из-под напитков и почти пустой пачкой бумажных салфеток. У Кэсси Стадлер тряслись плечи, она беззвучно плакала. Багби наверняка давно научился не принимать близко к сердцу чужое горе и с нетерпеливым видом крутил в пальцах авторучку. Одри не выдержала, обняла девушку за плечи и пробормотала: «Бедная, бедная моя! Я знаю, как тебе сейчас плохо!»
У Кэсси слезы потекли ручьем. Наконец она чуть-чуть успокоилась, заметила салфетки, взяла одну и вытерла себе нос.
– Извините, – пробормотала она. – Я не хотела…
– Не надо извиняться, – сказала Одри. – Мы понимаем, что вы сейчас чувствуете.
– Ничего, если я закурю? – Кэсси вытащила пачку и выудила из нее сигарету.
Покосившись на Багби, Одри кивнула. В больнице нельзя было курить, но Одри решила не напоминать об этом несчастной девушке. К счастью, Багби тоже молча кивнул.
Кэсси взяла дешевую пластмассовую зажигалку, прикурила и выдохнула облако дыма.
– Его застрелили… Пуля попала ему в рот?
В салоне ритуальных услуг труп привели бы в порядок. Конечно, лицо выглядело бы неестественно, как у всех подретушированных покойников, но, по крайней мере, во рту не зияла бы рана…
– Да, – ответил Багби. Он не стал углубляться в подробности, не сказал, что в Стадлера стреляли дважды. Багби следовал стандартной процедуре, гласившей, что никому ничего нельзя рассказывать, потому что убийце легче будет выдать себя, если он не будет знать, что именно известно полиции.
– О Господи! – воскликнула Кэсси, взяла пустую банку и стряхнула в нее пепел. – За что?.. И кто убил папу?!
– Мы это и стараемся выяснить, – сказала Одри, у которой кольнуло сердце, когда она услышала от взрослого человека слово «папа». При этом она вспомнила о своем папе, от которого всегда пахло по?том, табаком и одеколоном. – Для этого нам требуется ваша помощь. Я понимаю, что вам сейчас плохо и совсем не хочется говорить, но если вы что-то можете нам сказать, говорите. Это может помочь найти убийцу.