Директор, стр. 17

Ник не знал, что ответить.

– Скорее всего, тебя посадят, Ник. Если повезет, лет на пять-десять. Дети вырастут без тебя. На них все будут показывать пальцем и говорить, что их отец убийца и сидит в тюрьме. У них и так нет матери. Пожалей их… – безжалостно продолжал Эдди Ринальди.

Наконец Ник заговорил:

– Хорошо. Что ты предлагаешь?

Часть II

Косвенные улики

1

У Одри Раймс сработал пейджер. С трудом пробудившись от сладкого сна, в котором она беззаботно качалась на качелях на заднем дворе родного дома, Одри увидела вокруг себя темноту. Впрочем, было уже полседьмого утра. Не очень-то и рано. Но накануне ее дежурство закончилось в полночь, а потом она снова поругалась с Леоном, так что спала она от силы часа четыре.

В темноте Одри чувствовала себя неуютно, словно новорожденный цыпленок, лишившийся защитной скорлупы. В глубине души Одри любила, когда все известно наперед, все идет по плану, без неожиданностей, и тем не менее работала детективом в отделе особо опасных преступлений полиции Фенвика, где ей легко могли внезапно позвонить в любое время дня и ночи. Одри уже не помнила, почему раньше так стремилась на эту работу, боролась за нее. А ведь она была не только единственным чернокожим полицейским в своем отделе, но и единственной женщиной, и часто ей приходилось несладко.

Леон что-то промычал, повернулся на другой бок и закрыл голову подушкой.

Тихонько встав с кровати, Одри осторожно пересекла спальню, стараясь не споткнуться о пустые пивные банки, раскиданные Леоном накануне вечером, и позвонила диспетчеру с кухонного телефона.

В мусорном баке номер пятьсот в районе Гастингс обнаружен труп… Скверный район: проституция, наркотики, насилие, перестрелки!

Труп в этом районе мог появиться в результате бандитских разборок или передозировки наркотиков.

Да какая, в сущности, разница?

Одри старалась не думать о том, как сама она зачерствела. Ее уже не поражало безразличие оставшихся в живых. Она насмотрелась матерей, не проявлявших особого горя при известии о гибели сыновей. Наверное, такие сыновья живыми были не намного лучше мертвых. Матери в Гастингсе редко пытались оправдать своих сыновей. Они не питали по отношению к ним особых иллюзий.

Узнав, что за ней заедет Рой Багби, назначенный ее напарником в этом деле, Одри поморщилась. Как ни старалась, она не могла побороть неприязни к этому человеку, хотя и считала, что это не по-христиански.

Бесшумно одеваясь в гостиной, Одри повторяла свои любимые слова из послания апостола Павла: «Бог же терпения и утешения да дарует вам быть в единомыслии между собою, по учению Христа Иисуса, дабы вы единодушно, едиными устами славили Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа. Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию». [21]

Одри нравились эти слова, хотя она и чувствовала, что понимает их не до конца. Впрочем, уже сейчас ей было ясно, что сначала Господь учит нас тому, что такое настоящее утешение и настоящее терпение, а уж потом наделяет ими наши сердца. Лишь постоянно повторяя про себя эти слова, Одри могла не потерять присутствия духа, когда Леон впадал в депрессию и беспробудно пил. Одри хотела к концу текущего года перечитать всю Библию, но ее постоянно дергали по работе, и она уже не надеялась осуществить задуманное.

Рой Багби работал детективом в одном отделе с Одри и по какой-то непонятной причине испытывал к ней глубокую неприязнь, хотя и был с ней практически незнаком. Багби знал лишь, как она выглядит, какого она пола и какого цвета у нее кожа, но этого хватало, чтобы он умудрялся подобрать для нее слова, обижавшие ее почти так же глубоко, как некоторые фразы Леона.

Одри собралась. При ней был ее «ЗИГ-Зауэр», [22] наручники, карточки с гражданскими правами задержанных, всевозможные бланки и рация. В ожидании напарника Одри уселась в любимое мягкое кресло Леона и открыла было старую, принадлежавшую еще ее матери Библию короля Якова [23] в кожаном переплете, но едва успела найти место, на котором остановилась, как к ее дому подкатил на служебном автомобиле детектив Багби.

Багби был крайне неряшлив. Его служебный автомобиль – роскошь, о которой Одри не могла пока и мечтать, – был завален пустыми банками из-под напитков и пакетами из-под чипсов. В нем стоял дух прогорклого растительного масла и вчерашнего табачного дыма.

Багби не поздоровался. Одри решила быть выше и сказала ему «доброе утро». Некоторое время царило неловкое молчание. Одри смотрела под ноги на полупустые тюбики с кетчупом, валявшиеся на полу, и горько сожалела о том, что не осмотрела сиденье, на которое села. Если Багби подсунул туда открытый тюбик, ее светло-синему деловому костюму конец!

На очередном светофоре Багби внезапно заговорил:

– Тебе ужасно повезло! – У Багби были жидкие прилизанные светлые волосы. Его брови были такими же светлыми, и на фоне его белесой кожи казалось, что их вообще нет.

– Повезло?

– Не с мужем, конечно! – хрипло расхохотался Багби. – Тебе повезло, что Оуэнс был в корягу пьян, когда до него дозвонился диспетчер. Если бы Оуэнс не нажрался, прислали бы его. А так, тебе повезло, и прислали меня.

– Вот как, – доброжелательным тоном проговорила Одри.

Когда она только-только пришла на работу в отдел, с ней разговаривали всего двое полицейских. Одним из них и был Оуэнс. Остальные ее просто не замечали. Одри с ними здоровалась, а они молча смотрели на нее, как на пустое место. Женского туалета в отделе, естественно, не было, – кто стал бы строить его для одной женщины! – и Одри пришлось ходить в мужской. Кто-то из полицейских все время старательно мочился на стульчак, чтобы ей было противно. Остальным детективам это казалось очень остроумным, и они потихоньку хвалили Багби, который это делал. Впрочем «милые шутки» Багби на этом не заканчивались, и в конце концов Одри пришлось ходить исключительно в туалет на первом этаже.

– Труп нашли в Гастингсе. В мусорном баке. В мешке для строительного мусора.

– Сколько он там пролежал?

– Откуда я знаю!.. Ты это, брось умничать!

– Постараюсь. А кто его нашел? Бездомные, копавшиеся в отходах?

– Мусорщик… И не распускай нюни, как в тот раз с негритенком. Или тебя быстро отстранят от дела. Я об этом позабочусь.

За несколько месяцев до того на руках у Одри умерла маленькая Тиффани Окинс. Ее отца, пристрелившего свою жену и ее любовника, скрутили, но до этого он успел выстрелить в свою дочь. Одри плакала навзрыд, глядя, как умирает хорошенькая девочка в розовой пижамке. Тиффани могла бы быть дочерью Одри, не способной иметь детей. Одри было не понять, как ярость может ослепить человека до такой степени, что он пойдет убивать не только бросившую его жену и ее любовника, но и собственную дочь.

При мысли об этом Одри пробормотала про себя: «…принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию».

– Обещаю держать себя в руках, – сказала она вслух.