Искатель. 1966. Выпуск №2, стр. 13
Митька благодарно взглянул на нее и тоже протянул смуглую, всю в цапинах, руку. Сунул жесткую ладошку лодочкой — и тут же потянул обратно.
— Счастливого пути, теть Симона. И спокойной работы…
Симона фыркнула, тряхнула головой и легонько щелкнула мальчика по носу:
— Заврался, братец. Спокойной… Приключени-ев! Прроисшестви-ев! Стрррашных притом. Космические пираты, абордаж, таран, гравитационные торпеды к бою!
— Все сразу? — невинно спросил Митька.
— Только так. — Симона оглянулась на Ираиду Васильевну, шедшую к мобилю, и неожиданно вдруг сказала: — И почаще вызывай маму… Длинный фон у нас освобождается после девяти.
Мальчик отступил на несколько шагов, стащил с головы синюю испанскую шапочку, и стал ею махать. Мобиль задрал вверх свой острый прозрачный нос и полез в небо.
II. ДОМОЙ, НА «АРАМИС»
Уже совсем стемнело, и сквозь дымчатое брюхо мобиля было видно, как медленно возникают и так же медленно отступают назад и растворяются цепи немерцающих земных огней.
— Аюрюпинская дуга, — сказала Симона, чтобы оборвать их бесконечный, не в первый раз начатый и не в первый раз кончающийся вот так, лишь бы кончить, разговор. — Значит, через двадцать минут Душанбинский космопорт.
— И все-таки, — упрямо продолжала Ираида Васильевна, — и все-таки разве вам не пришло в голову, что Митя ответил так только потому, что с ним говорили именно вы? Ведь во всех других вариантах со всеми остальными людьми на Земле — он ограничился бы элементарным ответом. Вы не учите его мыслить — вы учите его оригинальничать, и еще учите его выбирать людей, с которыми приятно пооригинальничать, и еще даете ему почувствовать вкус своего одобрения. Разве вы не знаете, как он ценит малейшее ваше расположение? Да в следующий раз он будет готов отрицать все на свете, лишь бы угодить вам.
Симона вдруг представила Митьку и себя сидящими нос к носу у бетонной стенки взлетной площадки. И Ираиду Васильевну, сиротливо стоящую как-то сбоку от них. «Ревнует она его ко мне, что ли? — неприязненно подумала Симона. — Ну и пусть, сама виновата». А Ираида Васильевна продолжала говорить, словно сейчас, здесь, в рейсовом мобиле, на подлете к Душанбинскому космопорту, можно было заставить Симону изменить свои взгляды на воспитание детей вообще, и Митьки в частности.
«Мы просто говорим на разных языках, — с тоской думала Симона, — «учет возраста», «логическое переосмысливание понятий в детском аспекте», бр-р-р… Ей кажется, что все учтено».
— Можно ли, — продолжала Ираида Васильевна, — пятикласснику объяснять особенности политического строя Америки? Мы с вами прекрасно понимаем, что пресловутый «кибернетический социализм» — это фикция. Но это ясно нам, знающим историю развития общества. А что вынес из беседы с вами Митя? Боюсь, что одно: недоверие к самому слову «социализм». Он не понял, что в Америке на самом деле доживает последняя стадия капитализма; для него теперь существует «хороший социализм» — какой был в нашей стране, и «плохой социализм» — как сейчас в Америке. Вот чего вы добились. А ведь через каких-нибудь два года он будет проходить все это в школе и ему немалых трудов будет стоить борьба с собственными неверными представлениями, которые складываются вот из таких случайных бесед.
Симоне вдруг стало мучительно жаль эту женщину, со всей ее формальной правотой, которая рано или поздно оттолкнет Митьку от нее.
— Да, наверное, вы правы, — примирительно сказала она. — У меня еще слишком свежи воспоминания о нашем нантском колледже. И знаете, о чем я мечтала в Митькином возрасте? Попасть на самый настоящий античный пир. Потанцевать на королевском балу. Представляете такую фантазию? — Симона прикрыла глаза неясно представила себе черного, обожженного Агеева, каким она впервые увидела его после катастрофы на этой чертовой голубой сигаре «Суар де Пари».
«Я знаю, что она мне сейчас возразит, и она будет, как всегда, формально права, права обидной правотой азбучных истин. А истина все равно будет не на моей, и не на ее, а на третьей, Митькиной стороне, потому что даже я, при всем желании, не могу до конца быть такой, как он, хотя мне все время кажется, что я еще мальчишка, первый озорник Нантского политехнического колледжа. А она сейчас авторитетно заявит, что…»
И действительно, Ираида Васильевна ответила, как ожидала Симона:
— Современная школа может воспитать полноценного и развитого ребенка, не ущемляя его тяги к самостоятельной романтике.
— Ну и хорошо, — устало отозвалась Симона. — Следовательно, нечего беспокоиться за судьбу мальчишки, даже если с нами случится какое-нибудь там чудо.
Ираида Васильевна наклонилась вниз и стала смотреть на быстро несшиеся навстречу игрушечные домики космопорта.
То, что эта большая, славная и не всегда тактичная в своей нерусской живости женщина назвала «каким нибудь чудом», случилось совсем недавно, каких-нибудь десять лет тому назад, с Митькиным отцом, и еще пройдет десять раз по десять лет, и каждый раз, когда вспомнится, вот так же захочется согнуться и спрятаться от всех от них, даже таких, как Симона, и остаться наедине со своей болью.
— Ну, вот и прилетели, — сказала Ираида Васильевна.
— Ага, — отозвалась Симона. — А вон там, в красном, — кажется, наша Ада.
Мобиль подрулил прямо, к длинному, похожему на пляжную раздевалху, зданию космопорта. Ираида Васильевна немножко задержалась, успокаиваясь, и неторопливо вышла на бетонированное поле.
Вокруг Симоны уже стояла небольшая толпа: голубые комбинезоны Международной службы Душанбинский космодром был предоставлен в ее расплряжение — вперемешку с пестрыми летними костюмами, — по всей вероятности, это уже собирались пассажиры, которые должны были лететь на «Первую Козырева».
Черная лохматая голова Симоны возвышалась над всеми, нередко в каком-нибудь затейливом жесте взлетали ее большие и легкие руки.
— Симона, здравствуй! — послышался звонкий девичий голос, и Ираида Васильевна увидела Аду, только она была не в красном, а в строгом светло-сером костюме.
Симона вскинула руку и, увидав подходящую Ираиду Васильевну, крикнула:
— Девочки, девочки, мы имеем начальника!
Ада обернулась и пошла навстречу Ираиде Васильевне, и тут же из толпы высунулась смуглая мордочка Паолы и улыбнулась так искренне и, как всегда, по-своему застенчиво, что чувство одиночества ушло, и Ираида Васильевна тихонько сказала: «Ну вот…» — как обычно говорят: «Ну вот я и дома».
Паола, в какой-то нелепой красной курточке, которая еще больше делала ее похожей на обезьянку, вприпрыжку побежала к Ираиде Васильевне, обгоняя Аду, и Симона тоже бросила Тимку и пошла к ним.
— Как славно, Паша, что ты с нами, — сказала Ираида Васильевна. — Только что ж ты не со своего космодрома?
— У нас будет ракета только в четверг, — сказала Паола и покраснела.
Все смотрели на Паолу и улыбались, потому что было ясно: к Земле подходит «Бригантина».
На «Первой Козырева» просидели полдня — Холяев, железный человек и бессменный начальник, никак не хотел выпускать их на одной патрульной ракете: ее грузоподъемность не превышала двухсот пятидесяти килограммов. Симона виновато притаилась в уголке салона, ибо не в первый раз всему виной были ее габариты. В конце концов она сама отправилась к Холяеву, чтобы найти компромиссное решение, и не прошло десяти минут, как она уже вернулась и объявила, что начальник разрешает взять не патрульную, а буксирную ракету, поэтому все поместятся и смогут сегодня же сменить персонал, замещавший их на время отпусков. Паола радовалась молча, потому что на носу был подход «Бригантины», и ей пришлось мчаться через океан, чтобы лететь с русскими. Симону, бывшую замужем за знаменитым Агеевым, она тоже считала русской. Симона тоже так считала, и только иногда, когда ловила себя на невольном: «эти русские», — вдруг не то чтобы огорчалась, а скорее удивлялась.