Под маской скромности, стр. 45
– А теперь послушай меня, мистер Дункан…
Джеймс с отвращением помотал головой:
– Моя фамилия не Дункан! Вот как мерзко я поступил. Ты даже не знаешь моего настоящего имени!
– Зато я знаю свое, и моя фамилия – Бертон. Я член могущественной семьи. Я – кузина Алекса Маршалла, лорда Стэнтона, одного из самых богатых, самых влиятельных людей королевства.
– Не напоминай мне об этом!
– И я богата, у меня есть свое состояние, и мне глубоко плевать, как ты зарабатываешь деньги. И если ты захочешь, можешь больше никогда в жизни не работать. Так что если ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки и смотреть, как продолжается эта несправедливость, советую хорошенько подумать еще раз.
– Ты не можешь мне помочь! – взревел Джеймс. – Если ты кому-нибудь скажешь хоть слово, меня тут же возьмут под стражу. И если не казнят немедленно, то отправят обратно! Говорю тебе – я не поеду, я лучше покончу с собой!
– Джеймс, о, Джеймс, дорогой мой муж. – Ребекка пересела к нему на колени. Странно, как встреча с ним так сильно изменила ее. Ребекке казалось, что она всегда была вместе с Джеймсом, словно каждый ее шаг постепенно вел к нему, и она не могла представить себе жизни без него. – Я не оставлю тебя, – пробормотала она.
– Оставишь! Ты должна.
– Мы уедем в Шотландию, как и собирались. Мы отправимся сразу же, как только достаточно рассветет.
– Позволь выразиться яснее: я не разрешаю тебе оставаться здесь.
– Позволь и мне выразиться яснее: я люблю тебя, Джеймс, кем бы ты ни был.
– Ты не можешь любить меня, – безрадостно сказал Джеймс, – потому что меня не за что любить!
– Единая плоть, Джеймс, помнишь? Мы больше не два отдельных человека. Мы – одно целое. Ты и Господь сделали это, и я не желаю, чтобы стало по-другому.
– Ребекка. – Он потер лицо рукой и выглядел при этом изнуренным и несчастным. – Ты сама не знаешь, что говоришь. Ты ведешь себя как сумасшедшая.
– Никогда еще я не мыслила так здраво. – Ребекка встала и заставила подняться Джеймса. – Пошли в постель. Я считаю это моей первой брачной ночью, и до рассвета у нас есть еще несколько часов для наслаждения. Я твердо намерена вернуться из Шотландии беременной, поэтому тебе придется потрудиться.
– Ты сошла с ума, – пробурчал Джеймс.
– Так и есть, – согласилась Ребекка, чувствуя себя настроенной воинственно и весьма опасно. – Я сошла с ума – ради тебя.
Она отвела Джеймса в соседнюю комнату, легла и потянула его к себе.
Глава 18
– Да где же ты, окаянный муж!
Эллен допила вино, грохнула бокалом по комоду и посмотрела на часы. Час тридцать ночи. Время словно издевалось над ней, сообщая, как сейчас поздно и как долго она меряет шагами комнату, дожидаясь, когда же он появится, чтобы они смогли завершить процедуру бракосочетания.
Похожие на пещеру покои графини устрашали. Малейший звук эхом отражался от потолка, подчеркивая, что она стала еще более одинокой, чем когда-либо раньше. Эллен на цыпочках подошла к двери, отделявшей ее спальню от спальни Алекса, и приложила к ней ухо, однако с другой стороны не доносилось ни звука.
Он все еще не вернулся, этот мошенник! Очевидно, ему и заботы нет, что это омерзительное дело нужно довести до конца!
О, зачем она согласилась на это? Нужно было отказаться, швырнуть его презренное, неискреннее предложение ему в лицо и убраться из его дома и его жизни. Вот что она должна была сделать! Вот что она сделала бы, имей она хоть каплю здравого смысла и денег в кошельке немного больше, чем пару фунтов.
Какая она трусиха! Какая робкая дура! Ей было так стыдно наткнуться на Ребекку, так страшно встретиться с кем-нибудь из слуг, что она, униженная, час за часом сидела, съежившись, в своей комнате, пока не постучала экономка и не сообщила, что Алекс и викарий ждут ее в библиотеке.
Если бы у Эллен сохранилась хоть капля надежды на то, что Джеймс за ней все-таки приедет, она бы выбрала другое решение, но он так и не появился. Без единой мысли в голове, ни в чем не уверенная, она спустилась по лестнице на собственное бракосочетание и совершенно механически произнесла все положенные обеты, пока остальные распоряжались, куда ей встать и что говорить.
Викарий, между прочим, не дурак. Он ушел сразу после церемонии. И счастливый жених тоже. Сразу после финального «согласен» Алекс исчез, и больше его не видели. Эллен представления не имела, куда он пошел и когда вернется – если вообще вернется! Может быть, мысль о том, что теперь он женат, оказалась для него настолько невыносимой, что он помчался в доки и сел на первый попавшийся корабль. Может, утопился в Темзе. Может, ищет утешения в публичном доме или со своей любовницей – их у него наверняка много.
Какое жульничество! Какая пародия! Мучительный день оказался фальшивкой, превратился в насмешку над тем прекрасным, чем должно быть святое супружество. И все-таки пусть она дурочка, но она продолжала ждать, что Алекс вернется и они вместе! пройдут через это испытание. Скоро вся прислуга будет знать, что Алекс не остался с ней в первую брачную ночь. Эллен никогда не простит ему этого оскорбительного пренебрежения.
Большие часы в холле пробили четверть часа, насмешливо напоминая, что рассвет уже совсем скоро.
Ладно же, она сполна испила свою чашу раболепия и подобострастия, а также жалости к себе. Теперь она графиня и жена очень богатого человека. Утром она уйдет с упакованной сумкой, высоко подняв голову. Она поставит в неудобное положение его, поселившись в гостинице, и будет сообщать об этом любому, кто поинтересуется, почему именно она там живет. Чтобы решить свои дела и потребовать денежное содержание, она наймет юриста и выставит своему мужу счет! Ха! Она ему покажет! А потом переедет в уединенное место в деревне, где Алекс никогда ее не отыщет.
А он со своей непомерной гордостью, и холостяцкими привычками, и толпой любовниц может повеситься!
Эллен сорвала с себя платье и направилась к кровати. Ругаясь вслух, она забралась на гигантский матрац. Какого черта… да ей лестница нужна, чтобы залезть на эту мебель! Что за экстравагантный и расточительный человек мог приобрести подобное чудище? Размеры и роскошь кровати только подчеркивали, насколько Эллен тут не к месту, насколько она чужая во всей этой кутерьме. Она понятия не имеет, что значит быть женой графа.
Она сумасшедшая! Буйная, гогочущая, воющая сумасшедшая!
Эллен со злостью взбила подушки и попыталась расслабиться, но не могла устроиться удобно. Мысли окончательно перепутались, а тело было напряжено.
Эллен лежала, одеревенев от бешенства, и смотрела в потолок, когда внезапно с грохотом распахнулась дверь в комнату Алекса.
Услышав шум, Эллен приподнялась и увидела, что он стоит на пороге. Ее пронзила радостная дрожь – несмотря ни на что, он хочет ее! – но Эллен подавила эту радость.
Алекс смотрел на нее, словно не в силах вспомнить, кто она такая и почему лежит в постели графини. Он был зол, даже более сердит, чем она сама, и этот гнев изливался волнами. Эллен казалось, что ее придавливает этим гневом, как кирпичами, падающими со стены.
Алекс был без галстука и без сюртука, в расстегнутой рубашке с закатанными рукавами, обнажавшими мускулистые руки. Он шагнул к постели. От него пахло табаком, спиртным и дешевыми духами, и Эллен живо представила себе, где он был и чем, вероятно, занимался.
Она почувствовала себя жестоко уязвленной, хотя и не понимала, с какой стати. Ему наплевать на нее, а ей – на него. Они всего лишь два незнакомца, оказавшихся вместе в отвратительных обстоятельствах, как люди, выжившие в перевернувшейся карете. Какое ей дело до того, что он развлекался с кем-то в их первую брачную ночь? Какое ей дело, если он даже унизит ее и опозорит на весь Лондон? Она все равно собирается уехать, и, если ей очень повезет, они больше никогда не увидятся.
– Уходи, – сказала Эллен.
– Нет.
Его упрямство не удивляло. В их запутанных отношениях он всегда врывался туда, где его не хотели видеть. У них не было середины, не было легкого, непринужденного ритма, только сильные всплески эмоций и упорная борьба двух воль и решимостей. Эллен измучилась – слишком много сил требовалось просто для того, чтобы находиться рядом с ним. Если бы она оказалась достаточно глупой и осталась – чего ни за что не произойдет! – она бы раньше времени состарилась и внезапно умерла от истощения, слишком много страстей оба они порождали.