Парижское Танго, стр. 42

Все жители деревни проводили их и пожелали удачи. Через несколько месяцев только две из них вернулись домой.

— А где же третья? — потребовали ответа сельчане.

— Она осталась в Париже для дальнейшего обучения.

— Как так?

— Она завалила французский устный!

Однако, я отклоняюсь от темы. Наша идиллия на острове скоро пришла к концу, и мы с Ларри на машине, взятой напрокат, отправились на север.

Покидая паром, мы бросили прощальный взгляд на остров… угрюмый, скалистый Лас-Вегас на Адриатике, принадлежащий коммунистам, управляемый капиталистами и посещаемый первоклассными игроками со всего света. Странное сочетание, которое никогда не ставилось под сомнение местными жителями… добрыми, приятными людьми, которые казались довольными и счастливыми своим местом в жизни.

Это был большой праздник. Странный, но хороший. В то время, как Ларри вел машину на север, я подумала, а не предложить ли сделать небольшой крюк с заездом в Монтенегро. Затем я взглянула на свой расцарапанный локоть и решила не возникать!

Мы все дальше углублялись на север, возвращаясь в Италию, — вначале в древнюю и красочную Верону (где можно увидеть подлинные дома семейств Ромео и Джульетты), а затем в Милан.

Мы с Ларри провели несколько дней в Милане, где в то время жила моя прелестная подруга Фиона. Времени на обстоятельное знакомство с городом не оставалось, поэтому я решила вернуться одна позднее.

А сейчас мы направлялись в Швейцарию.

26. КСАВЬЕРА ПОДНИМАЕТСЯ В АЛЬПЫ

Помните великолепный фильм Орсона Уэллса и Джозефа Коттона «Третий мужчина»? Помимо всей этой цитровой музыки я отлично помню персонажа по имени Гарри Лайм, который обронил следующую остроту: «Швейцария существовала вечность… и все, что она когда-либо произвела на свет стоящего, это часы с кукушкой!».

Грубовато, но в высказывании имеется зерно истины. Подобно голландцам, швейцарцы вялы и флегматичны; они не случайно стали мировыми банкирами. Хотя в этом есть свои преимущества и недостатки. Швейцарцы предприимчивы, бережливы и испытывают почтительное уважение к закону, как бы мелочен он не был. А это, в свою очередь, приводит к определенному отсутствию «божьей искры» в мышлении.

Однако выше сказанное с лихвой компенсируется почти вылизанной чистотой страны и полным отсутствием политических беспорядков, которые время от времени на части раздирают другие европейские страны.

Поэтому, когда Ларри и я вынырнули из туннеля под Мон-Бланшем по пути из Милана в Цюрих в той же самой нанятой нами машине, мы очутились в совершенно ином мире. Впереди нас ожидала встреча с народом, обладающим спокойным темпераментом, мягкими манерами и цветущим, здоровым видом.

Девушки были опрятны, милы и все еще носили мини-юбки, открывающие их стройные, бронзовые от загара ноги; их пышущий здоровьем вид говорил о том, что они много времени проводили на открытом воздухе. Немногие из них были толстушками, отличались слишком пухлым бюстом или задом, столь характерными для большинства женщин в Италии… Швейцарские мужчины в большей степени джентльмены, чем их южные коллеги, но не так очаровательны и не бывают столь же счастливы, когда им удается ущипнуть или потискать бабенку, должна я сказать.

Город Цюрих светлый и чистый, с кружащим голову горным воздухом, который переполняет его широкие, красивые улицы. Магазины великолепны, а цены, особенно на кожаные изделия и часы всех видов и типов, чрезвычайно благоразумны. Однако, магазины женской одежды принадлежат богатым старым матронам и в них отсутствует изюминка.

После нескольких быстро пролетевших в Цюрихе дней Ларри предстояло вернуться в Штаты. Честно говоря, я была счастлива снова очутиться одна, свободная как птица. Весь мир принадлежал мне. Со времен Югославии мы были на ножах с Ларри, и я почувствовала, что мы по-настоящему начинаем расходиться в разные стороны.

Я имела экспериментальную встречу с Джиорджио, швейцарским приятелем, когда Ларри еще находился здесь, и это привело к безобразной ссоре. Но когда Ларри уехал, я позвонила еще одному швейцарскому знакомому, и он, подумав, сказал, что сможет провести со мной некоторое время. Однако, оставались еще один или два дня пребывания в Цюрихе, поэтому я объездила прекрасные озера в окрестностях города, беспечно наслаждаясь свободой, как повсюду играющие на гитарах хиппи, не такие, правда, грязные, как их американские братья и сестры; некоторые из них пытались заработать доллар-другой, продавая свои поделки у обочины дорог.

Я ненадолго задумалась о том, как хорошо пожить здесь по-туземному, наедине с природой, однако, я отлично знала, что такое роскошь и слишком сильно к ней привязалась. Кроме того, я жила ожиданием будущей встречи с Андреасом, швейцарским банкиром, с которым познакомилась в Сен-Тропезе.

Он был очень высокого роста — около шести футов и трех дюймов — широкоплечий, хорошего сложения, лет сорока. Через его руки проходит большое количество денег для международных банков, поэтому он, как челнок, снует по всей Европе. У него голубые глаза, сравнительно длинный итальянский нос, он наполовину лыс — результат, как он считает, работы в море и ношения военной фуражки во время службы в армии.

Спокойный и исключительно приятный в общении, он обладает хорошим чувством юмора, но долгие годы работы в международном банковском деле превратили его в циника, никому не верящего на слово. Фактически, он оградил себя чем-то вроде стены, защищающей его. Но если вам удастся пробиться сквозь нее, с ним легко общаться. Тогда шрамы двух его неудачных браков становятся менее заметными.

Он женился первый раз в двадцать лет, а вторично, когда ему было тридцать два года, и каждый брак заканчивался разводом. Он все еще сохранял хорошие отношения со второй женой и очень близок с сыном и дочерью от первого брака.

В Андреасе чувствовался характер, который можно ожидать в человеке, связанным с этим странным миром больших денег. Однако, это не мешало ему оставаться страстным и необузданным любовником. Он занимался делами, как финансовыми, так и постельными, в своем, напоминающем дворец, доме в Мегеве, эксклюзивном и дорогостоящем курорте на французской стороне Альп.

Мы встретились в Сен-Тропезе и общались всего несколько дней. Кое-что о себе рассказал он, кое-что я выяснила сама. Он был богат, знал в совершенстве несколько языков и жил, не стесняя себя в средствах. Он любил все самое лучшее, потому что высокие цены и курортов, и отелей ограждают от компании обычной публики.

Андреас был знатоком женщин, литературы, искусства, музыки, горных вершин и лыжного спорта — пожалуй, его увлечения перечислены в правильном порядке. Он презирал попрошаек, авантюристов, и типов, сшивающихся на игорных площадках и пытающихся жить за чужой счет.

Чтобы убедиться в том, что назначенная у нас встреча состоится, я позвонила Андреасу накануне выезда из Цюриха.

— Андреас, это Ксавьера, — сказала я по-французски. — Я готова выехать.

— А, да, мадам, портфель для вашей тетушки. — Он принял меня за другую Ксавьеру. Или нет? — Я думаю, что несколько дней обсуждения этой проблемы в Мегеве лучше всего помогут принять решение. Вне стен офиса.

Он, несомненно, осторожничал. Имелись ли в его конторе подслушивающие устройства? Или же подслушивали телефонистки? Всегда осторожный Андреас предпочитал не рисковать.

— Я встречу вас в отеле «Президент» в Женеве, — сказал он мне.

— Туда ехать по меньшей мере три часа, — предупредила я.

— Отлично. Я встречу вас в шесть часов вечера. И спасибо за звонок.

Мой скромненький «фиат» устремился на юг со скоростью 150 км в час, со свистом оставляя позади весь транспорт, за исключением редко попадавшихся аристократических «мерседесов», «феррари» или «ягуаров». Внезапно на повороте я очутилась на двух колесах рядом с тысячефутовой пропастью. Я сбросила скорость, пользуясь тормозами, как меня учили; и управление машиной и то, как она меня слушалась, доставили мне удовольствие, которое я раньше никогда не испытывала в огромных американских машинах. Это была такая встряска, что когда я въехала на окраины Женевы, я ощущала себя чувственно возбужденной.