Бегство Квиллера, стр. 56

— Это их проблемы.

Последние отсветы дня покидали сад и лужайку; сад еще был на свету — несколько высоких кустов и цветущих деревьев, величественная магнолия, цветы которой напоминали бутоны лотоса, и по мере того, как садилось солнце, тени смягчались, густея под деревьями и около птичьего бассейна в центре газона.

— Где ты болтался? — Пепперидж. Он звонил мне утром, когда я был в Британском Верховном Комиссариате.

— Подвергался процедурам в кабинете физиотерапии.

— Расскажи мне о слежке.

— Пока еще я в ней не уверен. Вроде бы заметил одного из той банды, что крутилась возле гостиницы. Может, это признаки паранойи, но в любом случае я буду очень осторожен.

Его молчание показало, что он обеспокоен. Бог знает, что бы он выдал, узнай, где я был.

— Сообщи мне, — сказал он, — если снова увидишь их.

Я пообещал. Он приложил немало усилий, разыскивая мне это надежное убежище, и ему трудно было поверить, что его так быстро вычислили.

— На всякий случай, — посоветовал я ему, — держись от меня подальше. Я настаиваю. — Мое местопребывание нельзя было больше считать укрытием, потому что я сам взорвал его, показавшись на улице, а дальше события должны развиваться по нарастающей. Мне бы не хотелось, чтобы Пепперидж попал бы под наблюдение в первый же день. Если мне удастся живым и невредимым выбраться из этой заварушки, он мне еще понадобится. — Кстати, Шода в Сингапуре.

— Сайако сказала тебе?

— Да. — Он не удивился, и поэтому я спросил: — “Клоп” замолчал?

— Да. Но мы многое что уже узнали — думаю, его всунули в ее личный самолет.

Со всей доступной для меня небрежностью я обронил:

— Не стоит беспокоиться. — Теперь я знал, что он не собирался предупреждать меня о ее присутствии. Мне это понравилось: хорьку, уходящему от охотников, необходимо, чтобы его ограждали от лишних забот.

— А вы что здесь делаете? — спросила меня Тельма.

— У меня паранойя.

Свет меркнул с каждой минутой, и очертания предметов расплывались в темноте. Обитатели веранды потянулись на ужин.

— И в какой форме она проявляется? — спросила она меня.

— Мне кажется, что ко мне кто-то подкрадывается. Но только когда стемнеет.

На ужин подали свинину с гарниром под каким-то экзотическим названием “порк пад ки мяо”, но я не стал есть мясо, а только овощи. Протеин, который я ввел в свой организм в середине дня, уже внедрился в мышечную ткань, и теперь мне надо было что-то полегче — с острым соусом, чтобы разогреть кровь.

Рядом со мной сидел Дэвид Томас — зови меня Дэйв, отлично, почему бы и тебе не звать меня Марта, я не могу тут больше оставаться, я рассмешил его, но этот человек, потеряв в автокатастрофе жену и детей, заперся в гараже и включил двигатель.

— Ребята, да это блюдо горячо, как расплавленное железо, — возмутился он.

— Кровь будет лучше циркулировать.

Как явствует из отчета патологоанатома, содержимое желудка составляют кукуруза, побеги бамбука, зеленые бобы, лук и соус чили. Порк пад ки мяо.

Рехнуться можно.

— Кто?

— Он сказал, что его зовут Сингх. Сегодня в первой половине дня, проходя через холл, я слышал разговор двух врачей.

— Никогда не слышал о нем.

— Он тут новенький. Из Калькуттского университета.

— Администрация должна была бы представить его нам. Кокосовое мороженое.

— Как у тебя прошел день, — спросил меня Дэйв.

— Не могу жаловаться. А у тебя?

— О`кей. — Он не выпускал вилку из рук. — Тут есть парень, у которого жена выпрыгнула из окна, потому что они поссорились. Что ты об этом думаешь?

— С этого тебе стоило бы начать, Дейв. Найди кого-нибудь, кому еще хуже, чем тебе, и сможешь по-другому взглянуть на мир.

— То же говорит и доктор Израэль.

— Потрясающе. Значит, ты на верном пути. Потом я направился в комнату для игр и погонял шары на снукере, точнее, делал вид, что играю, бесцельно гоняя шары места на место и стараясь сбросить напряжение. Делать было все равно нечего, и я немного размялся на тренажере, разогрел мышцы.

Мне необходимо контролировать время и, конечно, наблюдать за людьми вокруг, включая и врачей в белых халатах, большинство из которых были англичанами, потому что они руководили клиникой, но тут работало и несколько китайцев, малайцев и парочка индусов.

— Пора в постельку?

Тельма. Мы столкнулись в одном из коридоров, и уже было около девяти часов — время отбоя.

— Туда я и направляюсь.

— Пусть вас ничего не беспокоит. Все тревоги только в вашем воображении.

— Это верно.

Я прошел через вращающуюся дверь и, спустившись с веранды, пересек лужайку, над которой стоял густой запах цветущей магнолии; я присел на гнутую железную скамейку, на которой мы с Тельмой сидели днем, и вот наконец пробило девять, и погасла основная иллюминация, кроме лампы на столе у дежурной, и газон погрузился в такую тьму, что со своего места я не видел даже бассейна для птиц.

25. Тишина

На небе была видна только россыпь звезд: Луна еще не вышла из-за восточного крыла здания. Сиял лишь Сириус, переливаясь всеми цветами радуги в волнах горячего воздуха, что поднимались от города.

По веранде то и дело ходили люди; но шаги их в обуви на резиновой подошве были почти не слышны. В поле зрения мелькнул чей-то силуэт, который обрел плотность, приблизившись к кругу света от лампы дежурной. Я сидел на краю веранды, и меня не было видно.

Что-то не то.

— Кто там?

Белый халат.

Я встал; движения мои были неторопливы, но рукой я надежно оперся о железную спинку стула, которая дала мне точку опоры, и теперь меня не так легко было бы сбить с ног.

— Джордан.

Он подошел поближе. Стетоскоп, планшет с записями, — один из врачей из отделения клинической патологии.

— О, добрый вечер. Дышите воздухом?

— Совершенно верно. — Он знал, что я имею право не находиться в своей палате и после отбоя.

— Прекрасные ароматы, не так ли? — Он поднял взгляд на цветущее дерево; его силуэт наполовину вырисовывался на фоне освещенного окна за спиной, и на него падали отсветы лампы неподалеку. Вполне нормальный человек по фамилии Хавкин. Мне представилась хорошая возможность воспринять его в роли возможного противника. — В этой время многие страдают от цветочной лихорадки. Дайте знать, если вдруг она будет вас беспокоить — у нас хватает антигистаминов.

Он отошел от меня, и я обратил внимание, что звук его шагов по траве почти не слышен.

На вечерней смене на вахте была Пегги, Пегги Митчел из приемного покоя; я видел ее через окно западного крыла здания, как и почти неразличимую фигуру стражника у ворот. По сути, охрана была далеко не самой строгой; пару раз мне довелось побывать в центральном холле, когда за конторкой никого не было, а двери были распахнуты в течение дня. И любой может воспользоваться входом рядом с кухней, как я и сам сделал. Наверно, всем это было известно — подавляющее большинство пациентов сами обратились в клинику.

Сириус уже висел над крышей психиатрического отделения в восточном крыле, меняя свой цвет с синевато-зеленого до рубинового; наблюдая за ним, я прислушивался к окружающим звукам, повернувшись правым ухом к веранде, чтобы сразу уловить любой звук с той стороны и сразу же проанализировать его левым полушарием; до меня доносились лишь приглушенные стенами отдаленные голоса. Двери на этой стороне закрыли несколько минут назад, и на веранде никого не было.

Я затаил дыхание, прислушиваясь.

Откуда-то сзади, за мной, раздался какой-то звук; он шел со стороны веранды, откуда-то издалека; это нога, подумал я, обо что-то споткнулась, но мне этого хватило, и я, отведя взгляд от Сириуса, начал прохаживаться, разминая мышцы. Я вышел к центру газона, и моя тень от лампы, светившей мне в спину, исчезла, слившись с окружающей темнотой. Я было решил…

Анализируй! И быстро — кто-то приближается, все ближе; это ноги — босые ноги?