Бегство Квиллера, стр. 47

Полковник Чоу обратился к ним на диалекте китайского; скорее всего он взял их из деревни. Но я не знал, в самом ли деле он контролировал их поведение или же считал, что они подчиняются ему; часть своей жизни он провел в мечтах и фантазиях, и отношение псов тоже могло быть оттуда. В определенной мере он был предсказуем даже меньше, чем лунатик; порой он не мог отличить реальность от бреда, от кошмаров.

— Та шин шоу иен! Пьен яо та!

Скорее всего, он сказал им, что я друг. Да — он положил руку мне на плечо, чтобы продемонстрировать им это, и у меня мелькнула бредовая идея, пока мы стоим в этой позе, кто-то попросит нас улыбнуться перед съемкой.

Но не похоже, чтобы ему удалось убедить эти отродья. Они чуть подались назад, но не разомкнули круг; опустив головы, они продолжали наблюдать за мной, глухо порыкивая; не обращай на них внимания, сказал я себе, вот долбаные псы, если навалятся все вместе, тут же сшибут с ног и прикончат, а единственный человек, который как-то еще может справиться с ними, то и дело слетает с катушек; я обривался потом, потому что у меня было только два выхода: или возвращаться и оставаться с ним, или же идти напролом сквозь строй собак и пусть будет, что будет.

— Они не нападут на вас, — сказал Чоу, снимая руку с моего плеча.

Меня обуяла чертовская гордыня и я не спросил у него, так ли он в этом уверен.

— Благодарю вас, семпай. — Сделав шесть шагов, я повернулся и отдал ему “рей” и снова повернулся, не глядя на псов, ибо таково основное правило — если ты смотришь им в глаза, они воспринимают твой взгляд как вызов, и это все, что им надо; так что я шел себе вперед, прислушиваясь к глухому ворчанию за спиной, которое становилось все громче, они разомкнули круг и поплелись за мной по пятам, а я шел себе, глядя прямо перед собой — какой тут прекрасный вид в окружении влажной буйной растительности, в переплетениях которой колыхалась голубоватая дымка, но этот вид ненадолго останется в памяти, если они примутся за кровавую разборку, эти псы, напоминающие акул, что кружат вокруг измученной жертвы, и стоит им только ощутить первый вкус крови, как они сходят с ума; вот так он себя и вел, полковник Чоу, когда, медленно поворачивая голову, прицеливался в меня глазом, пытаясь раз и навсегда понять, не предам ли я его, как только окажусь на пороге цивилизации…

“Та шин шоу-иен! Пьен яо та!”

Господи Иисусе, да что же такое он им тогда сказал, но теперь уже поздно ломать себе голову, потому что мне уже не повернуть назад, и оставалось только полагаться на карму, кис-мет, судьбу, называйте ее, черт побери, как хотите; я обливался потом, а эти создания продолжали следовать за мной, я слышал топотание их лап, но продолжал идти не оглядываясь, глядя прямо перед собой — тут такой прекрасный вид…

21. Матрац с горючкой

— С тобой все в порядке?

— Да.

— Где… — Она осеклась.

Жарко, как в аду, и душно. Трубка плавала у меня в руке.

— Послушай, ты кое-что можешь сделать для меня.

— Все, что угодно.

— Кто у вас дежурит на рации в Верховном Комиссариате?

— Очень милые ребята. Все мои друзья. Я прихлопнул москита на левой руке, после которого осталось пятнышко крови.

— Спроси у них, не могут ли они перехватывать передачи на частоте 416 мегагерц. Требуется знание камбоджийского языка.

— Попробую. Что за передачи?

— Шоды.

— Кого?

Связь была ненадежной; удивительно, что она вообще работала в этой Богом проклятой дыре.

Наступило молчание, после которого послышалось:

— Господи… Но с какой стати ей… ты хочешь сказать, что ей поставили подслушку?

— Да. Прямо у вас под носом.

— Понято. Я тут же начну действовать. Это все?

— Пока да.

— Ты хочешь сказать, чтобы поставили круглосуточное прослушивание, да?

— Да. — Я сам должен был подумать об этом, и то, что я отмахал сорок миль по жуткой жаре и в духоте, не могло служить мне извинением. — Да, нон-стоп.

— Хорошо. Мартин, как здорово, да? Как ты… впрочем, ладно. Это очень важно!

— Да. И теперь я могу что-то предпринимать.

— Ясно. Когда я увижу тебя… — она опять осеклась и потом добавила: — Береги себя.

В трубке наступило молчание.

Сколько же градусов? Просто поразительно, что эти чертовы москиты еще могут летать; вентилятор не работал: в последний раз, когда его включили, от влажности произошло короткое замыкание и потолок обуглился — привычное дело в таких местах.

Я снова вышел на оператора, дал ему номер и стал ждать.

За единственным запыленным окном открывался вид на улицу, на которой не было видно ни одной машины — только мулы, рикши и пешеходы, некоторые из них тащили на голове плетеные корзины, заполненные головками мака, тут все благоухало запахом мокрой мешковины, перемешанной с какой-то горечью; похоже, что тут недалеко проводили первоначальную очистку сырья, и лаборатория вроде бы размещалась в покосившемся ангаре из ржавого железа, с высокими окнами, в которых отражались лучи заходящего солила.

Ритмичные движения за стенкой ускорились, кто-то издал страстный стон: кровать стояла у стены и был слышен каждый скрип. Девушки все время попадались мне навстречу. “Хочешь девочку?” — “Нет, но, может быть, у вас есть что-нибудь от москитов?” — Емкость с жидкостью стояла на стойке, и я отлил себе немного.

Прозвучало слово по-китайски.

— Чен?

— Кто это? — По-английски.

— Джордан. Короткое молчание.

— Иисусе, ты еще жив?

— Послушай, Джонни. Тебя прослушивают.

— Ты хочешь сказать?..

— Тебе кто-то всунул электронную подслушку. “Клопа”. В трубке раздался легкий треск.

— Не может быть. Тут всегда кто-то есть. — Но чувствовалось, что он поражен.

— Могли подключиться к телефонной линии снаружи или врезать в стенку. Тебе надо как следует все проверить. Снова молчание.

— Ты уверен?

— Да.

— Как… — Он осекся, точно как Кэти, ибо понял, что, если я прав, то нас подслушивают и сейчас. — О`кей. Все ясно, я отключаюсь.

Я повесил трубку. Самое главное сделано. Первым делом надо было посадить человека прослушивать Шоду, контролировать ее связи. Затем надо было предупредить Чена, что я и сделал. Но я не смог попросить его вылететь за мной, если у него есть такая возможность, я не хотел, чтобы мою просьбу услышал кто-то еще. Через час я снова созвонился с Кэти.

Мой летный комбинезон превратился в лохмотья после прыжка и похода через джунгли; найдя поблизости магазинчик, заваленный джинсами, куртками, кимоно и рубашками, я провел тут немало времени, подбирая одежду, в которой нуждался, после чего, вернувшись в гостиницу, принял душ и переоделся, то и дело смахивая москитов с лица и рук: солнце спустилось в джунгли, и они обнаглели. Закрыв окно, я опустил тонкую выцветшую занавеску, оставил гореть лишь лампочку под потолком.

Кэти не оказалось дома, и, позвонив в Верховный Комиссариат, я наконец нашел ее там.

— Мы же все организовали, — сказала она.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда что-то в самом деле важное, я никогда не теряю времени. — В голосе ее звучало лишь удовлетворенное самолюбие, ни капли обиды. Она в самом деле сработала чертовски быстро.

— Я не сомневался.

— И я просто счастлива. Почему ты снова звонишь? С тобой все в порядке?

— Да, но ты должна еще кое-что сделать для меня. Позвони Джонни Чену и договорись с ним о встрече в здании Верховного Комиссариата. Внутри. Когда он явится, узнай, сможет ли он вылететь ко мне.

— Куда?

— Он знает.

Я не хотел, чтобы ее видели с Ченом, и не хотел, чтобы она знала, где я нахожусь. Кто подслушивал Джонни Чена, вполне возможно, он и следит за ним, и я не хотел, чтобы она засвечивалась.

— Хорошо, — сказала она.

— Скажи, пусть он проверится по дороге. Нет ли за ним хвоста. Если есть, скажи ему, пусть избавится от него, прежде чем заходить в здание. Если он не сможет оторваться, пусть не идет на встречу.