Красная книга сказок кота Мурлыки, стр. 15

Дельфина и Маринетта, бледные как полотно, дрожали от страха в ожидании ученого ветеринара. Ослику было так тяжело это видеть, что он доковылял кое-как до Маринетты и стал лизать ей руки. Он хотел попросить прощения и сказать что-нибудь ласковое, но от волнения не мог выговорить ни слова, глаза его наполнились слезами, и слезы закапали на портрет. Это были слезы дружбы. Едва они коснулись бумаги, как у ослика страшно закололо в правом боку, и через миг он уже твердо стоял на своих четырех ногах. Все сразу приободрились, и у девочек вновь зародилась надежда. Времени почти не оставалось: бричка была примерно в сотне метров от фермы, но селезень уже сообразил, что надо делать. Он схватил в клюв портрет лошади, быстро сунул ей под нос. Ура! На бумагу сразу упала слеза. Долго ждать не пришлось, лошадь стала расти на глазах, и не успели девочки сосчитать до десяти, как она обрела свои обычные размеры. Бричка была уже метрах в тридцати от ворот.

Волы, никогда не отличавшиеся особой чувствительностью, стояли над своими портретами и силились настроиться на печальный лад. Один из них как-то сумел прослезиться и стал видимым в тот самый момент, когда бричка въезжала во двор фермы. Девочки чуть не захлопали в ладоши, но селезень по-прежнему выглядел озабоченным. Ведь второй вол все еще не существовал. Он был преисполнен доброй воли, но слезы были не в его характере, никогда в жизни его не видели плачущим. Как он ни старался, как ни усердствовал, ему не удавалось выдавить из себя даже крохотной слезинки.

Надо было спешить, родители уже вылезали из брички. По приказу селезня пес побежал им навстречу, чтобы задержать их, и, приветствуя ветеринара, так бросился ему под ноги, что тот растянулся в пыли.

Родители забегали по двору в поисках дубинки, клянясь обломать ее о спину пса. Потом спохватились, что надо позаботиться о ветеринаре, и кинулись поднимать его и отряхивать. Все это заняло минут пять.

В это время на лужайке все с тревогой смотрели на рога невидимого вола. Он напрягался всем существом, но заплакать было выше его сил.

— Простите меня, — сказал он девочкам, — но я чувствую, что у меня ничего не выйдет.

Всех охватило уныние. Даже селезень пал духом. Только вол, уже обретший плоть и кровь, сохранял остатки хладнокровия. У него возникла мысль спеть своему товарищу песенку, которую они пели с ним вместе в те времена, когда были еще телятами. Песенка начиналась так:

Мотив был грустный и навевал меланхолию. Первый же куплет песенки оказал долгожданное действие. Рога слегка дрогнули. Несколько раз тяжело вздохнув, бедное животное выжало из одного глаза слезинку, но такую маленькую, что она даже не могла капнуть. К счастью, Дельфина заметила, как она блеснула, осторожно подцепила ее кисточкой и размазала по портрету. Вол сейчас же стал видимым и осязаемым. И как раз вовремя.

Родители, а с ними ветеринар уже появились на лужайке. При виде волов, осла на четырех ногах и лошади, красовавшейся в полный рост, все трое онемели от удивления. Ветеринар, который и так был не в духе от того, что упал, ехидно спросил:

— Так это и есть волы, которых не видно, осел без двух ног и лошадь размером с кролика? Как я погляжу, они не очень страдают от этих недугов.

— Уму непостижимо, — забормотали родители. — Только что в стойле…

— Вам это приснилось, или от слишком плотного обеда у вас помутилось в глазах. По-моему, медицинская помощь требуется не животным, а вам самим. Я лично не потерплю, чтобы меня беспокоили попусту. Да, да! Не потерплю!

Бедные родители, опустив голову, стали рассыпаться в извинениях, и ветеринар смягчился. Он сказал, глядя на Дельфину и Маринетту:

— На этот раз я вас прощаю, но только потому, что у вас такие хорошенькие дочки. На них достаточно один раз взглянуть и сразу видно, что они очень умненькие и послушные. Правда, девочки?

Дельфина и Маринетта покраснели до ушей и стояли, не смея слова вымолвить, а селезень, не растерявшись, ответил:

— Послушней их во всем свете не найти.

волы

Дельфина получила похвальный лист, а Маринетта почетную грамоту. Учитель расцеловал обеих сестер, стараясь не измять их нарядные платьица, а супрефект [1] в мундире, расшитом серебром, специально прибывший из города, произнес речь.

— Дорогие мои дети, — сказал он, — образование — вещь хорошая, и те, кто его не имеют, достойны сожаления. По счастью, к вам это не относится. Вот, например, здесь две девочки в розовых платьях, на их белокурых головках я вижу золотые короны. Это значит, что они хорошо поработали. Сегодня девочки вознаграждены за свои труды. И посмотрите на их родителей, они горды не меньше детей. Да, да… Вот еще что: взять, к примеру, меня, не хочу хвалиться, но если бы в свое время я не делал как следует уроки, то никогда не был бы супрефектом и не носил бы этого мундира. Вот почему надо прилежно учиться, а невеждам и лентяям внушать, что без образования не обойтись.

Супрефект поклонился, ученики спели песенку, и все разошлись. Вернувшись домой, Дельфина и Маринетта сменили свои выходные платьица на будничные. Но вместо того чтобы играть в лапту, в чехарду, в кошки-мышки или в дочки-матери, в классики или в прятки, они принялись обсуждать речь супрефекта. Им очень понравилась эта речь. Они даже расстроились, что под рукой нет ни одного невежды, которому можно было бы внушить, какие блага несет образование. Дельфина вздохнула.

— Только подумай! У нас два месяца каникул, два месяца, которые мы могли бы провести с большой пользой. Но что поделаешь? Никого нет…

В хлеву на их ферме было два вола одного роста и возраста, один белый, другой в рыжих пятнах. Волы — как туфли: их всегда бывает пара, потому и говорят — пара волов, Маринетта подошла сначала к Рыжему, погладила его и спросила:

— Послушай, вол, а ты не хочешь научиться читать?

Большой рыжий вол и отвечать не стал. Он решил, что это просто шутка.

— Образование — вещь хорошая! — поддержала сестренку Дельфина. — Нет ничего приятнее, сам увидишь, когда научишься читать…

Рыжий еще некоторое время двигал челюстями, пережевывая эту мысль, хотя у него уже было свое мнение на сей счет.

— Зачем мне учиться читать? Повозка моя, что ли, от этого станет легче? Что, мне еды больше дадут? Разумеется, нет. Стало быть, я буду надрываться попусту? Благодарю покорно, не такая уж я глупая скотина, как вы считаете, милые. Нет, учиться читать ни за что не буду, боже упаси!

— Подожди, — возразила Дельфина, — ты, Рыжий, рассуждаешь неразумно и даже не представляешь себе, сколько теряешь! Подумай только!..

— Все обдумано, красавицы, я отказываюсь. Вот если бы вы предложили мне учиться играть, тогда дело другое.

Маринетта, которая была не только посветлее, чем сестра, но и умом поживее, заявила, что тем хуже для него, пусть прозябает в невежестве и на всю жизнь останется дурным волом.