Тельняшка — моряцкая рубашка. Повести, стр. 78
— Ах, это ты?!
Володя молчал. Подумал: «Куда это она среди ночи?»
Он был отходчив, и злость на эту женщину уже не душила его. Просто у него было неприятное чувство, какое бывает, когда вдруг под ногами окажется жаба или прошмыгнёт гадюка. Володя хотел подойти к выходной двери, но Ольга Олеговна взяла его за рукав:
— Погоди, Володечка. Ну что ты так на меня окрысился?
— Оставьте! — Володя хотел высвободить свой рукав, но соседка держала его крепко.
— Ты погоди, погоди. Ведь всё равно на улице комендантский час. Вот и мне ещё ждать и ждать. Я что, разбудила тебя? Нечаянно так получилось, а хотела увязать всё это как можно тише…
Володя всё-таки высвободил свой рукав, но Ольга Олеговна и тут не пустила его, став у самой двери:
— Куда же ты, Володечка, тебя же патруль сцапает?..
— А вы куда?
— Я?! Нет, нет, я не уезжаю. И комната остаётся за мной. Я заявила домоуправу. Я просто на дачу. Там спокойнее. Наломаю веток, затоплю «буржуйку»…
Дальше Володя не слышал — он был уже на улице. «Дача, — думал он, — там спокойнее…» Она как-то говорила, что дача по Белорусской дороге. Какое же там спокойствие? Фронт совсем рядом. Передовая. А за ней немцы. Он как бы разговаривал сам с собой. Спрашивал и сам отвечал: «Зачем же она туда, к немцам?.. А вот и затем, что к немцам. К ним-то ей и надо… Ну и чёрт с ней… Не до неё теперь. Как там с Мишей?»
НА МЕСТО ДРУГА
Сейчас Володе было не до Ольги Олеговны. Он думал о том, как бы не встретить ночной патруль.
Под ногами поскрипывал белый наст, а вокруг была глушь и тишина, пустая снежно-лунная улица.
«Только бы не встретить ночной патруль», — думал Володя.
У него не было ночного пропуска, и он знал, что патруль неумолим: заберут до выяснения личности, а ему надо было сейчас, сегодня, немедля попасть на завод.
Ветер бросал ему в лицо твёрдый, колючий снег, холод бежал по ногам, по спине, залезал под ворот, кусал за уши, заставлял слезиться глаза. Но Володя как бы не ощущал этого. Он бежал. И такое безмолвие стояло вокруг, что мальчик слышал, как колотится сердце от страшной мысли о Мише и оттого ещё, что его может задержать патруль и он не только в эту ночь не попадёт на завод, но опоздает и к утренней смене, а то, может быть, его просто прогонят, скажут: «Куда пришёл? Это не твой цех. Иди-ка, откуда явился».
«Кто скажет? Лисунов. Не скажет он такое… А кто сказал: «А ну, малышня, марш домой! Теперь засекли — приметят ещё. Вас тут не хватало…» Лисунов сказал. Ну и что? А бомбёжки нет. И станок Мишкин стоит. И сам Лисунов там. Нет, он не прогонит…»
Володе всегда казалось, что если он когда-нибудь крепко полюбит, то обязательно какого-нибудь рыцаря, героя, а ведь полюбил обыкновенного человека.
Тяжела была в ту ночь дорога на завод. Электричка уже не ходила, а если бы и ходила, соваться в неё без ночного пропуска было рискованно.
Какую-то часть пути Володю подвезли на грузовике с налепленным на ветровое стекло пропуском. Бородатый шофёр показался Володе стариком. Шофёр этот Володю спросил только:
— Ночник?
— Ага, — сказал Володя. Он понял, что шофёр спрашивает о ночной смене.
Доехали до первых сосен, а дальше Володя пошёл пешком наискосок через лес. Шёл он быстро, не чувствуя времени, и дошёл как-то совсем неожиданно, вдруг.
Вот уже перед Володей широкие заводские ворота, раскрытая дверь проходной, и сквозь вторую дверь тамбура снежный двор.
«Как блестит снег под луной! — Володя прикрыл ладонью глаза, как козырьком. — Ну, прямо слепит. От луны никакое затемнение не поможет…»
Он шёл быстро, может быть, для того, чтобы согреться, а может быть, так, как обычно идут люди, когда они неудержимо стремятся к цели.
Его остановил окрик:
— Куда?
— В цех, дяденька.
— «Дяденька»?! Ты что, правилов не знаешь? Пропуск!
Володя отстегнул клапанчики телогрейки и достал из-за пазухи пропуск. При этом он подумал: «Сойдёт. Все мы тут одинаковые — в телогрейках и ушанках. И пропуска замасленные один к одному. А цифру эту «3» или там «1» не разобрать. Пройду».
Пока охранник в длиннополом тулупе разглядывал пропуск, Володе виделся цех, Мишкин станок — холодный и безжизненный. Вот он включает рубильник, станок оживает, резцы приближаются к бешено вертящемуся металлу — секунда, нет, доля секунды, и запел станок, пошла, завилась стружка, и всё отчётливее и отчётливее возникала форма снарядного стакана…
Эти мечты прервал охрипший голос охранника:
— Это куда ж ты собрался?
— В токарный.
— А пропуск суёшь в слесарный.
— Ага.
— «Ага»! В токарный пропуска при себе не носят. Ты што: места своего не знаешь? Или придурка из себя строишь? А?
— Дяденька!
— Какой я тебе дяденька? Вот мы сейчас посмотрим, что ты за птица.
Он вынул маленький свисток и только поднёс его ко рту, как забили зенитки.
Охранник прошмыгнул в дверь проходной и захлопнул её перед Володей.
И снова повторилось то, что уже не раз видел и слышал Володя: пунктиры трассирующих пуль, разрывы снарядов в небе, точно цветная капуста, слепящие кинжалы прожекторов, и в них серебристые комары-самолёты.
«Хоть бы один задымил, хоть бы один! — думал Володя. — Они же теперь будут бомбить прицельно. А там, в цехах, Лисунов и ещё сотни, а может быть, тысячи…»
В эти мгновения он совсем не думал о том, что там, то есть здесь, и он, Володя. Ведь если будут бомбить завод, то пять метров проходной не защитят его от бомбы.
Слушая всё более частое буханье зениток, он повторял про себя одно, как заклинание: «Ну попадите! Миленькие вы мои, попадите, сбейте! Пусть загорится, пусть упадёт!»
В это мгновение Володю сильно ударило в грудь и ослепило. Он инстинктивно зажмурил глаза, а открыл их, сидя в снегу. Теперь всё вокруг было красным: снег, завод, небо — всё. И в этом красном небе в скрещении двух прожекторных сабель задымило — сначала чуть-чуть, но тут же дым этот пошёл к земле чёрной точкой с большим курчавым траурным шлейфом.
Он поднялся и увидел, что горит не завод, а что-то такое за ним, где роща, где он с мамой и Натой видели белочку и бельчонка.
Сбитый нашими зенитчиками, самолёт фашистов грохнулся где-то там, за рощей. Володя услышал сначала взрыв, потом увидел яркую вспышку и дым, дым, дым… Чёрные курчавые пряди поползли так высоко, что серой пеленой задёрнули свет луны.
После грохота, яркого огня, рёва моторов и визжалок, которые фашисты приделывали к своим бомбам, чтобы нагнать побольше страха, стало вдруг сумеречно и тихо.
Открылась дверь проходной, в ней показался тот же охранник. За его спиной стоял человек, которого Володя разглядеть не смог. В руках охранника был Володин пропуск. Только сейчас Володя вспомнил, что охранник не вернул ему пропуск.
— А ну-ка, Ратиков, топай сюда!
Володя сделал два шага вперёд и подумал: «Отведут в комендатуру…»
Но вышло всё по-другому.