Янычар и Мадина, стр. 14

Мадина чувствовала, что вот-вот задохнется, она была вся в поту и извивалась как могла, пока не получила удар, от которого у нее перехватило дыхание. После этого она перестала сопротивляться и замерла, положившись на волю судьбы.

Глава VI

Мансур вернулся в казарму. Он был в бешенстве и в то же время не мог ничего сделать, поскольку понимал: ему не под силу изменить себя и свое сердце, внезапно ставшее совершенно иным, чем прежде.

А может, оно и было таким, просто он об этом не знал? Как не знал о том, где родился, кем были его родители. Он ничего не помнил, потому что был слишком мал, когда его разлучили с ними. Из него, как из глины, жестокие руки вылепили другого человека с новой судьбой. Его никогда не учили жалеть, прощать, любить. Только сражаться и убивать. И лишь сейчас он начал понимать, что это было противоестественно и неправильно.

Мансур сел и закрыл лицо руками, словно желая отгородиться от действительности. Подошел Бекир и положил руку на его плечо.

– Сегодня Джахангир-ага поссорился с эмином, Асфандияр-агой. Говорят, какой-то бешеный янычар пытался отбить черкешенку, которую эмин купил на рынке. Джахангир-ага заявил, что этого не может быть, и стоял на своем до конца. Да, Джахангир-ага суров и строг, но он хороший командир и умеет нас защищать.

– Почему ты всегда обо всем знаешь? – Прошептал Мансур.

– Потому что в этом городе даже камни имеют уши, – невозмутимо ответил Бекир.

– Значит, человек, купивший черкешенку, эмин?

– Именно. Там очень высокие стены, Мансур, и очень хорошая охрана!

– Что же мне делать? – Потерянно произнес янычар.

– Для начала тебе надо пойти и выпить с нами.

Ночные попойки в портовых тавернах и драки с моряками были неотъемлемой частью развлечений воинов янычарского корпуса. Обычно начальство закрывало на это глаза и давало янычарам возможность насладиться свободой и потратить жалованье. Солдаты не привыкли проводить время в бездействии, так пусть лучше истратят свой пыл в пьяных драках, чем устроят очередной бунт!

– Пророк запретил пить вино.

– Пророк запретил многое, но ты многое нарушаешь, просто не задумываешься об этом, – беспечно заметил Бекир и убежденно добавил: – Пусть он судит султанов, кади, [19] эминов и прочих господ, а мы – простые воины, наша жизнь коротка и трудна, и нас можно простить!

В некоторые периоды истории Османской империи янычарский корпус был очагом смут и орудием дворцовых группировок. Мансур согласился – ему хотелось забыться, во что бы то ни стало отбросить навязчивые мысли, скинуть с себя мучительное бремя душевных переживаний.

Солдаты двигались вперед беспорядочной, шумной толпой, бесцеремонно расталкивая прохожих, многие из которых заранее отскакивали в сторону – благо янычар можно было узнать издалека по высоким колпакам, с которых свисали длинные войлочные хвосты. Все побережье Галаты: [20] было застроено большими и маленькими тавернами и кабачками – выбирай любой! А там полно вина, табака и опиума!

Разлившийся над морем закат был великолепен: багрово-красный, пропитавший собой все вокруг, почти безумный в своей ослепительной яркости, он казался почти живым. На лице Мансура играли алые всполохи, но само лицо выглядело неподвижным, неживым. Молодой янычар понимал, что все пропало, он поневоле упустил единственную в жизни возможность приблизиться к тому, чего желал всем сердцем! Он помнил чистый, пламенный взгляд черкешенки: она его не узнала, она испугалась и вместе с тем понадеялась и поверила!

В таверне было много матросов; увидев воинов великого султана, они нехотя потеснились. Янычары еще не напились, потому вели себя мирно. Заказали «лучшее» вино, копченую говядину с чесноком, поджаренную на вертеле баранину и фаршированные рисом виноградные листья. Все это было с поклоном подано на огромном медном подносе. Янычары могли и не заплатить, но хозяину стоило молиться хотя бы о том, чтобы они не разнесли таверну в щепки.

Вопреки мусульманским обычаям, трапеза сопровождалась громкими разговорами и взрывами смеха. Потом, как водится, завязалась драка. Кто-то кого-то задел, кто-то обронил резкое слово. Сначала янычары дрались с матросами в таверне, потом вышли на улицу. Распаленный вином и отчаянием, Мансур сражался яростно и свирепо. Он выплескивал свое бессилие и злость, тогда как другие просто были рады помахать кулаками. Наконец признавшие поражение матросы разбежались кто куда, Бекир и другие янычары вернулись в таверну, дабы отпраздновать победу, а Мансур спустился к воде.

Угрюмо и грозно чернело море. Плавные волны, накатывающиеся на берег, казались зловещими и мертвыми. Тяжелый, теплый мрак ночи обволакивал со всех сторон, под ногами хрустели мелкие камешки.

Янычара мутило, перед глазами все плыло. Он не привык к вину, к тому же в драке получил внушительный удар по затылку. Мансур умылся, потом сел на камни и… провалился в темную бездну.

Очнулся он от озноба и еще от того, что камни больно впивались в тело. На краю небосвода возникла и медленно ширилась бледно-голубая полоска. Скоро рассвет. Мансуру казалось, что мысли разбегаются в разные стороны. Что произошло? Как долго он здесь лежит? Голова тупо ныла, тело, казалось, одеревенело. Мансур потер затылок – ладонь стала липкой от крови. Головной убор – отличительный знак и гордость янычара – он где-то потерял.

Мансур медленно поднялся и, пошатываясь, побрел по берегу. Он хотел подняться наверх, как вдруг увидел спускающихся к воде мужчин. Они тащили большой и по виду довольно тяжелый сверток. Один из них молчал, другой то и дело разражался проклятиями. Мансур не знал, что заставило его остановиться. Незнакомцы могли нести какие-то вещи, хотя, скорее всего, то был труп. Это не удивило и не возмутило Мансура. Мало ли преступлений совершается в таком городе, как Стамбул!

– Давай бросим на мелководье! – Сказал тот, который сыпал проклятиями. – Какая разница, все равно ее съедят рыбы!

– Нет, – твердо возразил другой. – Должно быть, ты плохо знаешь нашего господина. Он мог послать кого-то проследить за тем, как мы выполняем свою работу!

– Хороша работа! – Проворчал первый. – Ты полагаешь, мы творим праведное дело?

– Сейчас не время думать о спасении души. Давай поскорее избавимся от этого груза!

В это время сверток в их руках изогнулся, послышался сдавленный стон. Судя по размерам свертка и раздавшемуся голосу, негодяи собирались утопить женщину. Мансур пошел следом за мужчинами, на ходу вынимая саблю. Они не видели янычара и быстро шли вперед по огромному причалу. Кое-где на водной глади покачивались привязанные к столбам лодки, но кругом не было ни души.

Мансур тихо свистнул сквозь зубы, и мужчины резко обернулись. У обоих был испуганный, вороватый взгляд. Мансур молча показал им саблю, потом кивнул на мешок, который они только что опустили на землю. Он ожидал, что незнакомцы сдадутся или примут бой. Его устраивало и то, и другое. Он зарубил бы их с холодным сердцем и столь же спокойно мог дать им убежать.

Мужчины замерли. У одного из них был кинжал, но они, признав в Мансуре янычара, побоялись с ним связываться.

– Я вас отпущу, – сказал Мансур, – если вы отдадите мне вот это!

Он указал на сверток острием сабли.

Муса согласно кивнул и дернул Орхана за рукав. А тот вдруг с силой толкнул мешок ногой, и он с громким плеском разбил темное зеркало воды, а через мгновение скрылся в глубине.

Мансур тотчас прыгнул следом. Он не знал, глубоко там или нет, и не слишком надеялся на то, что ему удастся найти зашитую в мешок несчастную женщину и вытащить ее на берег. К счастью, молодой янычар набрал в легкие много воздуха и достаточно глубока нырнул. Ему повезло: он достал до самого дна и почти сразу наткнулся на что-то большое и мягкое. Хотя в воде тело весило значительно меньше, Мансур понял, что не сможет его вытащить, не освободив от груза. Янычар вынул из-за пояса нож и рассек ткань. Булыжник вывалился в воду. Тогда Мансур поднял тело, вынырнул на поверхность и огляделся. Молодой воин решил отплыть подальше – негодяи могли поджидать его на причале.