Прорыв, стр. 25

— Ребята, покажу вам где и что, — заговорила она. — У нас чай с травками, с ромашкой есть, с чабрецом, со зверобоем, с малиной…

Она начала перебирать сухо шуршавшие стеклянные банки, показывая, где какой. Затем продемонстрировала сухие веники, тоже объяснив классификацию. Веники у них были и берёзовые, и особенно мной любимые дубовые. На каменке закипало ведро воды, куда я пару таких и опустил. Сейчас они там отмокнут, и этой же водой поддавать пару будем. Не знаю, как насчёт любителей использовать для такой цели квас и пиво, а по мне, так лучше дубового отвара и нет ничего.

Затем она тоже нам пожелала лёгкого пару, открыла дверь, пошла на улицу и вдруг вскрикнула. Через секунду я уже стоял рядом с ней, с автоматом в руках. Рядом была Татьяна.

— Ребят, а чего это он такой? — дрожащим голосом спросила Лидия.

На той стороне пруда стоял зомби. Какой-то подразложившийся мужичок в телогрейке, пропитанной запёкшейся кровью. Он увидел нас, но не бросился вперёд, а топтался на берегу пруда.

— Лидия Васильевна, не ваш? — спросил я. — Не узнаёте?

— Как это не узнаю? — даже возмутилась она. — Это Генка Сидоров, у нас на грузовике в колхозе работал. Его уже неделю не видели, с тех пор, как он в Подсолнечное уехал. А чего это он такой? Мертвяк?

— Не видели мертвяков? — удивился я.

— Не-э. Откуда? По телевизору только, — замотала головой Лидия Васильевна.

— Интересно… — удивился я. — У вас же вроде были здесь.

— Меня тогда не было, я только убитых видела.

Вот какая она, жизнь пейзанская. Вся Москва мертвяками сожрана, а тут их даже и не видели. Не зря, видать, говорят, что всё новое в Москву, а селу после столицы ничего и не достаётся.

— Что тебе интересно? — нервно спросила Танька. — Грохни его, пока он в воду не залез, а то придётся из пруда вылавливать. Я в пруд, где покойник плавает, в жизни не прыгну!

— А он к воде не подходит, смотри, — обратил я её внимание на новую деталь мертвецкого поведения.

Действительно, хоть зомби явно хотелось добраться до добычи, то есть до нас, он не лез в воду, и более того, это выглядело так, как будто он опасался её. Не то чтобы в панике бежал, но и лезть в пруд категорически не хотел.

— Слушай, он явно боится воды. Почему?

— Не знаю, — пожала плечами Татьяна. — Я вообще не видела, чтобы они хоть чего-нибудь боялись.

Мертвяк, словно его осенило, вдруг решительно пошёл, почти побежал, в обход пруда, явно собираясь добраться до нас.

— Я тоже так думал, а тут на тебе. Но видишь, сообразил, что к чему. Может, просто понимает, что в воде ходить не получится, — сказал я и повернулся к хозяйке: — Лидия Васильевна, стрельбы не боитесь?

— Боюсь. Но ты стреляй, ну его, — махнула она рукой. — Страшный он какой-то, аж мороз по спине.

Я вскинул «сто пятый», навёл точку коллиматорного прицела на голову мертвяка, взял маленькое упреждение и утопил спуск. Раскатисто треснул один выстрел, второй, мертвяк упал навзничь. Сзади послышались торопливые шаги, к нам подбежали Лёха с Викой, у обоих оружие в руках.

— Что случилось? — спросила Вика с ходу.

— Мертвяк из леса вышел, местный, — ответил я. — Они, похоже, к своим местам жительства все стремятся.

— Убрать бы его надо, а то будет тут идиллический пейзаж портить, — сказала Вика.

— Вы идите в баньку, а за ним подъедут, — сказала Лидия. — На выстрел народ прибежит, вот и скажу им, чтобы увезли его. Он холостой, только сестра здесь, вот ей и отнесут пусть. И батюшке скажем, отпевать надо.

Вот те раз! А ведь у меня и в мыслях не было его хоронить. И до этого ни разу не было. Зомби — они вроде как и в Африке зомби. Но одно дело в Москве и после, в Солнечногорске, когда все зомби, бросавшиеся на нас, были людьми незнакомыми, просто монстрами из фильма ужасов. А здесь, в деревне? Чуть ведь глупость не сделали. Такой косяк мог бы быть, что дальше некуда. Сейчас бы мы оттащили его куда-нибудь в сторонку и скинули в яму, а его односельчане нас бы отсюда на пенделях обратно до Москвы бы погнали. Слава богу, что Лидия здесь была. Меня аж в пот кинуло при мысли, как могли накосячить.

— Ну, раз сами людям скажете, то тогда мы париться пошли, — обрадованно объявил я.

— Идите, конечно, лёгкого вам пара.

Мы зашли в предбанник, начали раздеваться. Пахло распаренным веником, горячим деревом — банный дух.

— Чего задумался? — спросил Лёха.

— О двух вещах. Первая — мы чуть не накосячили, это ты заметил?

— Заметил, — сказал он. — Могло хреново закончиться.

Подхватив бадейку с распаренными вениками, я подошёл к двери в парную.

— А раз заметил и меня не предупредил, то мы с Танькой в парилку первые, — объявил я.

Александр Бурко

9 мая, понедельник, вечер

Сегодня с утра навалилась всякая текучка, то одна мелкая проблемка, то другая, даже пообедать не успел. К тому же Салеев сообщил, что возник некий, пока небольшой, конфликт с «союзными» военными, стоявшими в оцеплении вокруг города. Конфликт не принципиальный, скорее даже технический, но из таких, которые вырастают в большие проблемы, если сразу не разрешить. И разговаривать с кем-нибудь, кроме «Первого лица», оппоненты отказывались. Пришлось бросать все дела, нестись на своём «Тигре», сопровождаемом охраной, к развилке между окружной дорогой и Ленинградским шоссе, ведущим в город, и там битый час убеждать недовольного и злого майора-мотострелка, к тому же не желавшего ничего слушать.

К счастью, разобрались, а заодно и на будущее прикинули, что делать, чтобы в такие глупые ситуации не попадать. Едва закончил этот разговор, как на связь вышел Пасечник. Сообщил, что отряд Ерёменко, находившийся в командировке в Кировской области, не смог связаться с зоной в области Владимирской. Той самой, из которой вывезли Крапа — вора, способствовавшего установлению бандитской власти в тех глухих краях, а по совместительству ещё и их главного союзника. Причём Ерёменко предполагал худшее, что-то с их «передовым заслоном», контролировавшим единственный мост в нужном направлении, случилось худое. Со связи урки пока ни разу не пропадали, честно отрабатывая все полагающиеся сеансы.

Можно было бы на это плюнуть, всё равно особых успехов от них не ждали, рассчитывая больше на своих людей на подступах к Горькому-16, а заодно засаду на подмосковном Базаре, но Бурко занервничал. Сам не мог понять почему, словно предчувствие какое-то томило, вроде как полузабытая зубная боль оживилась. В конце концов он не выдержал, вызвал Салеева.

— Марат, «Аннушку» бы к полёту подготовить, — сказал он ему. — Надо крутануться над Владимирской областью.

— Может, проще с мигаловскими договориться? — чуть озадачился «министр обороны». — Они что посерьёзней и побыстрей предложить могут.

Целыми тремя «Аннушками» — бипланами Ан-2 — удалось разжиться на аэродроме в Змееве. Самолёты были, считай, новыми, после большой капиталки, и Центр наложил на них лапу. Даже Бурко, хоть и полный дилетант, сообразил, что именно за такими «кукурузниками» будущее: они и сесть могут на дорогу или на полянку, и взлететь пятачка хватает, и топливо расходуют экономно. А что летят медленно… а куда спешить? Договорились в Мигалове о стоянке, устроили получше в этой жизни экипажи с семьями, сыто и безопасно. И если требовалось теперь куда-нибудь быстро сгонять, особенно за пределы дальности вертолёта, эти зелёные тупорылые самолёты, трескучие, как швейные машинки, и прыгающие на воздушных ямах, оказались идеальным средством.

— Не надо с мигаловскими, — подумав, ответил Бурко. — Они за вылет мало не запросят. И вот ещё… Ребят возьмём толковых человека четыре, из моих. Если что не так — сядем на шоссе, сходим посмотреть.

— Есть, — ответил Марат. — Всё понял.

Пятнистый кургузый «Тигр» и угловатый «Выстрел» охраны сорвались с места и рванули на окраину Твери, к аэродрому, до которого от этого места езды было минут десять, не больше. Там пришлось ждать Салеева, появившегося примерно минут через сорок, причём вместе с Пасечником, который тоже решил слетать, ещё ожидать, пока экипаж подготовит машину к полёту — вылетов сегодня не ожидалось, но вскоре всё же взлетели.