Возмездие, стр. 1

Джиллиан Хоффман

Возмездие

Посвящается Ричу. Он любовь моей жизни и никогда во мне не сомневался.

Также посвящается Аманде и Катарине, которые всегда верили в меня.

Пролог

Как и обычно, Хлоя Ларсон страшно торопилась. У нее было всего десять минут, чтобы переодеться во что-нибудь подходящее для «Призрака оперы» — самого популярного спектакля на Бродвее в те дни, билеты на который распродавались за год, — накраситься и успеть на электричку, отходящую от станции Бейсайд в 18.52, а от ее дома до станции еще требовалось три минуты ехать на машине. Поэтому на самом деле у нее в распоряжении оставалось всего семь минут. Хлоя быстро просмотрела забитый одеждой шкаф, который собиралась разобрать еще прошлой зимой, и остановилась на черной крепдешиновой юбке, подходящем к ней пиджачке и розовой свободной блузке. Сжимая одной рукой туфлю, она пробормотала слово «Майкл» и стала судорожно отбрасывать в сторону туфлю за туфлей из кучи в нижней части шкафа. Наконец она нашла пару к лакированной кожаной лодочке.

Она поспешила по коридору в ванную, успев по пути надеть туфли на каблуках. «Все должно было идти по-другому», — подумала Хлоя. Расчесывая одной рукой растрепанные длинные светлые волосы, другой рукой она чистила зубы. Предполагалось, что она будет отдохнувшей и беззаботной, у нее слегка начнет кружиться голова от ожидания и предвкушения и ее ничто не станет отвлекать, когда ей наконец зададут вопрос, который положит конец всем расспросам. Никакой беготни почти без сна, никаких напряженных занятий и семинаров вместе с другими беспокойными людьми, когда в каждую ее мысль вторгался и каждую минуту на нее давил предстоящий экзамен на право занятия юридической практикой в штате Нью-Йорк. Хлоя выплюнула воду, которой полоскала рот, побрызгала на себя духами «Шанель № 5» и понеслась к входной двери. Четыре минуты. У нее есть четыре минуты. Если она не успеет на нужную электричку, то придется садиться на отходящую в 19.22, и тогда она, вероятно, опоздает к началу спектакля. Перед глазами промелькнул образ раздраженного, одетого с иголочки Майкла, ожидающего ее перед театром «Маджестик» с розой в руке, коробочкой в кармане и то и дело поглядывающего на часы.

«Все должно было идти по-другому, — опять подумала Хлоя. — Предполагалось, что я гораздо лучше подготовлюсь».

Она поспешила через двор к своей машине, по пути надевая серьги, которые успела схватить с прикроватной тумбочки в спальне. Хлоя спиной почувствовала на себе взгляд живущего на втором этаже странного соседа-затворника. Этот тяжелый взгляд настораживал ее. Сосед каждый день вот так смотрел на Хлою из своей гостиной — просто наблюдал, как она пересекает двор и отправляется в полный суеты мир жить своей жизнью. Она отделалась от неприятного ощущения, от которого даже возникал озноб, также быстро, как оно появилось, и забралась в машину. Времени думать о Марвине не было. Не было времени думать ни об экзамене, ни о лекциях, ни о семинарах. Следовало думать только об ответе на вопрос, который сегодня вечером ей определенно задаст Майкл.

Три минуты. У нее только три минуты, думала она, не реагируя на красный сигнал светофора на углу и едва успевая проскочить светофор на Северном бульваре.

Теперь, перепрыгивая через две ступеньки, Хлоя спешила на платформу, ее оглушал гудок электрички. Двери закрылись, как раз когда она благодарно махнула кондуктору за то, что ее подождали, и прошла в вагон. Она откинулась на спинку вспоротого красного винилового сиденья и отдышалась после последней пробежки от стоянки до лестницы и вверх по ступенькам. Электричка отошла от станции и направилась в Манхэттен.

«А теперь, Хлоя, просто расслабься и успокойся», — сказала она себе, глядя на Куинс [1], мимо которого они проезжали в спускающихся сумерках. Ведь сегодня, в конце концов, предстоит особенный вечер. В этом она не сомневалась.

Часть первая

Глава 1

Июнь 1988 года, Нью-Йорк

Начался ветер, и густые вечнозеленые кусты, скрывавшие его неподвижное тело, зашуршали и стали раскачиваться. На западе небо озарила вспышка молнии, потом зигзагообразные белые полосы сверкнули над ярким горизонтом Манхэттена. Больше сомнений не оставалось: пойдет дождь — и совсем скоро. Мужчина скрывался в густых зарослях кустов. Он передернул плечами, услышав раскаты грома. Ну только этого еще не хватало! Грозы, пока он сидит здесь и ждет, когда эта сука наконец вернется домой! В кустах, которые окружали многоквартирный дом, не было ветра, и ему стало очень жарко под тяжелой клоунской маской. У него складывалось впечатление, будто кожа плавится и сходит с лица. Гнилая листва и влажная земля пахли гораздо сильнее вечнозеленых кустов, и мужчина прилагал усилия, чтобы не дышать носом. Какое-то насекомое быстро пробежало у него за ухом, и он заставил себя прекратить думать о различных паразитах, которые ползали у него по телу, забирались в рукава и ботинки. Рукой в перчатке он нервно коснулся острого кривого лезвия.

В пустынном дворе не было заметно никаких признаков жизни. Стояла тишина, если не считать ветра, шумевшего наверху в ветвях дубов, а также постоянного гудения примерно дюжины кондиционеров, которые опасно нависали у него над головой. Густая высокая живая изгородь скрывала мужчину, и он знал, что даже из квартир, расположенных прямо над ним, его нельзя увидеть. Когда он встал и медленно двинулся сквозь кусты к ее окну, ковер из сорняков и гниющих листьев тихо заскрипел под ним.

Она не задернула шторы. Мерцание уличного фонаря проникало сквозь живую изгородь, и ее спальню разрезали тусклые полосы света. Внутри все было погружено во мрак и тишину. Она не убрала кровать, шкаф стоял открытым. Туфли на высоком каблуке, сандалии, футболки заполняли нижнюю часть шкафа. Рядом с телевизором, на заваленном туалетном столике, красовалась коллекция игрушечных медвежат. Дюжины черных глазок-бусинок смотрели на него, освещаемые янтарно-серебристым светом, проникающим сквозь окно. Мерцающий красным будильник показывал 00.33.

Его глаза точно знали, где искать. Он быстро осмотрел туалетный столик и облизал сухие губы. В открытом ящике виднелись сваленные кучей цветные лифчики и кружевные трусики.

Его рука потянулась к джинсам, и он почувствовал, как появляется желание. Взгляд быстро переместился к креслу-качалке, на которое она бросила белую кружевную ночную сорочку. Мужчина закрыл глаза, и его рука стала работать быстрее. Он вспоминал, как женщина выглядела прошлой ночью. Как вздымалась ее упругая налитая грудь, когда она трахала своего парня в этой прозрачной ночной сорочке. Как она с наслаждением откинула назад голову, как ее пухлые губы широко раскрылись от удовольствия... Она — плохая девочка, раз оставила шторы незадернутыми. Очень плохая. Рука стала двигаться еще быстрее. Теперь мужчина представлял длинные ноги в нейлоновых чулочках и туфлях на высоком каблуке из шкафа — и свои собственные руки, которые схватят ее ноги за черные каблуки, будут поднимать все выше, и выше, и выше и затем широко разведут, а она будет кричать. Вначале от страха, потом от удовольствия. Копна светлых волос веером раскинется по подушке, а ее руки будут крепко привязаны к спинке кровати. Прямо перед его губами окажутся кружева ее симпатичных розовых трусиков и густые светлые волосы там. М-м-м... Он с трудом сдержал стон и шумно выдохнул сквозь узкую прорезь маски с нарисованными ярко-красными губами. Он остановился, не достигнув пика наслаждения, и снова заглянул в окно. Дверь в ее спальню оказалась открытой, и он видел, что остальная часть квартиры пуста и погружена во тьму. Мужчина вернулся в кусты. У него по лицу тек пот, резина плотно присосалась к коже. Гром снова прогрохотал, и он почувствовал, как возбуждение оставляет его.