Храм Фортуны II, стр. 91

Тир был взят, но стоило это очень дорого. По приказу своего царя надрывно трудились тысячи солдат и согнанных рабов, пока не насыпали высокую дамбу, которая соединила скалистый остров, на котором стоял Тир, с берегом. Это было началом конца города.

По дамбе тараны, катапульты и баллисты были подведены непосредственно к стенам, и страшные машины принялись крушить неприступные укрепления, обрушивая на город и его жителей огромные камни и бревна.

Несмотря на это, защитники Тира продолжали героически сопротивляться, отражая штурм за штурмом. А когда войска македонцев все же вошли в непокорный город, жители, с отчаянием обреченных, сражались за каждую улицу, за каждый дом, за каждую комнату.

Они проиграли, но не сдались.

Взбешенный Александр, который из-за упрямства тирийцев вынужден был надолго прервать свой грандиозный поход, не простил им этого. Меры были приняты суровые.

Тридцать тысяч жителей города были проданы в рабство, а две тысячи тех, которых схватили с оружием в руках, украсили собой деревянные кресты, установленные по обе стороны от дамбы на песчаном берегу.

Справедливости ради надо отметить, правда, что эта варварская казнь была изобретена самими финикиянами и Александр, считавший себя носителем гуманистической культуры эллинов, воспользовался ею лишь будучи в крайне расстроенных чувствах.

Но вот прошло время, пьянство и лихорадка отправили в Подземное царство великого завоевателя из рода Аргеадов, и начали тирийцы потихоньку возвращаться в родные места.

Город отстраивался, обновлялся и снова богател. Бывали периоды, когда Тир даже получал относительную независимость и автономию по воле новых хозяев.

Но прежнего величия он уже не достиг никогда. Ведь исчезло главное преимущество — Тир уже не был островом.

Дамба, насыпанная македонскими солдатами, осталась на века, а с течением времени даже стала еще крепче и разрослась — само море укрепляло эту плотину, ежеминутно выбрасывая на нее песок и ил.

Когда за восемьдесят лет до описываемых событий Помпеи Мага привел свои легионы в Палестину и покорил ее, он признал за Тиром статус «вольного города». Но это не мешало римлянам частенько вводить в город свои гарнизоны, дабы успешнее искоренять вольномыслие граждан и предотвращать возможные эксцессы.

Облюбовали также римские власти Тир и как место, где можно было содержать многочисленных заложников, взятых у местных царей и правителей. А поскольку заложники эти были как правило людьми знатными и влиятельными, то таким образом римляне весьма практично обеспечивали себе покорность и лояльность местного населения.

История Тира и его судьба были тесно связаны с историей и судьбой его главного врага и конкурента — ненавистной столицы Иудеи Иерусалима. Ну да и понят — но — соседи ведь. Редко бывает, чтобы соседи жили в мире и согласии.

* * *

В гостинице они отдохнули немного, освежились, приняв теплую ванну и легко пообедали. Затем Паулин покопался в своей сумке, почитал какие-то документы и повернулся к Сабину:

— Давай-ка пойдем прогуляемся по городу, трибун. У меня тут есть кое-какие дела. Возьми с собой Феликса, а я возьму британца. Корникс пусть сидит тут. Толку от него, наверное, будет немного.

— Хорошо, — кивнул Сабин и отправился в комнату для слуг, чтобы передать приказ легата.

Через полчаса четверо мужчин вышли из гостиницы и двинулись вверх по центральной улице Тира. Несмотря на центральность, она тоже была узкая и извилистая.

На одном из перекрестков Паулин остановился и завертел головой, что-то высматривая.

— Так, трибун, — сказал он после паузы, — погуляйте в этом районе. Особой опасности для меня не предвидится, поэтому я хочу пойти на встречу один. Нет, возьму с собой Каролунга.

Сабин понимающе кивнул, сделал знак Феликсу, и они еще некоторое время наблюдали, как Паулин с британцем удаляются от центра города. Затем трибун махнул рукой.

— Пойдем, пират, — сказал он. — Осмотримся в славном городе Тире. Надеюсь, здесь меньше бандитов и воров, чем в Антиохии.

Они двинулись в другую сторону. Преодолев пару стадиев, расталкивая по пути суетливых тирийцев и гостей города, Сабин и сицилиец дошли до следующего поворота и тут остановились.

Перед ними высилась громада какого-то храма: здание было сложено из белых мраморных плит, разукрашенное картинами и узорами; надменное, по-восточному вызывающе роскошное.

Сабин вспомнил святилище Богини Тихе в Антиохии и скромное пристанище Фортуны под Римом. А может, здесь, в Тире, в Финикии, тоже есть родственница вершительницы человеческих судеб?

Угадав мысли трибуна, Феликс ловко поймал за одежду какого-то мальчишку, который с визгом пробегал мимо, норовя огреть сучковатой палкой своего босоного товарища.

— Кому посвящен этот храм? — рявкнул бывший пират, нахмурив брови. — Говори, сукин сын, а то Боги тебя покарают!

Мальчишка дернулся, выронил палку и что-то недовольно крикнул на непонятном языке. Его товарищ, отбежав на безопасное расстояние, звонко захохотал и показал язык.

Трибун с улыбкой наблюдал за этой сценой. Рядом с ними остановился какой-то мужчина в голубом хитоне с золотым широким браслетом на левом запястье.

— Этот храм посвящен Богине Астарте, — на ломаном латинском языке сказал он.

Глава XVI

Любовь и ненависть

Храмы, посвященные Богине Астарте, высились по всему миру, поражая паломников своим великолепием, пышностью и таинственностью религиозных обрядов.

Ашторет, как называли ее финикийцы, почитали в Египте под именем Исиды, бородатые ассирийцы молились своему аналогу — Иштар, греки приносили жертвы Афродите, так как считали, что именно она настоящая Астарта, сбежавшая из Финикии на Кипр и вышедшая там на берег из белоснежной морской пены.

Астарту чтили как Богиню рождения, любви и плодородия.. Поэтому и памятник в Пафосе, самом знаменитом святилище Афродиты на Кипре, представлял собой уходящий в небо огромный фаллос. А жрицы Богини по всему миру с энтузиазмом занимались проституцией при храмах, зарабатывая деньги во славу своей покровительницы.

Много невероятных слухов ходило о мистериях, которые устраивались в обителях Астарты, но лишь немногие посвященные знали истинный их смысл и значение.

Римляне, которые в общем весьма терпимо относились к иноземным культам, считая религию средством, которое помогает цементировать многочисленные народы Империи в одно целое, разрешили выстроить храм Астарты и у себя, но лишь за пределами города.

Римская администрация не вмешивалась в дела жрецов, предупредив, правда, тех, чтобы они воздерживались от особо изощренных восточных практик, таких как ритуальное оскопление или религиозная проституция. Но это относилось только к Италии, а в провинциях служителям Богини Астарты по-прежнему была предоставлена полная свобода.

Впрочем, совсем недавно в Риме разразился грандиозный скандал, связанный с именем Исиды, жрецы которой вели себя все более вызывающе и больше думали о собственной выгоде, нежели о служении Богине. А использовали для этого, естественно, искреннюю веру и наивность людей, которые приходили к ним в храм помолиться.

Поводом послужил такой случай. Один римский патриций, молодой разгильдяй и гуляка, воспылал страстью к некой замужней женщине. Когда та отвергла его домогательства и отказалась от его любви, франт предложил ей отдаться за деньги, ибо знал, что супруг весьма ограничивает ее в карманных расходах.

— Я готов заплатить пятьсот ауреев за одну только ночь с тобой, — бесстыдно заявил он.

Женщина с возмущением отказалась и гневно потребовала больше никогда не приставать к ней с подобными гнусностями, а в противном случае она пожалуется мужу-сенатору.

Тогда изобретательный развратник решил действовать другим способом. Он знал, что предмет его страсти является пылкой почитательницей восточного культа египетской Богини Исиды и Бога Осириса.