Храм Фортуны II, стр. 85

Тут рекой лилось вино, выделенное щедрым цезарем и городскими чиновниками, прямо здесь же на кострах и вертелах жарилось мясо, специальные рабы разносили горячую похлебку, ковриги хлеба, вареные бобы и горох, сушеную рыбу, свежие яйца, зелень, оливки и масло. Много было фруктов, пирожков со всевозможной начинкой, пряников на меду, настоящими башнями высились круги кровяной колбасы — одного из многих любимых лакомств простых римлян. В общем, хватало всего.

Патриции, сенаторы и офицеры угощались, конечно, более изысканными блюдами, но всех сегодня — и знатных граждан, и богачей, и работяг с пролетариями — объединяло одно: праздничная атмосфера, прекрасное настроение, веселье и гордость, переполнявшая сердца. Гордость за римских солдат и римское оружие, гордость за великих полководцев, которых дает миру их город, гордость за то, что и они сами, и любой из них — имеют сейчас право разделить триумф с Германиком и его солдатами.

Да здравствует сенат и народ римский! Да здравствует цезарь! Да здравствует Империя!

Ближе к полуночи перепившиеся легионеры пошумели немного, разгромив несколько винных погребков и борделей в квартале проституток. Но владельцы этих уважаемых заведений не особенно расстраивались — завтра государство покроет убытки. Праздник так праздник!

И до самого рассвета гудел и громыхал огромный город, сверкая огнями факелов; громкие и радостные песни разносились по улицам, смех и торжествующие крики звучали до утра.

Трибун Кассий Херея, отыскав среди— солдат Гортерикса, увел его с собой в дом к друзьям, где они тоже славно отдохнули, вспоминая за кубком отличного вина совместно пережитые приключения. Гортерикс был настолько ошеломлен всем увиденным, что даже мысль о предательстве Геея Домиция Агенобарба, которая жгла его душу все последнее время, теперь отступила и молодой галл беззаботно предался заслуженному веселью.

Триумфальные торжества продолжались трое суток. На следующий день народ, еле успев опохмелиться, повалил в амфитеатр и цирк, где состоялись десять забегов колесниц и травля диких зверей, привезенных из Германии. Увенчали представление поединки боксеров, борцов и прекрасный танец с мечами, исполненный коллективом театра из Малой Азии.

День второй начался в амфитеатре Статилия грандиозным зрелищем — настоящей битвой между сотней херусков и сотней хауков, взятых в плен после сражения у Визургиса. Херуски одержали уверенную победу. Затем отряд хаттов выступил против эскадрона нумидийцев, вооруженных луками и копьями. Представители Африки легко одолели германцев.

После этого было устроено театрализованное представление, в котором были показаны различные сценки из войны с варварами. Пленные германцы изобразили в частности атаку конников Ниэлса на римский авангард и мощный удар, нанесенный четырьмя легионами под командой Вителлия по хаттам Ульфганга. Естественно, масштабы были намного меньше, римлян тоже изображали варвары, но все равно зрители выли от восторга. Давненько не видели они столь роскошных игр, которые затмили даже празднества, не так давно организованные Друзом Цезарем.

Сам Друз, впрочем, не страдал от уязвленного самолюбия. Он был очень рад приезду Германика, которого искренне любил и уважал, а также возможности от души погулять и напиться.

В третий день торжеств были даны всевозможные представления в театрах: спектакли, пантомима, хор и балет. Уставшие от вида крови горожане с удовольствием аплодировали артистам.

Ну а потом все закончилось, как и положено в соответствии с природой вещей. Солдаты двинулись обратно на границу, чтобы приступить там к своим нелегким обязанностям; жители Рима навели порядок в домах и занялись своими обычными повседневными делами; оставшиеся в живых пленники были проданы в рабство. И о грандиозном триумфе великого полководца вспоминали потом лишь изредка мужчины, собравшиеся вечером в кабачке за кубком вина, да девушки, которым предстояло еще пару месяцев потерзаться страхом, прежде чем они смогут убедиться, не оставил ли в их животе памятку какой-нибудь подгулявший легионер.

В Риме из участников триумфального въезда задержались лишь сам Германик, Публий Вителлий, который решил посвятить себя гражданской деятельности, да трибун Кассий Херея, которого бывший главнокомандующий решил оставить при себе в качестве адъютанта.

Глава XIII

Командировка

Дав приемному сыну отдохнуть недельку, цезарь Тиберий пригласил его во дворец для важного разговора «на государственные темы», как он выразился. При беседе должна была присутствовать императрица Ливия, как негласный, но весьма компетентный советник принцепса.

Германик ответил, что придет в назначенное время и с радостью поможет отцу разобраться с проблемами, если тот считает, что мнение его приемного сына имеет какое-то значение Как всегда Германик был скромен и сдержан, но подобный ответ лишь насторожил вечно подозрительно Тиберия, который всегда и везде ожидал подвоха.

Германика же терзали сомнения иного рода. Несмотря на все последние бурные события, он еще не забыл «дело Агриппы Постума», брата своей жены. Ведь тогда и Кассий Херея, его верный соратник, и тот трибун из Рима, Гай Валерий Сабин, клятвенно заверяли, что императрица Ливия, его родная бабка, приложила руку к убийству молодого человека, да и Августу помогла поскорее отправиться в царство Плутона.

Однако конкретных, неопровержимых доказательств никто представить не мог. Сабин говорил, правда, о письме Августа к Тиберию и о завещании покойного цезаря, где тот, якобы, назвал все своими именами, но ни один из этих столь важных документов Германику так и не удалось прочитать. Завещание исчезло, сгорело вместе с храмом фортуны на Аврелиевой дороге, а Тиберий пока ни словом не обмолвился о том, что Август писал ему незадолго до смерти.

Конечно же, такой благородный, честный и открытый человек как Германик не мог подозревать кого-либо — а уж тем более своих близких — в серьезных преступлениях без убедительных доказательств.

Он решил просто откровенно поговорить с Тиберием и спросить цезаря, что тот думает по поводу предъявленных ему и императрице обвинений. Но это можно было сделать потом, когда будут уже улажены государственные дела, которые имеют приоритет.

Ведь как консул и приемный сын цезаря Германик был прежде всего слугой Отечества и лишь потом мог уделять внимание прочим вещам, пусть даже и таким важным с его точки зрения.

А потому в назначенный час бывший главнокомандующий Ренской армией появился в кабинете Тиберия и искренне, радушно приветствовал цезаря вместе с Ливией, которая сидела в невысоком кресле в углу комнаты.

Лишь одного астролога Фрасилла, неизменного спутника принцепса, который по своему обыкновению возлежал на кушетке, перебирая неспешно толстыми пальцами голубые бусинки на шнурке, он не почтил вниманием.

Хотя Германик сам был весьма суеверным, он не питал доверия к подобной публике, магам и прорицателям, которые по его глубокому убеждению черпали свои знания не от богов и наверняка знались со злыми духами, врагами рода человеческого.

Тиберий поднялся навстречу приемному сыну и вытянул к нему свои большие руки с кривыми пальцами. На лице цезаря играла улыбка, столь для него не характерная, а лысина блестела от пота, хотя в помещении вовсе не было жарко.

— Рад видеть тебя, сын, — несколько быстрее чем обычно произнес он. — Благодарен тебе за то, что ты принял мое приглашение и пришел разделить со мной бремя государственных забот.

— Это мой долг, — просто ответил Германик и повернулся к Ливии. — А как твое здоровье, бабушка? Надеюсь, неплохо?

— Терпимо, внучек, — ответила императрица, демонстрируя в улыбке свои редкие зубы. — Вполне сносно для моего возраста.

— Садись, Германик, — Тиберий указал ему на кресло.

Недавний триумфатор благодарно наклонил голову и опустился на подушки.

Тут же рабы внесли вино и закуски. Когда они расставили подносы на столах, Ливия резким движением руки приказала им удалиться. Это не ускользнуло от внимания Германика и молодой человек слегка нахмурился.