Храм Фортуны, стр. 99

— Сабин! — заорал Кассий Херея, своим громовым голосом перекрывая шум битвы. — Сабин! Давай, пора!

Преторианцы не успели еще ничего сообразить, как сзади их атаковал еще один отряд. Ну, это было уже слишком. Железные солдаты запаниковали.

Люди Сабина умело разили их копьями в спины, незащищенные доспехами, гвардейцы со стонами сползали на землю, где их добивали топорами и дорезали ножами. Их командир развернулся было, чтобы отбить это новое нападение, но Сабин ловко уклонился от его удара и нанес ответный. Лезвие вошло преторианцу в бок, он взмахнул руками и свалился с лошади.

Увидев, что командир погиб, солдаты издали вопль ужаса. Это уже была победа.

— Сдавайтесь! — крикнул Кассий нескольким оставшимся еще в живых гвардейцам. — Хватит крови! Я гарантирую вам жизнь!

Солдаты, после секундного колебания, дружно бросили под нош свои мечи.

Разбойники торжествующе завыли, потрясая своим оружием. Да, у них была причина для радости. Еще бы — только что они победили прославленных римских воинов, Кто теперь осмелится назвать их, триумфаторов, бандитами и сбродом?

Сдавшихся солдат разоружили и отвели в сторону. Их было шестеро. Еще девять преторианцев, в том числе и трибун, были убиты. Остальные заработали раны различной тяжести. Их тоже унесли с дороги, предоставив заботам товарищей.

Среди разбойников потери были большими — тринадцать трупов и одиннадцать раненых, из них четверо — тяжело. Феликс тоже получил мечом по руке, и теперь один из его людей делал главарю перевязку.

Корникс не пострадал, у Кассия был лишь порез на щеке, а Сабин и вовсе не получил ни единой царапины. Что ж, можно было считать, что они удачно отделались.

Сабин подошел к Феликсу.

— Спасибо тебе и твоим людям, — сказал он. — Вы очень помогли и нам, и Постуму. Я обязательно расскажу ему об этом при встрече. Что вы теперь собираетесь делать?

Феликс немного подумал.

— Да вот, сейчас похороним наших, — произнес он с болью в голосе, — Потом соберем добычу — у этих преторианцев при себе полно золота. Ну, и двинем куда-нибудь отсидеться и зализать раны. А затем, наверное, опять на дорогу. Такая уж у нас жизнь. А вы куда собираетесь?

— Нам надо ехать дальше, — ответил Сабин уклончиво. — Советую не прятаться слишком старательно — скоро вы можете понадобиться Агриппе Постуму.

Феликс пытливо посмотрел в глаза трибуну.

— Так, значит, выступление все же будет? — спросил он осторожно. — Я-то уж думал, все кончено.

— Нет, — покачал головой Сабин. — Ничего еще и не начиналось. Главное, чтобы Постум не сунулся в Рим раньше времени.

— А когда придет это время?

— Скоро, Феликс. Надеюсь, что скоро.

Сабин отвязал от пояса тяжелый кошелек с золотыми ауреями и протянул его вожаку разбойников.

— Возьми, это вам.

Феликс закачал головой.

— Не надо. Мы помогли вам не из-за золота, ты же сам понимаешь.

— Понимаю, — кивнул Сабин. — Но это не плата за вашу кровь. Я хочу, чтобы на эти деньги вы принесли жертвы за ваших убитых товарищей и отдельно богине Фортуне, которая сегодня была на нашей стороне.

— Это другое дело, — ответил Феликс, принимая кошелек. — Не беспокойся, я все сделаю.

— Ну, прощай, — сказал трибун. — Желаю тебе удачи. Надеюсь, мы еще встретимся, а ты займешься в будущем чем-нибудь другим, более достойным.

Феликс расхохотался.

— Это уж как боги распорядятся.

Кассий Херея тоже поблагодарил его, простился и влез на лошадь, которую к нему подвели.

— Будьте здоровы, ребята! — крикнул он. — Вы славно поработали сегодня. Клянусь, если Постум простит вам ваши грехи, то я всех до одного заберу к себе в когорту. Такие молодцы мне нужны, чтобы лупить германцев. Как, послужим в Пятом легионе?

Разбойники ответили ему одобрительным гулом.

Корникс тоже залез на лошадь. Украденный кошелек ему так и не вернули, и галл чувствовал себя прескверно. Ну, слава Меркурию, хоть жизнь удалось спасти.

Трое всадников развернули коней и поскакали дальше по виа Аврелия; копыта лошадей взбивали невесомые облачка пыли, глухо стуча, ветер шевелил гривы животных и волосы людей. Уже начинало светать, небо постепенно прояснялось.

Оставшиеся на дороге разбойники во главе с Феликсом еще долго смотрели вслед удалявшимся фигурам, пока те, наконец, не скрылись за поворотом.

Глава XIV

Благословение

Сенатор и консуляр Гней Сентий Сатурнин переживал сейчас очень трудное время. Забот и проблем свалилось на него столько, что он лишь огромным усилием воли заставлял себя продолжать борьбу. Многие люди в его положении попросту надломились бы и морально, и физически, но этот старый гордый римлянин каким-то чудом все еще держал себя в руках.

Когда он узнал о казни Агриппы Постума, то решил, что всему конец. Но потом вдруг «убитый» объявился в Остии, и надежды возродились. Хотя до благополучного исхода было еще очень далеко — ведь ясно, что Ливия и Тиберий не собираются сидеть сложа руки, а противники это опасные, слов нет.

Восстание паннонских и германских легионов, казалось, до основания потрясло всю Империю, но пришло известие, что Друз успешно справился со своей задачей, и войска в Далмации присягнули Тиберию. А обстановка на Рейне во многом еще оставалась неясной.

Кроме того, страшным грузом давило на плечи старого сенатора исчезновение его семьи. Сатурнин понимал, что истинный римлянин дела государства обязан ставить выше своих личных, но ничего не мог с собой поделать. Он очень любил жену и внучку и ежесекундно терзался тревогой за их судьбу.

Со стороны это, впрочем, было незаметно, и лишь самые близкие Сатурнину люди видели, как жестоко он страдает.

Но боги немного смилостивились — утром к сенатору неожиданно пришел раб Гая Валерия Сабина и передал слова своего хозяина. Сатурнин воспрянул духом,

Завещание Августа нашлось! И более того — оно в надежных руках. Мираж становился Явью — у Агриппы Постума появились хорошие перспективы реально получить верховную власть в стране. Развязка многолетней схватки с Ливией, схватки безжалостной и бескомпромиссной, приближалась.

Но судьба семьи по-прежнему оставалась неизвестной, и это все больше угнетало сенатора.

Однако, если он еще мог держать себя в руках, о Луции Либоне сказать этого было нельзя. Юноша мрачнел с каждым днем; он сильно похудел, кожа лица приобрела нездоровый цвет, глаза лихорадочно блестели.

Сатурнин видел, что долго он так не выдержит. Нет пытки хуже неизвестности.

Получив известие через раба Сабина, сенатор вызвал Либона к себе, и теперь они сидели в уютном кабинете, где на кедровых полках лежали свитки книг, а стены украшали со вкусом подобранные картины и другие произведения искусства.

Сатурнин рассказал юноше о счастливой находке и о том, что необходимо предупредить Агриппу об осторожности. Сейчас тому не следовало торопиться.

— Наши шансы очень неплохие, — закончил сенатор. — Нужно только правильно разыграть партию. Если мы сумеем опередить Ливию, то дело закончится нашей полной победой.

Либон апатично кивнул. На него приятные новости не произвели никакого впечатления. В душе он корил себя за то, что не может сравниться с Сатурнином величием духа, но факт оставался фактом — сейчас он с радостью отдал бы трех Постумов за одну Корнелию.

Образ девушки постоянно был у него перед глазами, и больше Либон ни о чем думать не мог.

Сатурнин видел его состояние и очень сочувствовал юноше. В другой ситуации и сам он, не колеблясь ни секунды, оставил бы все, и устремился на поиски своих близких, но сейчас не имел права так поступить. Он понимал, что нужен здесь, в Риме, и решил до конца остаться верным своему долгу.

Но — Либон! Может ли он требовать от этого молодого человека, снедаемого тревогой за любимое существо, такого же самоотречения? Не жестоко ли это?

Сенатор вздохнул. Он мягко положил руку на плечо юноши, который сидел с опущенной головой.