Храм Фортуны, стр. 63

Еще через двадцать шесть миль, в Формиях, цезаря и его свиту пригласил к себе в гости местный аристократ, приятель Августа. Там они пробыли два дня, отдыхая и набираясь сил. Это было сделано потому, что принцепс, видимо, все-таки простудился на болотах, и его начала слегка трясти лихорадка. Да и желудок чего-то закапризничал, отказываясь принимать пищу.

Ливия с тревогой в голосе заявила, что теперь сама будет готовить кушанья для мужа, но тот вежливо поблагодарил и отказался.

— Не беспокойся, родная, — сказал он с улыбкой. — Мне нужно совсем немного, и с этим прекрасно справится мой повар.

В Капуе Августу чуть полегчало, а потому он не стал там задерживаться, и рано утром поход двинулся дальше. Через семнадцать миль была сделана остановка — тут, на развилке, пора было прощаться. Тиберий с немногочисленными спутниками должен был двигаться дальше по виа Аппия, до самого Брундизия, где его уже ждал корабль, чтобы перевезти через Адриатическое море в Иллирик, к месту дислокации Данувийской армии, а цезарь со своей свитой собирался свернуть направо и посетить Неаполь, откуда морем вернуться в Рим.

Обоз отправился сразу же, чтобы подготовить все к ночлегу, а Август, Тиберий, Ливия и сопровождавшие их достойные граждане задержались на часок, чтобы проститься, пожелать друг другу удачи и выпить кубок вина за успешные боевые действия против взбунтовавшихся далматийцев.

Сабин, держась в некотором отдалении, наблюдал за сценой прощания. Август, сидя в носилках, поскольку был еще слаб после болезни, произнес напутственную речь, которую все выслушали с почтительным вниманием. Даже Тиберий перестал хмурить лоб, что он постоянно делал на официальных церемониях. Затем с подобными речами выступили несколько сенаторов и бывших консулов, среди них был и Гней Сентий Сатурнин.

— Родина ждет от тебя побед, достойный и храбрый Тиберий, — сказал он. — И помни — время не ждет, так что прошу тебя не задерживаться в пути, чтобы как можно скорее ступить на землю Иллирика и навести там железный римский порядок.

После этого к Тиберию подошла Ливия. Она обняла сына, прижалась губами к его щеке и стояла в этой театральной позе несколько секунд, полузакрыв глаза.

— Сенатор Сатурнин, — сказала она затем холодно, — просит тебя поспешить. Что ж, он государственный муж и истинный римлянин, он думает только о благе Отечества. Но я, твоя мать, говорю тебе: не стоит торопиться, действуй обдуманно и рассудительно. Тот, кто неосмотрительно спешит, выигрывает немного, а потерять может все.

С этими словами она взглянула прямо в глаза сыну. Тот не выдержал и отвернулся. Опять она за свое. Тиберий мягко, но решительно отстранил мать и повернулся к Августу, который удивленно думал, что же хотела сказать Ливия этим странным напутствием. Сенатор Сатурнин зато прекрасно ее понял. Она боится отпуска" Тиберия далеко, еще надеется уговорить сына и обеспечить ему добытую ценой крови невинных людей власть.

Словно прочтя его мысли, Тиберий открыто взглянул в лицо Августу и твердо произнес:

— Прошу тебя, отец, позаботься о моей матери, пока меня не будет. Что же до остального, то еще раз заверяю: я был и остаюсь послушным твоей воле и сделаю все так, как ты хотел. Сейчас мое место на фронте.

Немногие поняли, что имел в виду Тиберий, и восприняли эти слова просто как дежурное заверение в преданности: дескать, не буду бунтовать против тебя легионы, не волнуйся. Но те, кто понял — сам Август, Сабин, Сатурнин и, конечно, Ливия — выслушали его с различными чувствами.

Цезарь с признательностью улыбнулся, сенатор и трибун расслабились, а императрица в бессильной ярости скрипнула зубами и, повернувшись, двинулась к своим носилкам, показывая, что, якобы, не в силах далее выносить грустную церемонию прощания.

Август обнял пасынка, прижал к груди, прослезился.

— Спасибо, Тиберий, — сказал он. — Я этого не забуду. Всякое между нами было, но теперь...

Растроганный, он не мог говорить дальше и только махнул рукой. Восприняв это как разрешение на отъезд, Тиберий, который терпеть не мог всякие сантименты, кивнул своим спутникам, вскочил на коня и, не оглядываясь, поскакал по виа Аппия. Скоро небольшая кавалькада исчезла в клубах пыли.

Август и те, кто остался с ним, постояли еще немного, а потом расселись по своим экипажам и свернули к Неаполю, большому и красивому древнему греческому городу, который поблескивал белизной своих зданий сквозь дымку тумана.

* * *

В Неаполе они задержались ненадолго — пора было думать о возвращении в Рим, да и радостная непринужденная атмосфера похода с отъездом Тиберия почему-то исчезла.

Цезарь, правда, несмотря на вцепившуюся в него лихорадку, которая никак не хотела отпускать его измученное тело, делал все, что мог, чтобы поднять настроение. Власти Неаполя учредили в его честь гимнастические состязания знатных юношей, и Август, хотя и кутался в плащ, отсидел представление с начала и до конца, окруженный своей свитой.

На следующий день он даже сел на корабль и отплыл на остров Капрея, который лежал в двадцати милях от Путеол — гавани Неаполя и в четырех от Суррентского мыса — западной оконечности Апеннинского полуострова.

Там цезарь и те, кто его сопровождал, расположились на одной из чудесных, принадлежащих самому Августу, вилл и приятно отдохнули, купаясь в море и загорая. Принцепс даже половил рыбу на удочку и получил огромное удовольствие, когда вытащил здоровенную краснобородку. Ее съели потом за ужином.

Однако состояние здоровья цезаря по-прежнему оставляло желать лучшего; снова возобновились боли в желудке, кровь стучала в висках, кололо сердце. Когда они вернулись в Неаполь, принцепс приказал на следующее утро двигаться в обратный путь.

— Поедем через Нолу, — сказал он. — Я хочу еще посетить старый дом моего отца. Там он умер семьдесят пять лет назад. — И, немного помолчав, с какой-то грустью добавил: — А мне через месяц будет семьдесят шесть.

В Ноле, однако, Августу стало совсем плохо. Врач не отходил от него день и ночь; пришлось прервать поездку.

Утром, в двенадцатый день до сентябрьских календ, Август, который до того общался лишь с врачами и слугами, приказал позвать к нему Ливию.

Глава XXVII

Змеиный укус

Императрица, придав лицу озабоченное выражение, поспешила в комнату мужа. Август встретил ее, полулежа на постели. Ливия сразу заметила, что выглядит он уже не таким измученным глазам вернулся блеск, щеки чуть порозовели, гримасы боли не так часто искажали лицо.

— Как ты себя чувствуешь, дорогой? — заботливо спросила она, подходя к кровати. — Надеюсь, тебе лучше?

— Да, благодарю, — тихо, но отчетливо произнес Август. — Я знаю, что ты молилась и приносила богам жертвы за меня. Наверное, это и помогло.

— О, я так рада! — воскликнула Ливия, уловив, как ей показалось, частичку прежнего тепла в голосе мужа. С самого своего возвращения из Пьомбино он не разговаривал с ней так, ограничиваясь лишь сухими официальными фразами.

— Да, — кивнул цезарь. — Твои молитвы и старания моего врача. Кажется, теперь все будет нормально. Вот только сердце побаливает, но это пройдет.

Ливия осторожно поправила подушку и присела на табурет возле кровати.

В ее душе поселилась надежда. Похоже, Август снова стал прежним любящим мужем, который всецело доверяет своей верной жене и помощнице. Не исключено, что за время болезни он еще раз обдумал ситуацию и решил не спешить с возвращением Постума. Что ж, это было бы прекрасно. Ей нужно лишь немного времени, чтобы вновь посеять в душе цезаря сомнения, чтобы убедить его в своей правоте, чтобы изолировать от пагубного влияния Сатурнина, Фабия Максима, Гатерия, всей этой банды смутьянов-сенаторов. И тогда все пойдет по-старому: Агриппу еще крепче запрут на острове, патрициев разгонят по загородным поместьям, а она сумеет сломить упрямство Тиберия и вознесет своего сына на вершину власти.