Храм Фортуны, стр. 21

— Ну, что ж, — сказал Никомед. — Все ясно. Весело тебе было разбойничать и нападать на мирные корабли? — обратился он к мужчине. — А вот сейчас мы тебе покажем....

Сабин сделал еще шаг и взглянул в лицо чернобородого. Тот ответил ему дерзким взглядом, уже понемногу приходя в себя.

— Так вы спасли его только для того, чтобы теперь повесить? — спросил трибун, поворачиваясь к Никомеду.

— Морские законы — это святое дело, господин, — глубокомысленно заявил тот. — Мы. обязаны были помочь человеку, очутившемуся в воде, но поскольку это явно кто-то из пиратов, разбитых цезарским флотом, то мы имеем полное право вздернуть его на рее. Так уж принято на море, господин.

— А почему ты уверен, что он разбойник? — спросил Сабин, нахмурившись. — Может, их судно потерпело крушение?

— Конечно, — ухмыльнулся Никомед. — Да посмотри на его рожу, господин, бандит, клянусь Аполлоном.

«На свою бы посмотрел, — хотел сказать трибун. — Ничем не лучше».

Но он промолчал и повернулся к чернобородому.

— Как тебя зовут?

— Феликс, — глухо ответил мужчина, осторожно разминая затекшие руки.

— Кто ты такой?

Тот поднял голову и снова смело встретил испытующий взгляд трибуна.

— Вы же все равно не поверите, если я скажу, что мое судно разбило бурей и лишь один я спасся?

— Где разбило? Когда? — вмешался Никомед. — Не заговаривай нам зубы, любезный. Тебя ждет веревка, как ни крути.

— Подожди, — рявкнул Сабин и снова посмотрел на мужчину.

Несколько секунд они не сводили глаз друг с друга.

Почему-то Сабину этот человек понравился. Да, он практически не сомневался, что это один из морских разбойников, чудом спасшийся с затопленного корабля, но... Доведись им встретиться в бою, трибун точно не пощадил бы его, однако повесить безоружного и истощенного борьбой с волнами...

Сабин принял решение.

— Поворачивай к берегу, — бросил он Никомеду.

Тот насупился и не двинулся с места.

— Ты что, не слышал?

— Ты человек сухопутный, господин, — глухо сказал грек, трезвея на глазах. — Ты их не знаешь. Вот такие молодцы напали на мое судно в прошлом году у берегов Корсики. Я до сих пор приношу жертвы богам за то, что они сохранили мне жизнь. А сколько матросов отправилось на дно?

Столпившиеся вокруг люди Никомеда глухо зароптали, обжигая чернобородого злыми взглядами.

— Я солдат, — коротко ответил Сабин. — Я не убиваю безоружных. Если бы ты решил сдать его претору, я бы не вмешивался. Но ведь понятно, что, как только мы покинем твой корабль, этот человек будет повешен. Я не хочу быть соучастником убийства. Сейчас мы высадим его на берег, и пусть делает, что хочет. Если я поймаю его когда-нибудь с мечом в руках, то, клянусь ларами, сам отрублю ему голову. А пока он только твой пассажир. За его провоз я тебе хорошо заплачу. Поворачивай.

Алчность боролась в Никомеде с жаждой мести, но наконец любовь к золоту победила.

— К берегу! — крикнул он рулевому и окинул взглядом матросов. — А вы что стоите, лентяи?

Те начали неохотно расходиться, глухо ругаясь под носом,

— Всей команде по два денария, — громко возвестил Сабин. — Шевелись, ребята.

Матросы заметно оживились и разбежались по своим местам. Трибун посмотрел на спасенного.

— Ну, Феликс, — сказал он негромко, — считай, что сегодня у тебя удачный день.

Тот молча отвернулся и принялся вытирать с густых волос соленую влагу.

Вскоре «Золотая стрела» подошла к берегу, рулевой бросил якорь, Никомед перегнулся через перила мостика.

— Вылезай! — крикнул он. — Или тебе еще лодку подать?

Феликс поднялся на ноги и двинулся к борту. До земли было всего футов двадцать.

Сабин следил за высокой фигурой, которая двигалась к борту.

«Идет так, как будто это он здесь главный, — подумал трибун с невольным уважением. — Откуда у обыкновенного бандита столько достоинства?»

Феликс задержался и повернулся к нему. Их глаза снова встретились.

— Не надо тебе было им мешать, — хрипло произнес мужчина. — Тут такой закон: сегодня — я, завтра — они. Но ты спас меня, и я благодарен тебе за это. Если боги того захотят, мы еще встретимся, и я докажу, что даже подлый пират помнит добро.

— Иди уже, — махнул рукой Сабин и отвернулся.

За его спиной послышался плеск воды.

— Поднять якорь! — скомандовал Никомед.

Судно начало разворачиваться.

— Доплыл, — сказал через несколько минут Корникс, поскольку трибун упорно смотрел в другую сторону. — Вылезает на берег. Идет к лесу.

«Золотая стрела» снова вышла в открытые воды и взяла курс на Пьомбино. Они должны были успеть туда к закату.

Глава X

Предательство

К Пьомбино они подошли, когда уже сгущались сумерки. Завидев вдали городские огни, Сабин пошел в каюту Никомеда. После некоторых размышлений он решил, что, чем искать сейчас капитана в порту, который согласился бы поплыть на Планацию, лучше использовать жадность Шкипера и убедить его немного изменить курс. Тут было недалеко — миль тридцать, к утру вполне можно вернуться. Только бы выполнить поручение, отдать это проклятое письмо ссыльному Агриппе Постуму, а потом уже можно будет спокойно ехать в свое поместье и ждать, когда милости сильных мира сего посыплются на него, как из рога изобилия.

Трибун толкнул дверь каюты и вошел, не постучав. Никомед отшатнулся от большой чаши с вином и недовольно посмотрел на него, щуря слезящиеся глаза.

— Разве можно столько пить? — брезгливо сказал Сабин. — Так ты того и гляди посадишь корабль на мель. Неудивительно, что для пиратов ты — легкая добыча.

— Не волнуйся, — буркнул грек, отодвигая чашу. — Не в первый раз.

— Ну, твое дело, — примирительно заметил трибун, вспомнив, что он нуждается в услугах шкипера. — У меня есть к тебе предложение. Обещаю, заплачу хорошо.

— Какое предложение? — осторожно спросил Никомед, сглатывая слюну.

— Мне нужно, чтобы ты сейчас немного изменил курс и отвез меня в одно место, недалеко.

— Какое место? — подозрительно осведомился грек. — У меня же график, я не могу...

— Да подожди ты. Мне нужно попасть на остров Планация. Знаешь такой?

Шкипер медленно кивнул. На его лице появилось какое-то странное выражение.

«Конечно же, он знает, кто живет на острове, — с сожалением подумал трибун. — А такой тип продаст, и глазом не моргнет. Но — делать нечего. Надо рисковать».

— Вот и хорошо. Сейчас мы поплывем на Планацию. Если повезет — утром будем снова в порту Пьомбино. Ты получишь пять ауреев для себя и еще пять для команды. Согласен?

Никомед несколько секунд раздумывал, а потом отрицательно покачал головой.

— Почему? — спросил Сабин. — Ты боишься?

Шкипер вздохнул.

— Боюсь, господин. Меня не интересует, что ты собираешься делать на острове, куда запрещено приезжать без специального пропуска, но разве потом кто-нибудь поверит, что я не знал, куда плыву? Да и жрец, ты помнишь, предостерег, что не следует выходить в море по ночам...

— Сколько ты возьмешь? — прямо спросил Сабин.

Он терпеть не мог торговаться, а у грека это, видимо, было в крови, и могло продолжаться еще очень долго. К тому же, от трибуна не укрылся алчный блеск в его глазах.

Никомед задумался, медленно почесывая пальцем свои редкие волосы; потом вдруг резко схватил чашу с вином — так, словно опасался, что ее у него отберут — и высосал почти до дна.

— Ну! — поторопил Сабин.

Шкипер поднял голову. На его лице застыло какое-то неприятное хитрое выражение.

— Что ж, — сказал он тихо, — если уж тебе так нужно, то я готов. Но такой щедрый человек, как ты, господин, наверняка не откажется удвоить плату.

Сабин крякнул.

— Клянусь Марсом, — со злостью сказал он, — тот пират, которого ты хотел повесить, наверняка показался бы невинным ягненком по сравнению с тобой. Ладно, я согласен.

— Договорились, — оживился Никомед. — Только пока ничего не говори матросам. Я сам...