Забытый сад, стр. 67

Мисс Роза Мунтраше,

«Кунард», [34] лайнер «Лузитания»

Мисс Элизе Мунтраше,

Чёренгорб-мэнор,

Корнуолл, Англия

9 сентября 1907 года

Дорогая Элиза!

Что за чудо эта «Лузитания»! Кузина, пока я пишу тебе письмо, сидя на верхней палубе за изящным столиком в кафе-веранде и любуясь широкой голубой Атлантикой, гигантский «плавучий отель» стремительно несет меня к Нью-Йорку.

На борту царит атмосфера чудесного праздника, все преисполнены надеждой, что «Лузитания» отнимет у Германии «Голубую ленту Атлантики». [35] На пристани в Ливерпуле, когда огромный корабль уже отшвартовался и начал свой первый рейс, толпа еще распевала «Британцы никогда, никогда не сдадутся» [36] и размахивала флагами так щедро и быстро, что, даже когда мы отплыли и люди на берегу превратились в крошечные точки, я видела развевающиеся флаги. Когда корабли загудели на прощание, признаюсь, у меня по рукам побежали мурашки, а в сердце закипела гордость. Как чудесно быть частью столь значительных событий! Интересно, запомнит ли нас история? Я надеюсь! Подумать только, что возможно коснуться исторического момента и тем самым преодолеть границы человеческой жизни!

Я знаю, что ты скажешь о «Голубой ленте Атлантики» — что это примитивная гонка, которую выдумали глупцы, лишь бы доказать, что их корабль может обогнать другой, принадлежащий еще большим глупцам! Как чудесно, дорогая Элиза, находиться здесь, дышать воздухом волнения и состязания! Ах, могу лишь сказать, что это бодрит. Я никогда еще не ощущала себя настолько живой, и хотя я знаю, что ты закатишь глаза, позволь все же доверить тебе мое самое сердечное желание — совершить наше путешествие в рекордные сроки и вернуть Британии ее законное место.

Весь корабль удобно устроен, и порой трудно вспомнить, что мы в море. Мы с мамой расположились в одном из двух «королевских люксов» — в него входят пара спален, гостиная, столовая, личная ванная комната, уборная и кладовка. Номер прелестно декорирован, немного напоминает изображения Версаля из книги мисс Трантон, той, что она приносила летом в классную комнату.

Я слышала, как одна прекрасно одетая дама заметила, что «Лузитания» больше похожа на отель, чем все прочие корабли, на которых она до сих пор путешествовала за границу. Я не знаю, кто была та дама, но совершенно уверена, что она — очень важная особа, поскольку мамой овладел редкий приступ немоты, когда мы оказались рядом с ней. Не бойся, он продлился недолго — маму невозможно надолго смутить. Она быстро обрела дар речи и с тех пор стала наверстывать упущенное время. Наши соседи — настоящие сливки лондонского общества, если верить маме, и потому должны быть «очарованы» нами. Мне четко и ясно приказано появляться только в лучшем виде — слава богу, у меня целых два гардероба и я пребываю во всеоружии! В кои-то веки мы с мамой сошлись во мнениях, хотя, конечно, не во вкусах! Она без конца указывает на джентльменов, которых почитает прекрасными партиями, а я часто прихожу от них в ужас. Но довольно, боюсь утратить расположение своей дражайшей кузины, если слишком долго задержусь на подобных предметах.

Итак, вернемся к кораблю — я провела определенные исследования, разумеется, затем, чтобы моя Элиза гордилась мной. Вчера утром я сумела ненадолго сбежать от мамы и провести чудесный час в саду на верхней палубе. Я думала о тебе, дорогая, о том, как бы ты удивилась, увидев, что подобную растительность можно развести на борту корабля. Там повсюду кадки, полные зеленых деревьев и самых замечательных цветов. Мне было радостно сидеть среди них (никто лучше меня не знает целительных способностей сада), и я предалась всевозможным глупым грезам. (Ты, думаю, легко вообразишь, какими тропами скитались мои фантазии…)

Ах! Но до чего жаль, что ты не смягчилась и не поехала с нами, Элиза. Я найду время для краткого и кроткого упрека, ведь я попросту не понимаю тебя. В конце концов, именно ты впервые заметила, что хорошо бы когда-нибудь вдвоем отправиться в Америку, собственными глазами увидеть небоскребы Нью-Йорка и великую статую Свободы. Не представляю, что заставило тебя отвергнуть подходящую возможность и остаться в Чёренгорбе в компании одного лишь отца. Ты неизменно представляешь для меня загадку, дорогая, хоть я и знаю, что бессмысленно с тобой спорить, когда ты что-то решила, моя милая упрямая Элиза. Скажу лишь, что уже скучаю по тебе и часто представляю, каким проказам мы предавались бы, если бы ты была здесь со мной. (Как бы мы поиграли на бедных маминых нервах!) Странно думать о том времени, когда я тебя не знала, мне кажется мы всегда были вместе, а годы, проведенные в Чёренгорбе до твоего приезда, — лишь ужасный период ожидания.

Все, мама зовет. Похоже, нас опять ждут в столовой (Еда, Элиза! Мне приходится прогуливаться по палубе между приемами пищи, чтобы существовала призрачная надежда в следующий раз съесть из вежливости хоть что-нибудь!) Несомненно, мама подцепила какого-нибудь графа или сына богатого промышленника, чтобы составить компанию за столом. Дочерям не следует опускать руки, мама права: я никогда не встречу своего суженого, если буду сидеть взаперти.

Итак, я прощаюсь с тобой, дорогая Элиза. Скажу напоследок, что, хоть тебя и нет со мной, твой дух, несомненно, рядом. Я знаю, что когда впервые увижу прославленную даму, воспевающую свободу, что вечно бдит над портом, то услышу голос своей кузины Элизы, произносящий: «Ты только посмотри на нее и представь, сколько она повидала».

Твоя навеки, любимая кузина

Роза.