Забытый сад, стр. 41

— Ребенка надо помыть.

— Да, миледи, миссис Хопкинс уже принесла воды.

Тетя поежилась.

— Пусть положит в нее немного карболки. Чего-нибудь посильнее. Чтобы смыть лондонскую сажу. — Она заговорила чуть слышно. — Жаль, нельзя смыть и все остальное, чем она, боюсь, запятнана.

Все еще красная после мытья, Элиза проследовала в другой коридор за мерцающим фонарем миссис Хопкинс. Они шли по холодному лестничному пролету с деревянными ступеньками. Давно умершие люди косились на них из тяжелых позолоченных рам, и Элиза подумала, до чего, должно быть, жутко, когда рисуют твой портрет. Долго неподвижно сидишь, чтобы часть тебя навек осталась на холсте и в одиночестве висела в темном коридоре.

Лицо на последней картине было ей знакомо. Она замедлила шаг. Человек на портрете отличался от того, который висел в комнате внизу: здесь он был моложе, полнее, и лис, который со временем прогрызет путь на поверхность, пока что прятался. На этой картине, в лице изображенного молодого человека, Элиза увидела свою мать.

— Это твой дядя, — сообщила миссис Хопкинс, не оборачиваясь. — Довольно скоро ты увидишь его во плоти.

Слово «плоть» заставило Элизу яснее увидеть чешуйки розовой и бежевой краски, которые цеплялись за портрет в бороздках последних штрихов художника. Она поежилась, вспоминая бледные, влажные пальцы мистера Мэнселла.

Миссис Хопкинс остановилась перед дверью в тусклом конце коридора, и Элиза поспешила за ней, продолжая прижимать одежду Сэмми к груди. Экономка вытащила большой ключ из кармана на платье, вставила его в замок, затем толкнула дверь и вошла, высоко подняв фонарь.

В комнате было темно, фонарь бросал через порог лишь самый тусклый свет. В центре Элиза различила кровать из блестящего черного дерева, от нее четыре столбика, как казалось, с резными фигурами, поднимались к потолку.

На прикроватном столике стоял поднос с куском хлеба и миской супа, пар от которой уже не шел. Мяса не было видно, но беднякам привередничать нечего, как говорила мать. Элиза набросилась на миску и выхлебала суп так быстро, что на нее напала икота. Она обтерла миску хлебом, чтобы не упустить ни капли.

Миссис Хопкинс, весьма пораженная происходящим, не проронила ни слова. Она чопорно поставила фонарь на деревянную тумбу в изножье кровати и откинула тяжелое одеяло.

— Давай забирайся. Я не могу ждать всю ночь.

Элиза повиновалась. Простыни под ногами, чувствительными после старательной мойки, были холодными и влажными.

Мисс Хопкинс взяла фонарь, и Элиза услышала, как дверь за ней закрылась. Она осталась одна во мраке комнаты. Усталые старые кости дома скрипели под блестящим облачением.

В темноте девочка слышала звук, подобный низкому, далекому рокоту. Постоянный, неизменно угрожающий и никогда — достаточно близкий, чтобы разгадать его.

Затем снова хлынул дождь, обильно и резко. Элиза поежилась, когда вспышка молнии расколола небо на две зазубренные половины и залила мир светом. За такими светлыми мгновениями обязательно следовал раскат грома, от которого большой дом содрогался. Девочка изучала комнату по одной стене за вспышку, пытаясь различить, что ее окружает.

Вспышка… Раскат… Темный деревянный шкаф у постели, вспышка… Раскат… Камин у дальней стены.

Вспышка… Раскат… Старинное кресло-качалка у окна.

Вспышка… Раскат… Подоконник.

На цыпочках Элиза прошла по холодному полу. Ветер просачивался сквозь трещины в дереве и дул по ногам. Она взобралась на подоконник, который был вделан в угол, и выглянула на темную улицу. Разгневанные облака окутали луну, и сад был укрыт плащом тревожной ночи. Иглы дождя вонзались в мокрую землю.

Еще одна вспышка молнии, и комната вновь осветилась. Когда свет поблек, Элиза на мгновение разглядела свое отражение в окне. Свое лицо, лицо Сэмми.

Элиза протянула руку, но образ уже исчез, она лишь провела пальцами по ледяному стеклу. В этот миг она сильнее всего сознавала, что привычный дом очень далеко.

Девочка вернулась в кровать и скользнула меж холодных, влажных, незнакомых простыней. Она положила голову на рубашку Сэмми, закрыла глаза и ступила на хрупкую грань сна.

Внезапно Элиза резко села.

Ее желудок сжался, а сердце забилось быстрее.

Мамина брошь. Как она могла забыть? Из-за спешки, из-за суматохи она оставила ее! Высоко в тайнике, в трубе, в доме мистера и миссис Суинделл ее ждало мамино сокровище.

Глава 22

Кассандра бросила чайный пакетик в чашку и включила чайник. Пока тот пыхтел, она выглянула в окно. Ее номер с окнами на море располагался в глубине отеля «Чёренгорб», и, хотя было темно, Кассандра еще могла различить часть задних садов. Подстриженная лужайка в форме фасолины бежала под наклоном от террасы к ряду высоких деревьев, синих в серебристом свете луны. Кассандра знала, что за ними начинается утес. Эти деревья — последняя линия обороны на данном участке земли.

Где-то за бухтой лежал сам город. Кассандра почти не видела его, путешествие на поезде заняло большую часть дня. Когда такси петляло по задним холмам Тредженны, на землю уже быстро опускались сумерки. Лишь мгновение, когда машина взобралась на вершину, она видела круг мерцающих огоньков внизу, в долине среди скал, словно волшебная деревня высветилась в темноте.

Ожидая, пока вода закипит, Кассандра потерла большим пальцем загнутый уголок тетради Нелл. Она держала ее в руках большую часть дневного переезда, собираясь убить время в пути за разбором очередного этапа путешествия Нелл. Хорошая идея, но выполнить ее на практике оказать не просто. Большую часть поездки Кассандра невольно вспоминала свое прошлое, как и все время после ужина с Руби и Греем. Хотя Ник и Лео итак никогда не покидали ее мысли, но оттого, что их смерти были упомянуты столь открыто, столь неожиданно, миг расставания с грохотом ворвался в настоящее.

Все случилось внезапно. Наверное, так всегда бывает в подобных случаях. Только что она была женой и матерью и вот осталась совсем одна. А все ради часа, когда можно будет спокойно порисовать. Она сунула Лео, сосущего большой пальчик, в руки Ника и отправила их по магазинам за ненужными покупками. Ник усмехнулся, когда повел машину по подъездной дорожке, а Лео помахал пухлой ладошкой, в которой сжимал шелковую наволочку — он брал ее во все поездки. Кассандра рассеянно помахала в ответ — мыслями она уже была в студии.

Хуже всего, что ей очень понравились эти полтора часа, до того как в дверь постучали. Она даже не заметила, как долго не было родных…

Нелл во второй раз стала спасительницей Кассандры. Они с Беном сразу же приехали. Бен смог объяснить слова, которые в устах полицейского казались бессмыслицей: несчастный случай, вильнувший грузовик, столкновение. Жуткая последовательность событий столь приземленных, столь обыденных, и невозможно было поверить, что они произошли с ней.

Нелл не обещала Кассандре, что все будет хорошо. Она прекрасно понимала, знала, что все никогда не будет и не может быть, как прежде. Вместо этого бабушка, вооружившись таблетками, прибыла, чтобы помочь Кассандре уснуть, нанести благословенный удар ее лихорадочным мыслям и заставить их исчезнуть хотя бы на несколько часов. Потом Нелл забрала Кассандру с собой.

У Нелл девушке было легче, ее призраки не чувствовали себя уютно — в доме Нелл имелись свои, и те, которых привезла Кассандра, разгуливали отнюдь не вольготно.

Будущее скрывал туман. Будущее из горя, ужаса и ночных кошмаров, от которых не спасал новый день. Были ночи, когда Ник занимал ее мысли, его призрак спрашивал вновь и вновь, зачем она заставила их уехать? Зачем заставила его взять Лео? Были ночи, когда он не приходил, когда Кассандра оставалась одна и темные часы грозили длиться вечно, а спасительный рассвет бежал от нее так быстро, что не было возможности его догнать. Кассандра не знала, какие из ночей хуже. И был еще сон. Ненавистное поле, надежда найти их.