Золотой шут, стр. 49
Я очень осторожно опустил стены, пытаясь понять, что Олух чувствует. Не стоило трудиться. Ответ был очевиден. Всю жизнь над ним смеялись. Или дразнили. Он не сомневался, что сейчас будет то же самое.
– Я мог бы дать тебе денег за работу.
– Денег?
– Монеты. – Я поднял кошелек и позвенел монетками, которые там еще остались.
– НЕТ. Нет монеты. Я не хочу монеты. Он бил Олуха, брал монеты. Бил Олуха, отбирал монеты. – Повторяя слова, он снова и снова показывал, как его били, ударяя большим кулаком по своему плечу.
– Кто?
Его глаза сузились, но он упрямо покачал головой.
– Кое-кто. Ты не знаешь. Я никому не сказал. Бил Олуха, отбирал монеты. – Он вновь взмахнул кулаком, вспоминая прежнюю обиду.
Его дыхание становилось более быстрым и прерывистым.
Я попытался отвлечь его.
– Олух, кто тебя обижал?
– Бил Олуха, брал монеты. – Он вновь замахал кулаком, из разинутого рта торчал язык.
Я быстро шагнул к нему и положил руки на плечи, рассчитывая успокоить и спокойно поговорить. Однако он громко закричал и отскочил в сторону.
ТЫ МЕНЯ НЕ ВИДИШЬ! НЕ ДЕЛАЙ МНЕ БОЛЬНО!
Я вздрогнул и отшатнулся.
– Олух, не делай больно мне! – ответил я. – Ты видишь, у тебя не всегда получается, верно? Некоторые люди не чувствуют, когда ты их толкаешь, правда? Есть другие способы их остановить.
Вот как. Некоторые слуги не ощущают его Скилла или только еще сильнее злятся. Любопытно. Мне казалось, что с его огромным даром Олух может навязать свою волю кому угодно. Нужно поговорить с Чейдом. Еще одна вещь, которую следует отложить на потом. От его атаки моя головная боль заметно усилилась. Сквозь красную пелену, застилающую мир, я с трудом проговорил:
– Я могу заставить их перестать, Олух. Я заставлю их перестать.
– Что? Что перестать? – подозрительно спросил он. – Перестать Олуха?
– Нет. Других. Я заставлю их перестать обижать Олуха и отнимать у него монеты.
Олух презрительно фыркнул.
– Он сказал: «на конфетку». А потом отнял мои монеты. Бил Олуха, забрал монеты.
– Олух. – Мне никак не удавалось достучаться до него. – Послушай меня. Если я заставлю их прекратить тебя обижать, если они больше не станут отбирать у тебя монеты, ты будешь меня ненавидеть?
Он стоял и молча хмурился. Я решил, что ему не удается связать две мысли воедино, и попробовал выразиться попроще.
– Олух. Я могу заставить их тебя не трогать.
Он вновь фыркнул.
– Ты не знаешь, – неожиданно заявил он. – Я тебе не сказал. – Забросив остальные дрова в ящик, Олух с угрюмым видом ушел.
Когда дверь за ним захлопнулась, я уселся в кресло и обхватил руками голову. Прошло некоторое время, прежде чем я сумел подняться, сложить свитки на столик и прилечь на постель. Я тут же заснул.
VIII
АМБИЦИИ
Каждый вид магии занимает свое место в многообразии волшебства, а вместе они образуют великий круг могущества. Все знания о магии заключены внутри этого круга: умения скромного сельского колдуна с его амулетами и хрустальными шарами, Звериная Магия Уита, божественная магия Скилла и волшебство домашнего очага. Все они, как я уже указывал выше, занимают свое место в великом многообразии, и необходимо понимать, что все они связаны единой нитью.
Но из моих слов вовсе не следует, что каждый может или должен пытаться овладеть полным кругом магии. Такой широкий диапазон не под силу смертному, и на то есть свои причины. Не нужно стремиться стать мастером всех видов магии. Но тот, кто наделен Скиллом, может научиться предсказывать будущее, существуют также легенды о звериных магах, овладевших волшебством огня или способных находить воду, подобно сельским колдунам.
Как показано на рисунке, каждая из этих меньших магий примыкает к более великим, а посему маг способен овладеть мелкими видами волшебства. Но рассчитывать на нечто большее – серьезная ошибка. Тому, кто ищет предсказания будущего в хрустальном шаре, опасно познание могущества огня. Эти виды магии не являются родственными, и усилия, необходимые для работы с ними, могут привести к потере рассудка.
Человеку, наделенному Скиллом, не стоит опускаться до Звериной Магии Уита, поскольку это приведет лишь к разложению и унижению его высокого искусства. Те, кто замечен в таких попытках, должны быть прокляты.
Оглядываясь назад, я подозреваю, что во время нашего первого урока с Дьютифулом я узнал значительно больше, чем он. Я познал страх и почтение. Я осмелился стать наставником в науке Скилла, которой сам владел не в полной мере. И с тех пор мои дни и ночи стали полнее, чем я мог предполагать, поскольку мне приходилось одновременно быть учеником и учителем, да еще и продолжать играть роль слуги лорда Голдена, отца Неда и шпиона Видящих.
Зимние дни становились все короче, теперь мои уроки с Дьютифулом начинались затемно. Обычно мы покидали башню Верити до восхода солнца. Мальчик и Чейд хотели, чтобы мы быстрее продвигались вперед, но я твердо решил больше не рисковать – ведь мы едва избежали катастрофы.
По той же причине я отказывался оценить способности Олуха в Скилле, хотя Чейд постоянно понукал меня. Браться за это теперь было бы бессмысленно, поскольку Олух не хотел иметь со мной ничего общего. Трижды Чейд устраивал нам с ним встречи в своих покоях, но дурачок не являлся в назначенный час. Впрочем, убедившись, что его нет на месте, я поворачивался и уходил. Всякий раз Олух говорил Чейду, что забыл о встрече, но ему не удавалось скрыть, насколько сильно он не желает иметь со мной дело.
– Как тебе удалось вызвать у него такое стойкое отвращение? – однажды спросил Чейд.
На что я совершенно искренне ответил, что не сделал Олуху ничего плохого. Я и сам не понимал, почему тот всячески меня избегает, но был этому рад.
А вот уроки с Дьютифулом доставляли мне удовольствие. Мальчик встречал меня радостно и всегда ждал занятий с нетерпением. Это поражало меня. Иногда я даже завидовал ему и гадал, как бы сложились мои отношения со Скиллом, если бы моим первым учителем стал Верити. Быть может, я бы занимался с ним с таким же наслаждением, как его сын со мной? Об уроках мастера Галена у меня сохранились самые худшие воспоминания. Все его упражнения для стимуляции разума казались мне дурацкими. Да Дьютифул в них и не нуждался. Скилл давался ему легко.
Очень скоро я пришел к выводу, что мое отвращение к процессу связано, прежде всего, с Галеном. Мне приходилось прикладывать усилия, чтобы выйти за пределы собственных защитных стен; Дьютифул вовсе не замечал границ. Он был готов разделить со мной все – начиная от расстройства желудка и кончая самыми сокровенными мыслями. Когда он открывался, его мысли напоминали вырвавшийся на свободу поток. Я стоял на страже его бурлящего разума, с трудом сохраняя собственное «я». Это зрелище завораживало и пугало, эмоции мешали принцу сосредоточиться на поставленных мной задачах. Еще хуже у нас получалось, если Дьютифулу требовалось войти со мной контакт – это походило на попытки вдеть в иголку канат. Однажды Верити сказал мне, что общение при помощи Скилла с моим отцом, Чивэлом, напоминало ему ощущение, которое он испытал, упав под копыта лошади: Чивэл налетал на него, передавал свое сообщение и уносился прочь. Точно так же вел себя Дьютифул.
– Если он сможет справиться со своим талантом, то быстро превзойдет учителя, – пожаловался я Чейду однажды поздним вечером, когда он зашел в свои прежние покои. Я сидел за старым столом, заваленным свитками о Скилле. – Я испытал огромное облегчение, когда начал учить его игре в камни. Сначала он никак не мог ухватить суть, а когда понял, стал быстро продвигаться вперед. Надеюсь, это поможет ему осмыслить глубинные аспекты магии Скилла. Все остальное дается ему удивительно легко. Он погружается в Скилл так же естественно, как щенок берет след. Словно вспоминает, что нужно делать, а не учится.