Ученик убийцы, стр. 88
Когда мы наконец увидели Голубое озеро, оно было похоже на отдаленный мираж. Прошло много лет с тех пор, как я такое долгое время находился вдалеке от моря, и я был удивлен тем, каким желанным стал для меня вид воды. Каждое животное в нашем караване наполняло мои мысли ее чистым запахом. Местность становилась более зеленой и более приветливой по мере того, как мы приближались к огромному озеру. И нам было трудно удержать лошадей от переедания по ночам.
Множество судов бороздили торговые пути Голубого озера, а паруса их были раскрашены так, чтобы извещать не только о своем товаре, но и о том, на какую семью они работают. Селения вдоль Голубого озера стояли в воде, на сваях. Там нас хорошо встречали и угощали пресноводной рыбой, вкус которой показался странным моему обученному морем языку. Я чувствовал себя опытным путешественником, и мы с Хендсом были просто потрясены тем, как возросли в собственных глазах, когда какие-то зеленоглазые девушки из семьи торговца зерном как-то ночью, хихикая, пришли к нашему костру. Они принесли с собой маленькие, ярко раскрашенные барабаны разных тонов и играли и пели для нас до тех пор, пока их матери не пришли, бранясь, чтобы увести их домой. Это переживание вскружило мне голову, и всю эту ночь я не думал о принце Руриске.
Теперь мы ехали на северо-запад. Нас перевезли через Голубое озеро на нескольких плоскодонных баржах, которые не вызвали у меня никакого доверия. На той стороне мы внезапно оказались в лесу, и жаркие дни в Фарроу превратились в прекрасное воспоминание. Наша дорога вела нас сквозь необъятный кедровый лес, тут и там прорезанный рощицами белой бумажной березы и в выгоревших местах приправленный ивой и ольхой. Копыта наших лошадей стучали по черной земле лесной дороги, и сладкие осенние запахи окружали нас. Мы видели незнакомых птиц, а однажды я заметил огромного оленя, такого необычного цвета и вида, что ничего подобного мне не приходилось видеть ни прежде, ни потом. Ночной выпас для лошадей ухудшился, и мы радовались зерну, которое купили у людей с озера. По ночам жгли костры. Мы с Хендсом разделяли палатку.
Теперь наш путь постоянно шел в гору. Мы шли извилистой дорогой между самыми крутыми склонами, но все время поднимались. Однажды вечером мы встретили делегацию из Джампи, посланную приветствовать нас и показать нам дорогу. После этого наше продвижение стало, без сомнения, более быстрым, и каждый вечер нас развлекали музыканты, поэты и жонглеры и угощали деликатесами. Все возможное было сделано, чтобы приветствовать нас и оказывать нам всяческие почести. Но мне все это показалось странным и почти пугающим в своем разнообразии. Часто я был вынужден напоминать себе о том, чему учили меня оба, и Баррич и Чейд, — о правилах вежливости, а бедный Хендс почти полностью отошел от этих новых спутников.
Физически большинство из них были чьюрда — как я и предполагал, высокие люди со светлыми глазами и волосами. У других волосы были рыжими, как у лисиц, и все они были мускулистые люди, как женщины, так и мужчины. Вооружены они были, по-видимому, луками или рогатинами и, несомненно, лучше чувствовали себя на земле, чем на лошади. Они одевались в шерсть и кожу, и даже самые скромные носили прекрасные меха, как будто это всего лишь домотканые рубахи. Они бежали рядом с нами, несмотря на то что мы ехали верхом, и без труда держались наравне с лошадьми весь день. Они пели на ходу длинные песни на древнем языке, который звучал почти тоскливо, перемежая их криками победы или восторга. Позже я узнал, что они пели нам свою историю, чтобы мы лучше знали, с каким народом соединял нас наш принц. Я понял, что они по большей части были менестрелями и поэтами, «гостеприимными» в переводе с их языка, традиционно приветствующими гостей и радующимися их приезду.
Когда прошли еще два дня, наша дорога стала шире, потому что другие дороги и тропинки вливались в нее по мере продвижения к Джампи. Она превратилась в широкий торговый путь, временами вымощенный толченым белым камнем. И чем ближе подходили мы к Джампи, тем больше становилась наша процессия, потому что к нам присоединялись группы из селений и племен, приехавшие из дальних пределов Горного Королевства, чтобы увидеть, как их принцесса обручается с могущественным принцем долин. Вскоре, с собаками, лошадьми и какой-то породой коз, которую они использовали как вьючных животных, с телегами, гружеными дарами, и людьми всех рангов и положений, целыми семьями идущих в конце нашего каравана, мы пришли в Джампи.
ДЖАМПИ
«Ипусть они придут, народ, к которому я принадлежу, и когда они достигнут города, пусть они всегда смогут сказать: это наш город и наш дом на то время, пока мы захотим оставаться здесь. И пусть здесь всегда останется место, пусть (тут слова смазаны) пастухов и стад. Тогда не будет чужих в Джампи, а только соседи и друзья, приходящие и уходящие по собственной воле». —И воля к самопожертвованию видна в этом, как и во всем остальном.
Так прочитал я много лет спустя в священной таблице чьюрда и так наконец пришел к пониманию Джампи. Но когда мы впервые стали подниматься в горы по направлению к Джампи, я был одновременно и потрясен и испуган.
Храмы, дворцы и публичные здания напоминали мне огромные бутоны тюльпана и цветом и формой. Формой они были обязаны некогда традиционным укрытиям из растянутых шкур, которые возводили племена, основавшие когда-то этот город, а цветом — просто любви горного народа к ярким краскам во всем. Все здания были недавно перекрашены во время подготовки к нашему прибытию и свадьбе принцессы и поэтому выглядели почти кричаще-яркими. Оттенки пурпурного, по-видимому, доминировали, слегка оттененные желтым, но в общем были представлены все цвета радуги. Правильнее всего было бы сравнить это со случайно найденной дорожкой крокусов, проталкивающихся сквозь снег и черную землю, потому что голые черные камни гор и темные вечнозеленые деревья делали яркие краски еще более впечатляющими. Вдобавок к этому сам город был построен на таком же крутом склоне, как Баккип, так что, когда смотришь на него снизу, цвет и линии города кажутся похожими на искусную аранжировку цветов в корзине. Но, приблизившись, мы увидели, что между больших зданий стояли палатки, временные хижины и разнообразные укрытия. Потому что в Джампи постоянны только общественные здания и королевские дома. Все остальное строят приливы и отливы людей, приезжающих в столицу, чтобы просить правосудия «жертвенных», как они называют короля и королеву, которые правят здесь, или чтобы посетить хранилище их сокровищ и знаний, или просто для торговли и встреч с другими племенами. Племена приходят и уходят, ставят палатки, обитают в них месяц или два, а потом, однажды утром, на их местах остается только голая земля, и вскоре уже другая группа приходит на смену ушедшим. Тем не менее город не производит хаотического впечатления, потому что улицы точно обозначены, а в самых крутых местах установлены каменные ступени; колодцы, купальни и бани размещаются на некотором расстоянии друг от друга по всему городу, и соблюдаются строжайшие правила сбора мусора и отбросов. И это зеленый город, потому что окраины его служат пастбищами для стад и лошадей, которых приводят сюда приезжающие, и места для палаток на них обозначены тенистыми деревьями и колодцами. В городе тут и там встречаются островки садов, цветов и деревянных скульптур, за которыми ухаживают более искусно, чем за всем, что я когда-либо видел в Баккипе. Приезжающие люди оставляют среди этих садов свои творения и подарки, и они могут принимать форму каменных статуй, резного дерева или ярко раскрашенных глиняных существ. Отчасти это напомнило мне комнату шута, в ней тоже царствовали цвет и форма, которые нужны были только для того, чтобы приносить людям радость.
Провожатые остановили нас на пастбище вне города и пояснили, что оно предназначено для нас. Скоро стало очевидным, что, по их расчетам, мы должны были оставить там наших лошадей и мулов и идти дальше пешком. Август, который был номинальным предводителем нашего каравана, не стал улаживать это с особой дипломатичностью. Я вздрогнул, когда он начал почти злобно объяснять, что мы привезли гораздо больше, чем смогли бы донести в руках, и что многие здесь слишком устали от путешествия, чтобы им могла показаться привлекательной идея подниматься в гору пешком. Я прикусил губу и заставил себя стоять тихо и наблюдать вежливое смущение наших хозяев. Конечно же, Регал знал об этих обычаях; почему же он не предупредил нас о них, чтобы мы не начинали свой визит с невежливости и неумения пойти на компромисс?