Судьба Шута, стр. 97
– Уважение друг к другу. Сейчас ты и сам не понимаешь, что делаешь, – будто ты вдребезги пьян. Нет, Фитц, перестань меня уговаривать.
– Не беспокойся. Завтра я не забуду, что сам тебе предложил. Я должен знать, жив ли мой Скилл! – В каких-то далеких уголках моей души я ощущал тревогу.
Мне хотелось остановиться и подумать, но возбуждение не позволяло. Сделай это сейчас, сделай хоть что-нибудь. Желание что-то предпринять было таким сильным, что я не мог ему противиться.
Я протянул руку и сжал тонкую кисть Шута. Он снял перчатки и даже не пытался сопротивляться. Словно складывая деревянную головоломку, я приложил его руку к своему запястью. Прохладные кончики пальцев легли на оставленные ими прежде следы. Я ждал. И ничего не чувствовал. Потом я вопросительно посмотрел на Шута.
Он закрыл глаза. Через мгновение его глаза открылись. Они были золотыми, и в них плескалось отчаяние.
– Ничего. Я ощущаю лишь тепло твоего запястья под своими пальцами. Я пытаюсь пробиться к тебе, но тебя нигде нет. И больше ничего.
Мое сердце мучительно забилось в груди. Я тут же попытался отбросить то, что сейчас узнал.
– Ладно. Это еще ничего не доказывает. Ничего. Завтра я могу проснуться, и Скилл ко мне вернется.
– Или нет, – спокойно предположил Шут, глядя мне в лицо. Его пальцы все еще сжимали мою кисть. – Возможно, мы больше никогда не сможем войти в контакт таким способом.
– Или нет, – согласился я. – Возможно, завтра я проснусь таким же одиноким и глухим, как сейчас. Возможно. – Я встал, высвободив руку из его пальцев. – Ладно. Сейчас бесполезно об этом говорить, верно? Как и о том, высохнет ли моя одежда к завтрашнему дню. То, что должно произойти, обязательно произойдет. – Я помолчал, размышляя о том, не пора ли мне замолчать, но вопрос сам сорвался с моих губ. – Как ты думаешь, Пиоттр сделал это со мной нарочно? Знал ли он, что эльфовская кора может уничтожить Скилл? И откуда он узнал, что я владею магией Скилла? И если он хочет помочь принцу убить дракона, зачем он вывел из строя меня? Если только он действительно хочет, чтобы мы убили Айсфира. Быть может, он заманил нас сюда, чтобы принц потерпел неудачу. Но все это звучит как-то бессмысленно. Ты согласен?
Шута явно смутил поток моих вопросов.
– Ты можешь немного помолчать, Фитц? – серьезно спросил он, и после некоторых размышлений я покачал головой.
– Боюсь, что нет. – Я нетерпеливо расхаживал по шатру. Неожиданно на меня накатило отчаяние. Мне никак не удавалось найти положение, в котором я бы чувствовал себя удобно. Я с радостью лег бы спать, но не знал, как избавиться от бурлящей во мне энергии. Мне вдруг захотелось уйти куда-нибудь подальше, чтобы все оставили меня в покое. Я закрыл лицо руками.
– Всю свою жизнь я все делал неправильно.
– Нам предстоит долгая ночь, – печально сказал Шут.
XVII
АЙСФИР
Вот история о том, что произошло с Яасал Тюленьи Сапоги и драконом Айсфиром в те годы, когда Визал была Великой Матерью их материнского дома. Визал невзлюбила молодого мужчину, которого Яасал привела в дом, и на то имелось три причины: у него были кривые ноги и впалая грудь, а всем известно, что эти черты передаются детям, и Визал не хотела, чтобы ее материнский дом наполнился кривоногими, хилыми существами. У него были рыжие волосы, и Визал не хотела, чтобы у ее потомков были такие же. И всякий раз, когда весна приходила на острова и на ветках ивы появлялись крошечные пушистые почки, мужчина начинал чихать, плакать и кашлять и не мог участвовать в весенних работах. Поэтому, когда Яасал однажды летом отправилась собирать ягоды на склонах холма, Визал приказала женщинам приготовить комья земли и мелкие камушки, способные причинить боль, но не нанести серьезных ран, чтобы прогнать мужчину Яасал. И ее сестры, мать и тетки охотно это проделали, поскольку им не нравилась его самодовольная улыбка, которая появлялась на его губах, когда Яасал отсутствовала.
Когда Яасал вернулась и узнала, что ее мужчина сбежал, она разрыдалась и принялась ругаться, а потом поклялась, что отправится к дракону, чтобы попросить его о мести. Всем известно, что это ужасный грех против материнского дома, однако Яасал так разгневалась, что не хотела слушать никаких доводов разума и отказалась принять крепкого молодого воина с темными волосами, которого ей предложили вместо ее бледного, тощего юнца. И она поплыла на Аслевджал, дождалась прилива и отправилась в самые глубины ледника, чтобы просить дракона о жестокой мести.
Глубоко под ледяными шапками острова она причалила свою лодку на илистом берегу. Яасал высоко подняла над головой факел, но не стала любоваться красотами голубого льда склепа Айсфира. Вместо этого она сразу же отправилась в путь по извилистым голубым туннелям, где в глубинах льдах покоился дракон. Потом она вытопила полость во льду при помощи крови ягненка, которого принесла с собой, и попросила сделать бесплодными всех женщин, которые прогнали ее мужчину.
Остаток этой ночи, а также следующие день и ночь я вспоминаю, как один лихорадочный сон. Мой разум отказывается возвращаться к ужасу, который я тогда пережил.
– Все это было плодом твоего воображения, – сказал мне позднее Чейд, и меня больно уколола легкость, с которой он отмахнулся от моих страданий.
«Вся наша жизнь, – хотелось мне ответить на это, – лишь плод нашего воображения. А где же еще то место, где мы способны осознать все, что с нами происходит, и перенести потери? Любое событие – ничто до тех пор, пока чей-то разум не придаст ему смысл».
Я пережил это испытание. Ни один человек, понимающий различие между лекарственным растением и ядом, не погружался в такие глубины отчаяния. В какой-то момент Чейд ночью послал Риддла присматривать за мной. Он накинул мне одеяло на плечи и отвел меня, босого, в дурацком одеянии Элдерлингов в палатку принца. Там – если я ничего не путаю – я провел несколько часов, объясняя Чейду, как сильно я себя презираю. Позднее Дьютифул рассказал, что никогда не слышал такого утомительного перечисления воображаемых грехов. Я помню, как он несколько раз пытался успокоить меня. Однако я продолжал говорить о самоубийстве. Намерение покончить с собой и раньше посещало меня, но я никогда не говорил о нем вслух. У Дьютифула мои сентиментальные фантазии вызвали отвращение, а Чейд указал на то, что столь себялюбивый поступок не исправит ни одну из моих глупостей. Наверное, к этому моменту я уже смертельно ему надоел.
И все же в происходившем не было моей вины. Мое уныние являлось результатом действия эльфовской коры, а не размышлений, заставлявших меня без умолку болтать всю ночь до рассвета. К утру Дьютифул знал о моей юности гораздо больше, чем я когда-либо собирался ему рассказывать. И если у него когда-нибудь возникало искушение поэкспериментировать с эльфовской корой или семенами карриса, то эта долгая ночь навсегда излечила его от подобных желаний.
Когда Олух больше не мог выдерживать моих вдохновенных бредней, Риддл получил указание отвести его в палатку к обладателям Уита, где за ним присмотрит Уэб, и оставить там ночевать. Чейд и Дьютифул планировали попытаться войти в контакт с Неттл при помощи Скилла, но мое состояние спутало все планы. Перед тем как Олух сбежал, они вместе попытались связаться со мной при помощи Скилла. У них получилось ничуть не лучше, чем у Шута. Когда я рассказал об этом Чейду, он помрачнел, и я понял, как сильно он не одобряет мои эксперименты с Шутом.
На следующий день Риддл и Уэб сопровождали нас с Олухом. Не сомневаюсь, что Риддл получил задание от Чейд а, но Уэб сам вызвался мне помочь. Я до сих пор не представляю, что сказал ему Олух, чтобы убедить, что я нуждаюсь в помощи. Я шагал сквозь бесконечное мучительное сверкание снега, погрузившись в черное беспросветное отчаяние. Риддл и Олух шли впереди и почти не разговаривали. Весь день Уэб шагал вслед за мной, но не произнес ни единого слова. Вернулось лето, и ветер, придававший заснеженным холмам удивительные формы, стал слабым и почти теплым. Я помню, как птица Уэба дважды сделала над нами круг, издав громкий отчаянный крик, а потом улетела к морю. Присутствие партнера Уэба напомнило мне о моей потере, вызвав новые мучительные воспоминания. Я плакал, и слезы ручьями текли по моим щекам.