Странствия убийцы, стр. 144

— Кетриккен, — сказал я просто, — он любит вас и не станет вас винить. Ему будет горько, конечно, как и любому мужчине на его месте. Что до дел Регала, то это дела Регала. Не пытайтесь брать на себя его вину. Вы не могли остановить его.

Она провела рукой по лицу и ничего не сказала. Она смотрела сквозь меня, и лицо ее при свете звезд казалось белой маской. Потом Кетриккен вздохнула, но я чувствовал, как ее душит горе.

Я обнял мою королеву и притянул к себе, прижимая лицом к своему плечу. Я погладил ее по спине, чувствуя, как она напряжена.

— Все в порядке, — сказал я ей, — все будет хорошо. Вот увидите. У вас будет другой ребенок, и вы все вместе будете сидеть в большом зале в Баккипе и слушать песни менестрелей. Снова настанет мир. Вы никогда не видели Баккипа в мирное время. Это будет время Верити, чтобы охотиться и ловить рыбу, а вы будете скакать с ним бок о бок. Верити снова будет смеяться и рокотать в большом зале, как северный ветер. Раньше повариха часто выгоняла его из кухни, потому что он отрезал куски мяса, когда оно еще не было достаточно прожарено, — таким голодным он возвращался с охоты. Он входил в кухню и отрезал ногу от готовящейся птицы, а потом уносил ее с собой в караульную и рассказывал стражникам разные истории, размахивая этой ногой, как мечом…

Я гладил ее спину, как будто она была ребенком, и рассказывал о грубоватом веселом Верити моего детства. Некоторое время ее лоб лежал на моем плече и она не шевелилась. Потом она кашлянула, как бы начиная задыхаться, и зарыдала. Она заплакала внезапно и без стеснения, как ребенок, который упал, сильно стукнулся и испугался. Я чувствовал, что эти слезы она давно сдерживала, и не пытался помочь ей остановиться. Наоборот, я продолжал говорить и гладить ее, почти не думая, что я говорю, пока рыдания не стали стихать, а дрожь не прекратилась. Наконец она немного отодвинулась от меня и полезла в карман за платком. Она вытерла лицо и глаза и высморкалась, прежде чем сделать попытку заговорить.

— Со мной все будет в порядке, — сказала она. — Это просто… просто трудно сейчас. Ждать встречи, чтобы рассказать ему все эти ужасные вещи, знать, какую это причинит ему боль… Они научили меня, как надо быть Жертвенной, Фитц. С самого начала я знала, что будут ужасные горести, которые мне придется перенести. Я достаточно сильна для этого. Но никто не предупредил, что я могу полюбить человека, которого для меня выберут. Нести свое горе — это одно, но причинить горе ему… — При этих словах ее горло сжалось, и она низко наклонила голову. Я боялся, что она снова начнет плакать, но когда Кетриккен подняла голову, она улыбалась мне. Лунный свет посеребрил ее влажные щеки и ресницы. — Иногда я думаю, что только ты и я видим человека под короной. Я хочу, чтобы он смеялся, и кричал, и оставлял открытыми бутылки с чернилами, и разбрасывал повсюду свои карты. Я хочу, чтобы он обнял меня и держал так долго-долго. Я так этого хочу, что забываю о красных кораблях, о Регале и… обо всем другом. Иногда я думаю, что, если бы только мы могли снова быть вместе, весь остальной мир стал бы лучше. Это не очень достойная мысль. Жертва должна быть более…

Серебряный блеск за ее спиной привлек мое внимание. Я увидел черную колонну за ее плечом. Она склонилась над краем пропасти у разрушенной части дороги, половина ее каменного пьедестала обвалилась. Я не слышал, что еще сказала моя королева. Я не мог понять, как я не заметил этого раньше. Колонна светилась на сверкающем снегу ярче, чем луна. Это был отесанный черный камень, пересеченный паутиной блестящих кристаллов. Как лунный свет на покрытой рябью реке Скилла. Я не мог расшифровать никаких надписей на его поверхности. Ветер выл у меня в ушах, когда я протянул руку и провел ею по этому гладкому камню. Он приветствовал меня.

27. ГОРОД

Через Горное Королевство проходит старый торговый путь, не соединяющий никакие ныне существующие города. Части этой старой дороги заходят далеко на юг и на запад — до самого берега Голубого озера. У этой дороги нет названия, никто не помнит, когда и зачем она была построена, и почти никто не пользуется ее уцелевшими частями. Местами эта дорога была разрушена обычными для гор морозами. В других местах наводнения и оползни превратили ее в груду булыжников. Время от времени склонные к путешествиям юные горцы пытаются пройти по ней. Те, кто возвращался, рассказывали о заброшенных городах и долинах, в которых дымятся серные пруды, а также о странной пустынности той территории, по которой проходит дорога. «Никакой дичи, очень плохая охота», — говорят они. И нигде не засвидетельствовано, что нашелся какой-то смельчак, прошедший по этой дороге до конца.

Я рухнул на колени на заснеженной улице и затем медленно поднялся на ноги, пытаясь вспомнить. Я напился? Это могло бы объяснить тошноту и головокружение, но не этот безмолвный и сверкающий город. Я огляделся. Я находился в месте, напоминавшем городской сквер, в тени маячившего надо мной камня какого-то памятника. Я моргнул, крепко зажмурился, потом снова открыл глаза. Смутный свет по-прежнему затуманивал зрение. Я не мог видеть дальше протянутой руки. Я тщетно ждал, чтобы мои глаза привыкли к рассеянному свету звезд. Но вскоре меня стал пробирать холод, и я бесшумно пошел по пустынным улицам. Естественная усталость вернулась первой, за ней последовало смутное воспоминание о моих спутниках, палатке, разрушенной дороге. Но между туманными воспоминаниями и этой странной улицей не было ничего. Я посмотрел в ту сторону, откуда пришел. Тьма поглотила дорогу. Даже мои следы были наполнены влажными, медленно падающими снежинками. Я сморгнул снег с ресниц и огляделся. Я видел влажно-блестящие стены каменных зданий по обе стороны улицы. Мои глаза никак не могли приспособиться к этому свету. Он был очень слаб, и казалось, у него вообще не было источника. И я не мог различить, куда иду. Форма зданий и направление улиц оставались загадкой.

Я почувствовал, как во мне нарастает паника, и постарался подавить ее. Ощущения, которые я испытывал, слишком живо напоминали о ловушке Скилла в поместье Регала. Я боялся потянуться вперед Скиллом, опасаясь встретиться в этом городе с тенью Уилла. Но если я буду двигаться вслепую, то могу забрести в ловушку. Под прикрытием стены я остановился и заставил себя успокоиться. Я попытался вспомнить, как я сюда попал и давно ли я покинул моих спутников. Я не смог вспомнить ничего. Я пощупал вокруг Уитом, пытаясь найти Ночного Волка, но не обнаружил ничего живого. Я подумал, действительно ли здесь нет никого, или мой Уит снова отказал мне, но на это у меня тоже не было ответа. Когда я прислушивался, я слышал только ветер. Пахло мокрым камнем, свежим снегом и, может быть, речной водой. Волна паники снова поднялась во мне, и я прислонился к стене.

Город вокруг меня внезапно ожил. Я понял, что прислонился к стене трактира. Изнутри доносились пронзительные звуки духовых инструментов, веселые голоса распевали незнакомую песню. По улице прогремела повозка, потом мимо меня проскользнула молодая пара — юноша и девушка бежали, рука об руку, и смеялись на бегу. Была ночь в этом странном городе, но он не спал. Я поднял глаза к немыслимым высотам увенчанных шпилями зданий и увидел огни, горящие на верхних этажах. В отдалении мужской голос громко звал кого-то.

Сердце мое бешено колотилось. Что со мной? Я взял себя в руки и решил идти вперед и выяснить все об этом странном городе. Но я подождал, пока еще одна груженная бочками с элем повозка проехала по моей улице. Тогда я вышел из укрытия.

В то же мгновение все снова затихло и превратилось в бесшумную сияющую темноту. Смолкли песни и смех в таверне; никто не проходил по улицам. Я осмелился подойти к перекрестку и осторожно огляделся. Ничего. Только мягко падающий мокрый снег. Наконец я сказал себе, что здесь погода более сносная, чем она была наверху, на дороге. Даже если мне придется провести на улице всю ночь, я не особенно пострадаю.