Миссия Шута, стр. 32
Я промолчал. Шут держал перед собой корону. Мы оба колебались, любопытство сражалось с осторожностью. А потом медленная беззаботная улыбка расцвела на его лице. Точно так же он улыбался в ту ночь, когда положил свои исполненные Скилла руки на тело Девушки-на-Драконе, вырезанной из камня. Вспомнив страдания, которые мы, сами того не желая, причинили, я вдруг испугался. Но прежде чем я успел что-либо сказать, Шут поднял корону и надел ее на голову. Я затаил дыхание.
Ничего не произошло.
Я смотрел на него, испытывая одновременно разочарование и облегчение. Несколько секунд между нами висела тишина, а потом Шут захихикал, и мы оба громко расхохотались. Напряжение отпустило, и мы смеялись, пока по щекам у нас не потекли слезы. Когда мы немного успокоились, я посмотрел на Шута, так и не снявшего деревянную корону, так и оставшегося моим другом, каким он всегда для меня был. Он вытер слезы.
– Знаешь, в прошлом месяце в схватке с лаской мой петух потерял почти все свои перья. Нед их собрал. Может, вставим их в корону?
Шут снял диадему и с деланным огорчением повертел ее в руках.
– Давай завтра. Может, мне удастся стащить кое-какие из твоих чернил и восстановить краски. Ты их помнишь?
– Думаю, ты и без меня справишься, Шут, – пожав плечами, сказал я. – У тебя всегда был дар к подобным вещам.
Он с преувеличенной серьезностью склонил голову, признавая мой комплимент. Подобрав ткань с пола, Шут принялся заворачивать корону. Огонь в камине совсем погас, остались лишь мерцающие в темноте угли, которые отбрасывали на нас красноватые отсветы. Я долго смотрел на своего друга, представляя себе, что цвет его кожи не изменился, и передо мной прежний Шут из моего детства, и значит, я так же молод, как и он. Он оглянулся, увидел, что я не свожу с него глаз, и его лицо ожило диковинным образом, стало таким напряженным, что я не выдержал и отвернулся. Через мгновение он заговорил:
– Итак, после гор ты отправился…
Я взял кружку с бренди и обнаружил, что она пуста. Мне стало интересно, сколько я уже выпил, а потом решил, что для одного вечера достаточно.
– Завтра, Шут. Завтра. Дай мне хорошенько выспаться и решить, как лучше рассказать тебе о том, что произошло дальше.
Неожиданно его изящные пальцы сомкнулись вокруг моего запястья как и всегда, они были холодными.
– Подумай, Фитц. Но не забывай… – Казалось, он не знает, как лучше сказать то, что собирался. Он заглянул мне в глаза, и в его тихом голосе послышалась мольба. – Расскажи мне все, что сможешь, в подробностях, я ведь никогда не знаю, что мне необходимо услышать, пока не услышу это.
И снова его взволнованный взгляд проник мне в душу, вывел из равновесия.
– Загадки. – фыркнул я, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал легко и непринужденно, но получилось, что я лишь подтвердил слова Шута.
– Загадки, – согласился он. – Загадки, ответами на которые можем стать мы с тобой, если только сумеем узнать вопросы. – Он посмотрел на свои пальцы, сжимающие мое запястье, и разжал их. Потом грациозно, словно кошка, поднялся на ноги и потянулся, как будто пытаясь поставить на место все свои косточки и суставы, чтобы снова стать целостным. – Иди в постель, Фитц, – сказал он мне, точно ребенку. – Отдыхай, пока можешь. Я хочу еще немного подумать, а бренди ударило мне в голову.
– Мне тоже, – признался я, и Шут протянул мне руку, за которую я с благодарностью ухватился. Он легко поставил меня на ноги, я покачнулся, он подался вперед вслед за мной, схватил за локоть и помог сохранить равновесие. – Потанцуем? – предложил я, заикаясь.
– А мы и так танцуем, – с серьезным видом ответил Шут. Словно прощаясь с партнершей по танцу, он низко склонился над моей рукой, но я ее вырвал. – Надеюсь, я тебе приснюсь, – мелодраматичным тоном заявил он.
– Спокойной ночи, – ответил я, стоически не поддавшись на его подтрунивание.
Я направился к своей кровати, и волк с тихим стоном последовал за мной. Он редко спал дальше чем на расстоянии вытянутой руки от меня. Я сбросил одежду на пол, натянул ночную рубашку и повалился на кровать. Волк уже выбрал себе местечко на холодном полу неподалеку. Я закрыл глаза и, опустив руку, погладил его густую шерсть.
– Приятных тебе снов, Фитц, – проговорил Шут, и я открыл глаза. Он уселся в свое кресло у погасшего камина и, улыбаясь, смотрел на меня. – Я тебя покараулю, – с важным видом заявил он.
Я покачал головой и помахал ему рукой, а потом меня поглотил сон.
VII
СЕРДЦЕ ВОЛКА
Существует ошибочное представление, что Уит – это дар, которым обладает человек и который может передать животному. Почти во всех историях об Уите рассказывается о том, как человек, служащий злу, использует свою власть над животными или птицами, чтобы причинить вред своим соседям-людям. Во многих из них такого мага ждет справедливое наказание – его слуги из мира зверей выступают против него, и он в конце концов становится таким же, как они, и тогда те, кого он обидел, могут ему отомстить.
На самом деле Уитом обладают как люди, так и звери. Не все люди в состоянии создать особую связь с животным, которая и является сутью Уита. Так и не все животные могут реагировать и поддерживать эту связь. А из тех, кто наделен такой способностью, далеко не все хотят иметь дело с людьми. Чтобы связь сформировалась, нужно обоюдное согласие партнеров, которые становятся равными друг другу. В семьях, владеющих Уитом, когда младший ребенок достигает совершеннолетия, его отправляют на поиски спутника. Дело не в том, что он должен выбрать себе подходящее животное, а потом подчинить его своей воле. Скорее, найти существо с похожим сознанием среди домашних или диких животных, готовое установить с ним связь на основе Уита. Иными словами, зверь должен быть не в меньшей степени, чем человек, одарен особыми способностями. И хотя человек, наделенный Уитом, в состоянии общаться практически со всеми животными, связь сформируется, только если зверь обладает необходимыми способностями и хочет этого.
Однако в любых взаимоотношениях есть место насилию. Так муж иногда бьет жену, а та унижает его своим неуважением. Человек может доминировать над своим партнером по Уиту. Возможно, чаще всего встречается вариант, в котором человек выбирает животное, когда оно еще слишком мало, чтобы понимать значимость решения, принимаемого на всю жизнь. Гораздо реже возникают ситуации, когда животные сопротивляются или диктуют свою волю людям. Среди представителей Древней Крови известна баллада о Скитальце Грейсоне, который оказался настолько глуп, что связал свою жизнь с диким гусаком и до конца своих дней жил по законам птиц.
Утро третьего дня, проведенного мной с Шутом, наступило слишком рано и показалось мне неприятно ярким и солнечным. Мой друг проснулся раньше меня, и мне не удалось заметить в нем никаких последствий выпитого накануне бренди. Было ясно, что день будет жарким, поэтому Шут развел совсем небольшой огонь, чтобы приготовить на завтрак кашу. Я выпустил кур, отвел пони и лошадь Шута на склон холма, выходящий на море. Пони я отпустил, а Малту привязал – на всякий случай. Она наградила меня укоризненным взглядом, но вскоре принялась щипать траву с таким видом, будто ни о чем другом и не мечтала. Я постоял немного, разглядывая спокойное море, которое в лучах утреннего солнца походило на гладкую металлическую пластину. Налетел легкий бриз и взъерошил мои волосы, и мне показалось, что кто-то произнес слова, а я их повторил: «Пришло время менять».
Время перемен, – эхом повторил волк вслед за мной.
Не совсем то, что сказал я, но у меня возникло ощущение, что так будет вернее. Я потянулся, расправил плечи и предоставил ветру унести мою головную боль. Потом я посмотрел на свои руки – покрытые мозолями, грубые руки крестьянина, в темных несмываемых пятнах от земли, обветренные непогодой. Почесав заросшее щетиной лицо, я вдруг сообразил, что не брился уже несколько дней. Моя одежда, чистая и удобная, кое-где залатанная, могла многое рассказать о том, как я провожу свои дни. Все, что казалось мне удобным и установившимся всего несколько мгновений назад, стало представляться нарядом, специально предназначенным для того, чтобы защищать меня в годы покоя. Мне вдруг отчаянно захотелось вырваться из этой жизни и снова стать не тем Фитцем, которым я был, а каким мог быть, если бы не умер для всего света. Неожиданно меня пробрала дрожь, и я вспомнил одно утро из своего детства, когда я стоял и наблюдал за тем, как гусеница превращается в бабочку, чтобы познать мир. Неужели покой и прозрачность моей жизни, окружавшие и защищавшие меня, вдруг начали меня душить, пробуждая мечты о свободе?