Формула одиночества, стр. 72

Марина с усмешкой посмотрела на него, но промолчала, разглядывая листок. Однако Иван понял ее усмешку по-своему и тотчас обиделся.

– Только за пацана меня не держите, ладно? Жулики, бывает, и не на таких пустяках проваливаются.

– С чего ты взял, что я держу тебя за пацана? По-моему, ты очень толковый и сообразительный молодой человек. – Марина сложила листочек вчетверо и сунула его в карман куртки. – Порой мне кажется, что ты не журналист, а сотрудник правоохранительных органов. – Но, заметив его округлившиеся от негодования глаза, выставила перед собой ладони: – Все-все, сдаюсь! Ты самый пронырливый и дотошный из тех журналистов, кого я знаю. Удачи тебе! Завтра встретимся, обсудим наши действия в деталях. Ты надолго здесь?

– Настолько, сколько потребуется! – сообщил Иван и с изрядной долей хвастовства добавил: – Редактор мне доверяет и поэтому позволил заниматься этой проблемой хоть до морковкиного заговения.

– Отлично. – Марина не скрывала, что обрадовалась. По неизвестной причине с Иваном ей было легко и спокойно, а вот с Олегом – сложновато. Его цепкий взгляд, глазки-буравчики, массивное телосложение, крупные руки с крепкими пальцами странным образом раздражали ее. Она ощущала себя дамой со стрелкой на колготках, ученицей, не выучившей урок, а то и ребенком, который только что залез в бабушкин буфет и съел все малиновое варенье. Возможно, это объяснялось разницей в возрасте. Она была старше Ивана лет на десять и поэтому не рассматривала его как потенциального воздыхателя. Олег же, наоборот, был старше ее, и она кожей чувствовала, что интересна ему как женщина. Отсюда, видно, и возникло желание дерзить и ехидничать. К тому же ей не понравилось его предложение по поводу консолидации сил с очень перспективным покупателем усадебных земель, с этим, как его, Заварзиным. Вернее, очень насторожило. Или Олег проверял ее на вшивость, или действительно решил сорвать куш в этой сделке? Кто знает, что на уме у этих гэбистов? К этой службе она относилась всегда с уважением, потому что в местном ФСБ ее курировали приличные люди. И если даже в этой организации завелись «оборотни в погонах», то на кого тогда рассчитывать? К кому обратиться за помощью, не рискуя и не опасаясь?

– Марина Аркадьевна, – ворвался в сознание голос Ивана, и журналист слегка толкнул ее ладонью в плечо. – Вы меня слышите?

– Прекрасно слышу, – бодро ответила она. – Что тебя интересует?

– Ваша дочь похожа на тот портрет? – Иван кивнул в сторону музея.

– Совершенно не похожа, – засмеялась Марина. – Она точная копия своего отца, но не лишена приятности. Ты это хотел услышать?

Иван пожал плечами:

– Жалко, что вы не собираетесь учить ее в Москве. Я бы сам взял над ней шефство, честное слово!

– Знаю я таких шефов. Заморочишь девчонке голову. Ей слезы, а тебе дурная привычка.

– Не обижайте, Марина Аркадьевна! Я ведь говорю, что интуиция меня ни разу не подводила. И сейчас я точно знаю, что наше знакомство не закончится. А значит, есть все предпосылки встретиться с вашей дочерью. И чем черт не шутит, вдруг я в нее влюблюсь.

– Влюбишься? – не выдержала и рассмеялась Марина. – Ты ж ее ни разу не видел?

– Зато я с матушкой ее познакомился. А как говорит мой папа, кстати, великий знаток женщин, прежде чем выбрать жену, присмотрись к будущей теще. Так я уже присмотрелся!

– Ваня, – Марина осуждающе покачала головой, – не болтай чушь! Тебе заняться больше нечем?

– Ладно, не хотите разговаривать, не надо! Но вы увидите, что я был прав!

Иван окинул ее мрачным взглядом исподлобья. И Марине вдруг стало нехорошо. Поначалу она даже не поняла отчего. Но в памяти вдруг всплыл взгляд Арсена, тот самый, его коронный. Которым он одарил ее во дворе Анжелы, заметив, как она наблюдает за ним из-под занавески. Иван, конечно, был еще щенком по сравнению с Арсеном, но в его взгляде уже чувствовались и сила, и упрямство, и внутренняя убежденность, которые присущи только настоящим мужчинам.

Настоящий мужчина! Марина с трудом подавила вздох сожаления. В кои-то веки на ее горизонте появился человек, с которым она смогла бы безоглядно, без капли сомнения связать свою судьбу. Но он, как оказалось, принадлежал другой женщине. Молодой, ушлой, красивой. Такие никогда не выпустят добычу из своих коготков.

– Ну, я пошел, Марина Аркадьевна? – прервал ее мысли голос Ивана. – Встретимся завтра! А я сегодня попробую расколоть Витька. Может, получится что-нибудь из него вытянуть!

– Удачи, Ванюша!

Марина попрощалась с ним абсолютно машинально, потому что перед глазами снова всплыло лицо Арсена, его глаза в тот момент, когда он шептал ей:

Жди меня, и я вернусь!

Только очень жди...

Марина чисто автоматически развернулась и медленно, как сомнамбула, направилась в дом. Она поднималась по ступеням, и в такт ее шагам в голове отстукивали молоточки:

Жди... Жди... Жди...

Только очень жди...

Глава 25

Слез не было. И страха тоже. В гробу лежал человек, абсолютно не похожий на отца. Черная полоска закрывала лоб. Пышную шевелюру гримеры морга зачесали назад и тщательно уложили, превратив отца в благообразного старичка. А ведь совсем недавно никто не давал ему семидесяти двух лет. Отец был полон жизни, энергичен и стремителен. Ссадину на щеке тоже тщательно загримировали, но заострившийся нос, посиневшие губы, бляшки холестерина на бледных руках, свеча в тонких с набухшими суставами пальцах – все это было чужим, холодным, лишенным души и уже не реальным. Реальное осталось в прошлом, в котором места Марине тоже не нашлось.

Они сидели с мачехой друг против друга у изголовья гроба. Марина – слева, Ольга Борисовна – справа. Дрожащие тени на стенах, запах горячего воска, хвои, вощеной бумаги и – тишина! Ее нарушали лишь вздохи мачехи, потрескивание свечей да шум деревьев за окном, закрытым плотными шторами. Марине невыносимо хотелось на свежий воздух. Но она терпела, до ее встречи с Субботиным оставалось полчаса. И ей еще нужно было придумать причину, чтобы отлучиться на некоторое время. Мачеха, судя по всему, решила просидеть возле гроба всю ночь. С одной стороны, это было несомненной удачей... можно беспрепятственно проникнуть в ее комнату. С другой – придется искать убедительную причину, чтобы отлучиться. И эту отлучку мачеха непременно запишет в свой кондуит.

Вернувшись из больницы, Ольга Борисовна успела побывать в своей спальне. Но не больше десяти минут. Они ей потребовались, чтобы переодеться в черное платье, изящное и дорогое, которое отнюдь не скрывало достоинств ее фигуры. На голову она накинула красивую кружевную косынку ручной работы. И это, естественно, насторожило Марину. Конечно, отец был далеко не молод, но все же он не походил на старца, готового в любую минуту отдать богу душу. Однако в арсенале мачехи имелся этот наряд. Причем очень стильный, правда, не из тех, что можно надеть на вечеринку или деловую встречу. Да и за самой мачехой никогда не замечалось любви к темным расцветкам. Получается, она приготовила его на всякий случай? И этот случай очень быстро представился?

Марина поморщилась. Даже в эти скорбные минуты она не прекращает попытки отыскать в мачехе что-то неприятное, отталкивающее, корыстное. Здесь, у гроба отца, не пристало сводить счеты. Тем более выстраивать версии и видеть в каждом преступника. Марина пыталась направить свои мысли в другое, не менее важное русло. Что делать дальше? Как спасти музей? Как выйти на преступников? Но бледное лицо напротив, этот скорбный, потухший взор то и дело притягивали взгляд Марины и не позволяли ей сосредоточиться. Согбенная фигура мачехи, тяжелые вздохи, покачивания головой и бесконечное промокание платочком сухих глаз вызывали у нее глухое раздражение, которое, несмотря на все усилия, росло.