Формула одиночества, стр. 61

– Иван! – не менее радостно воскликнул Матюхин и шагнул навстречу молодому человеку.

Они обнялись, а затем принялись хлопать друг друга по спине и плечам и восклицать:

– Ай, молодец, что приехал!

– А ты, смотрю, растолстел на государевой службе!

– А ты вымахал, точно пожарная каланча!

– Ничего, зато далеко вижу...

За бурными восторгами следователь абсолютно забыл, что Марина до сих пор находится в комнате.

– Виктор Алексеевич, вы позволите мне покинуть вас? – Марина наконец решилась напомнить о себе.

– Извините, ради бога. – Матюхин прижал руку к груди и смущенно улыбнулся. – Разрешите вам представить Ивана Корнеева, спецкора «Комсомолки», – и посмотрел на своего улыбающегося приятеля. – А это Марина Аркадьевна, доктор исторических наук, профессор, а еще дочь Аркадия Сергеевича Бартеньева. Она помогает нам в расследовании убийства своего отца и ограбления музея.

– Я уже понял. – Иван перестал улыбаться и серьезно посмотрел на нее. Глаза у него были карими, почти черными, с длинными, по-девичьи пушистыми ресницами.

«Славный мальчик, – подумала Марина. – Сразу видно, из хорошей семьи!»

А вслух сказала:

– Рада с вами познакомиться, Иван. Надеюсь, мы найдем с вами общий язык.

– Взаимно, – кивнул Иван и посмотрел на Митюхина. – Мне бы где-то вещи оставить?

– Пойдемте, я вас устрою в гостевом флигеле, – сказала Марина. – Он находится здесь же, на территории усадьбы.

– Отлично! – воскликнул Иван, потер руки и покосился на Митюхина. – Надеюсь, Витек, ты не слишком достал Марину Аркадьевну своими расспросами?

Тот молча развел руками, а Иван снова устремил свой веселый взор на Марину.

– Как насчет чашечки кофе? Можно где-нибудь сообразить? А потом хорошо бы прогуляться по усадьбе и по музею. Вы бы мне порассказывали, а я бы вам позадавал вопросы. Идет?

– Идет! – улыбнулась в ответ Марина. Журналист определенно ей понравился. И она уже чувствовала, что с ним ей будет легко и свободно.

– Пойдемте, – предложила Марина и направилась к двери.

Иван перевернул бейсболку козырьком назад, отчего принял и вовсе удалой вид, и устремился следом за ней. Марина не видела, как при этом он округлил глаза и многозначительно кивнул в ее сторону. На что Матюхин молча показал ему кулак.

Глава 21

– Предок мой, граф Петр Бартеньев, был очень богат. Его жене Прасковье Ивановне Бартеньевой, урожденной Салтыковой, в свое время досталось в наследство состояние обоих графов Салтыковых. Она была старшей дочерью генерал-фельдмаршала Ивана Петровича Салтыкова и одной из двенадцати фрейлин Екатерины Великой. А состояние у Салтыковых было настолько велико, что один из братьев содержал в 1812 году целый полк, а у другого в Москве и в Санкт-Петербурге имелось более десятка домов, в которых он жил один, переезжая из особняка в особняк. Прасковья Ивановна Бартеньева нередко приглашала в свой дом известных итальянских певцов и сама с ними частенько певала, обрядившись в античные одежды. Оба, и муж и жена, были известными театралами. Именно они создали первый в округе домашний театр, в котором играли не только крепостные актеры, но и сами хозяева, и их гости. Вы видите, театр сохранился до сих пор. В былые времена, я имею в виду советскую власть, – пояснила Марина, – здесь выступали известные певцы и музыканты, проводился музыкальный этнографический фестиваль, литературные чтения, но в девяностых годах все это постепенно сошло на нет, потому что перестали выделять деньги на просветительские программы, а спонсоров тоже не всегда получается найти. Да и какие спонсоры в наших краях!

– Я понимаю, – сказал Иван. – Все красиво рассуждают о национальной идее, кучу национальных проектов напридумывали. А национальная идея вот здесь! Среди этих лесов, холмов, березовых рощ и полянок с «куриной слепотой». Вот это надо беречь! – Он сердито топнул ногой. – То, что хранится здесь. То, что остается и хранится в нашей душе вечно. Но все, что не стерло время, способна стереть серо-зеленая бумажка с мордами чужих нам президентов. Поэтому я не верю в красивые слова! И поэтому я здесь, а не там, где эти морды вырубают еще и в камне.

Глаза Ивана сверкали, лицо раскраснелось. «Он и вправду рассердился, этот славный мальчик!» – подумала Марина и взяла его за руку.

– Успокойтесь, Ванюша, – сказала она ласково. – И не стучите, пожалуйста, ногами. Испортите ценный паркет!

– Извините, – нахмурился Иван. – Иногда меня несет не в ту степь. – И, заглянув в свой блокнот, заговорил уже без яростных ноток в голосе: – Прежде чем приехать сюда, я основательно поработал в архивах и библиотеках. И откопал любопытный факт. Оказывается, один из ваших предков – тайный советник и действительный камергер Петр Васильевич Бартеньев – был директором банка в екатерининские времена и выступил в роли неумолимого судьи по делу о краже в государственном банке двухсот пятидесяти тысяч рублей кассиром Вельбергом. Бартеньев вместе с Державиным горячо принялся за это дело и вел его даже по ночам, заседая с членами комиссии в своем доме у Аничкова моста в Петербурге.

– Да, он был очень искренним и честным человеком. Жил на широкую ногу, но никогда не слыл расточительным.

– Марина Аркадьевна, можно я задам еще один вопрос? – неожиданно робко посмотрел на нее Иван. – Возможно, он не слишком вам приятен, и все же...

– Задавайте, – вздохнула Марина, – хотя я уже догадалась, о чем вам хочется спросить...

– Сейчас мало кто помнит эту историю, – начал Иван, не сводя с нее глаз. – Вы понимаете, о чем я говорю. О знаменитом бриллиантовом ожерелье, которое император Павел подарил княгине Лопухиной. Я читал, что у наследников княгини это ожерелье купили крестьяне графини Бартеньевой и подарили своей госпоже. Этот подарок возбудил в то время немало толков. Бартеньева в благодарность выстроила больницу и школу для крестьянских детей. Причем у графини было три дочери, но ни одной из них она не отдала ожерелье. Оно должно было храниться, как говорилось, в роду. Но как получилось, что оно исчезло? Кажется, в восемьдесят восьмом или восемьдесят девятом году, а в девяностом всплыло на аукционе в Лондоне?

– Слава богу, ожерелье с трудом, но удалось вернуть в Россию. Сейчас оно хранится в Алмазном фонде, и теперь ему ничего не угрожает, – сухо заметила Марина. – Я знаю, что розыском преступников занимались и наша милиция, и Интерпол. Но они так и не нашли ни заказчика, ни исполнителя, не дошли даже до конца цепочки посредников. Кто-то упал с балкона, кто-то попал под машину, кого-то элементарно пристрелили...

– Вы после этого случая очень быстро уехали в Сибирь? – осторожно справился Иван. – Это как-то связано с пропажей ожерелья?

Марина с недоумением посмотрела на журналиста, а затем усмехнулась и покачала головой.

– Увы, Ванечка, я уехала совсем по другой причине, отнюдь не криминальной. И не совсем быстро, через год.

– Вы не ладите с мачехой? – быстро спросил Иван.

– Все в прошлом, – вздохнула Марина. – Сейчас она болеет, и нам не до выяснения отношений. Возможно, я ошибалась, и она действительно любила моего отца.

– Вы сомневались в этом? – снова вцепился в нее Иван, и Марина разозлилась.

Она остановилась в центре зала и с негодованием посмотрела на него.

– Не там ищете сенсацию, молодой человек. – Она даже покраснела от гнева. – Я думала, вы действительно заинтересовались проблемой спасения музея. Но вы, смотрю, больше склонны рыться в чужом грязном белье! Если это так, то наш разговор окончен. Я не хочу, чтобы смерть моего отца и мои отношения с мачехой стали объектом сплетен и обывательских пересудов.

– Извините, – покраснел Иван, – репортерская привычка! – И, заглянув ей в глаза, совсем по-детски попросил: – Не сердитесь, а? Я больше не буду! – И ловко вернул их разговор в прежнее русло. – Я тут с удивлением обнаружил в одной из энциклопедий, что еще одним вашим предком являлся Иван Бартеньев. Он прославился в сороковых годах девятнадцатого века своими шуточными стихотворениями.