Кыш и Двапортфеля: Повести, стр. 13

— Пошли. Посмотрим, во что нас превратят, — сказал я и привязал Кыша к батарее, чтобы он не рвался за нами.

ГЛАВА 26

Мы спустились на четвёртый этаж. Папа позвонил, и Гера яростно взвыла, как будто пришли обворовывать.

Дверь открыл Рудик в тренировочном костюме. И сверху вниз взглянул на нас с папой. Гера выглядывала из-за его спины, угрожающе рыча.

— Здравствуйте, — сказал папа.

— Привет! Родичей нет дома. Гера! Фу! — сказал Рудик.

— А мне, собственно, нужно поговорить именно с вами, — сказал папа.

— О чём это нам говорить? — грубо спросил Рудик, и Гера, почувствовав в его тоне угрозу, оскалясь, залаяла.

Вид у Рудика был встревоженный, и он прихлопнул спиной дверь своей комнаты.

Гера, лязгая зубами, рвалась к папе. У меня сердце ушло в пятки и всё внутри похолодело от страха. Но папа вдруг на весь подъезд крикнул Гере:

— Цыц! — замахнулся на неё рукой, топнул ногой, и Гера, мгновенно поджав хвост, шарахнулась в дальний конец коридора.

Оттуда она уже не залаяла, а жалко тявкнула. Из соседних квартир на бешеный лай Геры вышли жильцы. Рудик растерялся.

— Может быть, пригласите для разговора в квартиру, а то я что-то не наблюдаю ни в вас, ни в собаке большой внутренней культуры, — сказал папа.

И то, что Рудик растерялся, а Гера забилась в угол, показалось мне чудом.

— Входите, — сквозь зубы сказал Рудик.

— Дело вот в чём, — сказал папа, когда мы вошли и закрыли дверь, — сегодня один из жильцов нашего подъезда видел, как вы доставали из моего ящика журнал «Знание — сила»…

От меня не ускользнуло, что Рудик изменился в лице, хотя папа всего-навсего брал его на пушку.

— Да. Вас, — подтвердил папа. — Если жилец ошибается, я буду рад принести вам свои извинения.

Тут дверь, перед которой стоял Рудик, немного отворилась, папа встал на цыпочки, стараясь заглянуть туда, но Рудик оттолкнул его, потому что был выше, и размахнулся для удара. Папа как-то весь сжался, но при ударе не увернулся, а поймал Рудикову руку.

Кыш и Двапортфеля: Повести - i_012.png

Рудик ахнул, присел на корточки и, раскрыв рот, смотрел теперь уже снизу вверх на моего папу. Гера при этом даже не думала рычать, лежа на своем месте.

А мне стало стыдно, что я раньше папы не бросился на Рудика.

— Ящик был открыт, и журнал валялся на полу, — сдавленным голосом сказал Рудик.

— Вот это другой разговор, — усмехнулся папа. — Прошу вернуть журнал. Кстати, он старый. Вы попали в ловушку. Советую, не дожидаясь вызова милиции, вернуть все похищенные вами журналы. Если они не уничтожены…

Рудик поднялся с пола, прямо зелёный от ненависти к папе и страха.

Он зашел в комнату и вернулся с целой кипой журналов.

— Всё это будет возвращено владельцам, — сказал папа, брезгливо посмотрев на Рудика. — Может быть, что-нибудь скажете в своё оправдание? (Рудик молчал.) Мне жаль, что вы испортили эту прекрасную овчарку. Вы передали ей ряд своих гнусных черт. Мелкую надменность и трусость. У неё ваш характер, — добавил папа, приветливо свистнув Гере. Вдруг щёлкнул замок. В квартиру вошли отец Рудика и старший брат — лётчик. Они удивились, увидев нас, и поздоровались.

Папа извинился за вторжение в квартиру и мрачно объяснил, что за история произошла с журналами.

— Это так? — спросил у Рудика отец.

Рудик ничего не ответил, криво улыбнувшись.

Напоследок папа попросил изолировать от Рудика прекрасную собаку Геру. Отец и брат Рудика прямо сникли от такого позора. Но папу они заверили, что эту минуту Рудик будет помнить всю жизнь.

Самым неожиданным было то, что папа перед уходом подошёл к лежащей Гере, присел, погладил её и ласково потрепал за ушами.

— Подонок! — услышал я крик старшего брата, когда за нами захлопнулась дверь.

А соседи как толпились на площадке, так и продолжали толпиться. Их стало ещё больше. Они пришли с других этажей. И все поняли, что случилось что-то необычное.

Пенсионер Сизов, увидев у папы в руках «Огонёк», обо всём догадался.

Папа раздал все журналы, а часть попросил передать подписчикам.

— Неужели молодой человек способен на это! — удивилась Кроткина, которой вернули «Здоровье», и горько покачала головой.

Но больше всех бушевал Бабаджанян, у которого Рудик стащил «Цветоводство» и «Пчеловодство», и Недзвицкий — подписчик «Деревообрабатывающей промышленности».

По их настоянию жильцы решили в ближайшие же дни устроить товарищеский суд.

— Молодому человеку это пойдёт на пользу, — сказала Крохкина.

— Такой красивый мальчик и вот на тебе, — пожалел кто-то.

Но я подумал, что никакой он не красивый. Это мой папа красивый, хотя он небритый из-за Кыша, почти лысый и ростом ниже всех жильцов.

Товарищеский суд над Рудиком было решено устроить завтра вечером.

Между прочим, папа предложил этот суд не устраивать, потому что отец Рудика — серьёзный, уважаемый человек, брат — военный лётчик, а лётчики, папе это точно известно, с такими людьми, как Рудик, не очень-то цацкаются. Но папу не послушали. Тогда мы пошли домой.

ГЛАВА 27

— Столкнёшься вот с таким в жизни — и прямо тошно становится. Прямо под душ хочется залезть и долго отмывать пемзой руки, — сказал папа.

— А ты возьми и залезь, — посоветовал я.

Под душ папа всё же не полез, а руки с мылом вымыл. Потом пришла мама. Я отвязал Кыша, подвёл его к ящику со столбиком, и Кыш доказал, что моё изобретение работает, как часы.

Папа опять стал меня хвалить:

— В Москве два раза в год родятся тысячи лаек, овчарок, терьеров, пуделей, дворняг, боксеров, и хозяева ходят за ними с тряпкой. Я горжусь моим сыном! Он уже сделал кое-что полезное для человечества и его друзей — собак!

Мама, конечно, смеялась. Кыш, почувствовав, что всем весело, так и носился по квартире, а мне было не до смеха, когда я вспомнил, что должна прийти Вета Павловна жаловаться на мою дисциплину. После этого папа сразу перестанет гордиться своим сыном, и сегодняшняя заслуга перед человечеством мне не поможет.

Но Вета Павловна всё не приходила.

Я последний раз вывел Кыша во двор. Гера в этот раз прогуливалась с братом Рудика — военным лётчиком. Она рявкнула, увидев Кыша, и он её тут же усмирил.

— Если б ты знал, — сказал я папе перед сном, — как я ненавижу проклятых, злющих немецких овчарок! Ты сам мне читал, как они кусали пленных в лагерях и до самой смерти затравливали беглецов! Ненавижу!

— Ты брось эти штучки! — сказал папа. — Собаки здесь ни при чём. Это их хозяева во всём виноваты. Приучают собак к подлости — они и будут подлецами. Для них травля беззащитных пленных становится охотой. А ты почему возненавидел овчарок?

Я промолчал. Папа сам приучил меня к тому, чтобы не жаловаться.

— А что ты скажешь о псах-героях, которые взрывали эшелоны с фашистами, выносили раненых из боя?.. Находили и находят краденое… Овчарки водят на улицах слепых… Нянчат детей… Всё дело в воспитании. Рудик испортил Геру, потому что сам бесчестен и труслив… И смелой преданности в Гере ни на грош! Настоящий пёс умрёт, а защитит хозяина. Вот так… Теперь представь, что ты поехал туристом в Альпы. Вдруг метель. Ты сбился с дороги, замёрз как цуцик и подумал: «Каюк! Прощай, родимая турбаза! Прощайте, папа и мама!» Тут ты ещё попал под лавину снега. Каюк, и всё! Но люди послали по твоему следу огромного сенбернара. И он нашёл тебя. Ура! А на груди у него мешочек, а в мешочке бутылочка… э-э… чая… Ты глотнёшь глоточек горячего чая, согреешься, прижмёшься к тёплому мохнатому псу, заплачешь от счастья и поклянёшься до конца своих дней его не забыть. А ведь этого пса могли натаскать на ограбление путников. Так что брось эти штучки — ненавидеть породу овчарок, потому что Гера тебя обидела. Она здесь ни при чём. Хозяин виноват во всём. И учти: Кыша нужно воспитывать, а не играть с ним, как с котёнком. Он должен быть смелым, преданным, честным и весёлым. А как он будет смелым, если ты сам трусишка? Ты маленький — значит, будь удаленьким!