Волчья хватка, стр. 47
Поджаров говорил не спеша, размеренно, однако сильно волновался: волны, исходившие от него, даже пахли адреналином. Ражный чуть отвернулся, сел боком, чтобы этот ненавистный запах ночным тягуном относило в сторону.
Финансист боролся с собственными чувствами.
– У нас в России существует некая бойцовская традиция, эдакая древняя кузница богатырей, тайный орден борцов. И будто дожил он до наших дней, сохранился и существует благодаря русскому святому Сергию Радонежскому. Живут обыкновенно, с виду не выделяются физической мощью, а то и этого не заметно... Говорит, если за таким человеком несколько лет пристально наблюдать, можно уловить некоторые отклонения, странности. Например, необъяснимые отлучки раза два-три в год, несколько необычный образ жизни, страсть к одиночеству, поздняя женитьба, особое воспитание детей... Ну, там еще много чего. И вот этот самурай решил, что я принадлежу к такому ордену. Или что-то о нем знаю. Я, честно сказать, впервые об этом от него услышал. Но чую, отказывать ему нельзя. Такие суммы стал предлагать – по тем временам оторопь брала. Весь вопрос стоял, куда такие деньги девать... – Финансовый директор ностальгически вздохнул. – И давал, вроде бы дружески, на мелкие расходы... В общем, я стал темнить, будто бы проверять его, свел с подставными и половину суммы взял... Потом меня взяли, шесть лет усиленного режима... Но не в этом дело. Япошка-то не зря искал этот орден и баксами раскидывался. Я в зоне потом все сопоставил и сам пришел к выводу – не перевелись еще богатыри на русских просторах. И знаешь, тебя не один раз вспомнил. А потом вообще занес в реестр...
С другого берега прозвучал еще один выстрел и, как показалось, из ружья. Через несколько секунд ему ответил пистолетный.
– Первый выстрел был ружейный? – как ни в чем не бывало спросил Ражный.
– Не расслышал...
– Будто из дробовика саданули...
– Блин, уезжаешь от Москвы на полтыщи верст с надеждой отдохнуть – и тут стреляют! Дурдом, а не страна!
– Какая уж есть...
– Пусть порезвятся, – вдруг разрешил Поджаров. – Это создает особый острый колорит, так сказать, музыкальное сопровождение к нашему разговору. Ну, Вячеслав Сергеевич, готов ты поделиться тайнами своего ордена? Только со мной темнить не нужно, я не японец, а свой, патриот и соотечественник. Кстати, все началось с твоей фамилии. Однажды вдруг подумал, что значит войти в раж? Это ведь способность входить в особое психическое состояние, верно? Но управляемое состояние, а не просто пьяный кураж или затмение рассудка...
– Они в темноте там друг друга не постреляют? – озабоченно спросил Ражный. – Или у них холостые?
– Не отвлекайся, Ражный, не уходи, это теперь не поможет.
– Предчувствие нехорошее, – откликнулся он. – Без трупов не обойдется...
– Одним кретином больше, одним меньше... Ты слышишь, о чем я говорю? Не валяй дурака. Как говорят новые русские, будет базар или нет?
Пальба началась на обоих берегах одновременно, и выстрелы, умноженные эхом, напоминали уже фронтовую перестрелку. А через пару минут на берег выскочили двое конных с ружьями – необразованные сыновья горемыки Трапезникова...
8
Перед Вятскими Полянами, на границе с Татарией, его остановил на посту ГАИ мальчишеского вида скучающий инспектор, тщательно изучил документы, осмотрел машину со всех сторон, попросил открыть капот и, не найдя никаких нарушений, полез было в кабину проверить люфт руля. Действовал он смело, самоотверженно, потому что был под прикрытием: второй сотрудник – крупный парень в бронежилете – стоял в сторонке, чуть ли не уперев автоматный ствол в спину Ражного. Изрядно потоптанная на лесных дорогах «Нива» могла вызвать подозрения в технической неисправности, однако инспектор придирался слишком явно. Больше всего не хотелось, чтобы этот короткий лез в кабину, но он открыл дверцу, заскочил на сиденье и тут только увидел Молчуна на полике рядом с пассажирским. Волк оказался так близко, и так хищно щерился, что этот малыш испугался и слишком поспешно выскочил из машины, чтобы скрыть испуг.
– Собака?! Почему нет намордник? А документа есть?
При этом его заметно передернуло от только что пережитой опасности, и заговорил он с сильным татарским акцентом.
К маленьким людям Ражный относился, как к детям, никогда с ними не спорил, снисходительно терпел их вздорное поведение и не обижался; иное дело, они автоматически относились к нему предвзято и уже не любили его только за то, что он был чуть ли не в два раза крупнее и выше. В армии его доставали малорослые командиры, на улицах и дорогах – коротенькие милиционеры...
– Это не собака, – сказал он. – И документов нет.
– Почему не собака? Я видел, собака!
– Это волк, – определил второй, с автоматом, и, приблизившись, заглянул через стекло. – Точно! Настоящий волк... Где взял?
– В лесу поймал, – сознался Ражный, усаживаясь в кабину. – Командир, документы верни, и привет...
– Дикий хищник держать неволя и перевозить без клетка запрещено! – нашелся короткий, неуклюже пихая водительские права в карман, а другой рукой доставая рацию. – Есть решение экологического комитета...
Маленькие человечки никогда не прощают испуга, если только они при власти, при исполнении служебных полномочий...
– Поймал? – восторженно засмеялся автоматчик. – Ну ты даешь!.. А чего с ним ездишь?
– Надежно, как с автоматом...
Инспектор связался с кем-то по рации, докладывал про волка. Говорил не по-русски...
– Пожалуй, даже лучше, чем с автоматом! Ну ты же не такого поймал? Наверное, щенком был?
– Да, на логове взял...
– А волчица?..
– Сдохла волчица...
– Как сдохла? Убили?
– Нет, не стреляная была. Подралась с кем-то, кишки вымотала и сдохла... – Разговор с этим парнем был почти дружеским, и Ражный воспользовался моментом. – Слушай, пусть вернет документы – и я поеду?
Короткий тем временем получил инструкции и теперь вовсе стал неприступен.
– Придется составить протокол, а хищника изъять, – заявил он. – Выйдите из машины.
Его напарник настолько увлекся, что не расслышал приказа.
– А мы тоже ездим за волками. У нас тут степи, так больше обкладами охотятся. Нынче четырех в колке офлажили, нас на номера поставили – ни пошевелиться, ни покурить, а мороз!..
Инспектор рыкнул что-то по-татарски, и автоматчик сник, отошел от машины.
– Погодите, мужики. – Ражный опустил стекло и вылез. – Это вполне мирный, одомашненный зверь, людей не трогает. Не понимаю, в чем проблема?
– Домашних волков не бывает, – хмуро и со знанием дела сказал автоматчик. – Волк – он и есть волк... Придется изъять зверя.
Маленький человек в погонах сел в машину ГАИ, достал бланк протокола и поманил к себе. Мимо проехал тяжелый грузовик, и, пользуясь шумом, Ражный тихо сказал:
– Уходи, Молчун.
Волк словно ждал этой команды – тотчас выпрыгнул сквозь опущенное стекло, перескочил дорогу и легкой трусцой направился в степь мимо постовой будки. Первым опомнился коротенький инспектор – живчик, закричал что-то по-татарски напарнику, хотя все происходило у него на глазах. Тот развел руками, но спохватился, вскинул автомат. Первая очередь была длинной и неприцельной, почти от живота – так стреляют по убегающему человеку. И вторая тоже впустую, поскольку автоматчик поспешил – слева по дороге приближался «МАЗ».
Инспектор вылетел из машины, на ходу доставая в общем-то бесполезный на таком расстоянии пистолет, заругался и выпалил трижды по убегающему зверю. Тогда его напарник пропустил грузовик, выбежал на асфальт и встал на колено.
– Да мат-ть его!.. Достану!
И стал колотить прицельно, одиночными. Молчун пошел скачками, еще хорошо виднелась его спина в сухой осенней траве и не по-волчьи высоко вскинутая голова. Ражный механически считал выстрелы, и после седьмого зверь вдруг присел, потом сделал свечку и упал, скрывшись в траве.
– Есть! Попал! – в азарте крикнул автоматчик, не отрываясь от прицела.