Скандальная мумия, стр. 56
Дакхауз уставился на собственный рукав, будто тот обратился в камень.
– Я… гм… что именно вы хотели?
– Да вот, про крючки для пуговиц. – Она расстегнула еще одну пуговицу, над солнечным сплетением. – Типа зачем нужен крючок на ручке, если можно сделать просто пальцами? – Она спрыгнула с края стола, смела в сторону бухгалтерскую книгу и заняла ее место. При этом она едва заметным движением взяла директора за запястье, так что его пальцы задели перламутровую пуговицу.
Указательный палец Дакхауза дернулся, но не отодвинулся. Директор забормотал:
– Понимаете, гм… в XIX веке, ботинки и…
– А вы посмотрите, – настаивала она. – Проверьте сами, что пальцами куда приятнее.
Он вытянул шею в сторону коридора – конечно, прислушиваясь к затихающим шагам охранника. Рита Рей помахала на себя ладошкой.
– Ой, как здесь жарко. Ну что же девушке сделать, чтобы остыть?
У Дакхауза открылся рот, бледный язык лизнул верхнюю губу. Он сглотнул слюну, сморгнул три раза подряд. Сперва осторожно, потом поспешно его первые три пальца расстегнули пуговицу.
Последнюю пуговицу Рита Рей расстегнула сама. Подняв болтающийся в ложбине медальон, она закинула его за спину, освободившись для дальнейших действий, и препроводила руку Дакхауза на свою обнаженную правую грудь. Пальцы его судорожно сжались. Рита Рей положила руку ему на плечо, наклонилась к нему и застонала.
Вторая рука Дакхауза сама поползла к левой груди. Он отвел шелк неуклюжим движением руки и вытаращил глаза.
– Лапонька, они не сломаются, – сказала она, поверх лысины директора выглядывая в коридор.
Дакхауз сперва осторожно погладил, потом стал мять грудь как тестомес.
У Риты Рей позвоночник выпрямился как палка, когда она услыхала приглушенный расстоянием одинокий стук где-то у выхода из музея. Барабанные перепонки напряглась, но других звуков слышно не было.
Дакхауз явно ничего не слышал, но в ответ на движение Риты Рей застыл:
– Я тебе сделал больно?
– Нет, детка, нет. У тебя волшебные руки.
Еще тридцать секунд усердного тисканья – и никаких признаков сторожа или Орландо. Рита Рей слегка хлопнула его по макушке.
– Ой, как хорошо, – сказала она. – Отлично я разогрелась. Теперь будем по справедливости.
Она спрыгнула со стола на пол, нырнула под стол, глядя на Дверь между директорских ног – куда, к черту Орландо запропастился? Запустив руку вверх по бедру Дакхауза, она ослабила ему ремень.
Директор закинул голову назад, задрал подбородок, закрыв глаза. Колени его разошлись в стороны.
Рита Рей расстегнула пуговицу штанов. Пока левая рука расстегивала молнию, правая проверила левый карман пиджака и брюк на предмет ключей.
С левой стороны не нашлось ничего, и потому ее руки поменялись ролями: левая ощупывала одежду, правая нырнула в открытую ширинку трусов, сомкнулась на слабой эрекции и сжала.
– Ого, какой ты большой!
Дакхауз содрогнулся. Дыхание его стало прерывистым. Он попытался скинуть с себя брюки и трусы, но Рита Рей шлепнула его по рукам. Он тут же послушно их убрал. Бедра его задергались в такт движению полусжатого кулака Риты Рей.
– Вот так, большой мой мальчик, – сказала она, когда левая рука наконец нащупала ускользающие ключи на тощей ляжке. Но положение не позволяло засунуть руку в этот карман. Она повернулась, досадливо пробормотав:
– Блин!
– Блин! – отозвался Дакхауз. – Блин, блин, блин!
На каждое движение кулака Риты Рей он вскидывал бедра, и ключи отзванивали ритм.
– Что это за шум? – сказала она между его ног.
Дакхауз открыл глаза.
– А? Что? А… монеты, ключи. В кармане. Ерунда.
Рука Риты Рей застыла.
– Не останавливайся!
– Такой звон, будто вся армия спасения стучит надо мной в бубны. Убери это.
Дакхауз вытащил два клочка бумаги, кольцо с пятью ключами и семьдесят шесть центов мелочью и хлопнул все это на стол. Монеты скатились на пол.
– Вот. Давай… быстрее…
Ориентируясь на звук извлеченного металла над головой, Рита Рей изменила позу, чтобы оказаться сверху. По дороге она потеряла равновесие, качнулась, и пышная прическа со стуком ударила по столу снизу.
– А, нах!… – выругалась она.
– Да, да! Иди на него, иди!
Она ответила автоматически:
– Да иди туда сам! – Но тут же овладела собой: – Ты за кого меня принимаешь?
Она вывернулась из-под стола, встала рядом с Дакхаузом:
– Подтяни штаны и молнию застегни.
– Застегнуть… я… извините, если я…
Он краснел и отворачивался от ее взгляда.
– Ты же не хочешь, чтобы я залетела?
– О боже, нет, конечно. – Дакхауз дрожащими пальцами подтягивал штаны. – Я прошу прощения, у меня нет… предохранительных средств…
– Я девственница, – пояснила Рита Рей. – Я обет приняла вместе с моими ученицами. Полное воздержание до брака. Пол-но-е.
– Я не знал…
– Я надеюсь, что ты отнесешься к обету с уважением.
– Да, конечно, – согласился Дакхауз, заправляя увядающую полуэрекцию в штаны и застегивая молнию.
– Это хорошо. Но это же не значит, что я так уж совсем не могу себя порадовать.
Она задрала юбку до пояса. Не снимая трусов, она оседлала Дакхауза, сидящего на стуле, охватила его руками за шею и начала медленный танец нажимов и трений, хлопок на полиэстере.
– Да, да, да! – стонал Дакхауз.
Она выгнула спину, вытянула руки, одна рука держится за стол, другая по нему шарит. Глядя в потолок, она произнесла:
– Боже, прости меня, не могу устоять перед сильными мужчинами.
Наконец-то пальцы ее нашарили ключи.
Свет мигнул в коридоре, у дальней стены легла приближающаяся тень. Рита Рей наклонилась и потрясла грудями, отвлекая Дакхауза, глядя при этом на его мотающуюся лысую макушку. А директор уже вовсю распелся:
– У-у-у…
Тень была слишком массивна для Орландо. Рита Рей отдула с лица упавшую прядь волос.
Если это тот охранник, и я все это зря…
Из-за угла выглянул Орландо.
– Слава богу! – вслух произнесла Рита Рей.
Дакхауз открыл глаза:
– Это ты… да?
– Уже четвертый раз, детка. А ну, поехали по пятому кругу!
– О да… Хотя я… гм… еще не… возраст… но… но еще немного можно…
Орландо стоял в дверях. Увидев танец лобка Риты Рей, он театрально хлопнул себя рукой по лбу, прикрывая глаза. Потом расставил пальцы, чтобы видеть. И глаза вытаращил.
Она бросила ему ключи.
Он их поймал в дюйме от собственного лица и исчез.
Минуты, решила Рита Рей, должно ему хватить, чтобы открыть дверь в коридор, найти мумию, заклинить дверь и вернуть ключи. Еще минута – смыться с товаром. Еще сто двадцать секунд тяжкого труда. Она посмотрела на часы – но без очков не могла увидеть секундную стрелку. И потому стала считать: тысяча и один, тысяча и два, – в такт елозя бедрами по костистому паху Дакхауза.
На сорок пятой секунде она простонала:
– Детка, не прекращай! Не прекращай!
Дакхауз кивнул, не открывая глаз, сильнее ухватил ее за бедра, чтобы усилить трение, и начал вопить более экспрессивно:
– Киска! Киска! Киска!
– Мя-я-я-яу! – ответила Рита Рей, закатывая глаза.
Через двадцать секунд появился Орландо, показывая большой палец. Он скользнул в кабинет, толкнул ключи по столу к Рите Рей и пошел доделывать работу.
Орландо подошел прямо к куче простыней на столе посередине комнаты, в точности как описала билетерша. Нашел моток скоча, перевязал узел крест-накрест, чтобы не рассыпался, сгреб в охапку, отметив, насколько узел легок, и поспешил
к выходу.
Убедившись, что снаружи зрителей нет, он зашагал по асфальту к машине Риты Рей.
Не успела еще захлопнуться стальная дверь музея, как голос директора взлетел до крика: «Да, да, ДА!», потом дикий вопль – и удовлетворенное молчание.
42
Приземлившись в Ноксвиле, Шики прошел мимо газетного киоска и тут – Бог ты мой! – увидел свое имя в таблоиде. Он чуть не упал, когда повернулся рассмотреть, что там. И прочел: «Князь Света вознесся на небо и вернулся мумией. Преподобный Шикльтон Дун…»