Утоли моя печали, стр. 30

– Хорошо у нас получается, правда? – спросила она, смеясь. По-солдатски!

Полковник отодвинулся, сильно покраснел и, смущенный, не знал, куда деть свои огромные руки, – ну точно как Миша на выпускном! Ей это так понравилось, что захотелось смутить полковника еще больше, чтоб наконец прорвало его, чтоб начал говорить, путаться, заикаться; это было так восхитительно – слушать признание в любви!

– Почему вы пришли без цветов, полковник? – полушепотом спросила Наталья и чуть придвинулась к нему. – Такой торжественный момент! И почему не в парадной форме?

Этот сорокалетний человек с мужественным лицом, крепкими, широкими плечами, должно быть, привыкший командовать, неожиданно увял, растерялся и вскочил, как солдатик.

– Виноват, – промямлил. – Нет возможности изыскать. Будет исправлено!

Наталья сама не ожидала от себя властного напора – будто внутри какая-то пружина раскрутилась, будто иной голос проснулся, дремавший до поры.

– Что нет возможности изыскать? Цветы или мундир?

– Цветы… и мундир…

– Могли бы приказать своим солдатам, чтобы посадили цветы на клумбах.

– У меня нет солдат… Только офицеры.

– Приказали бы офицерам!

– Но тут не растут цветы, – умоляюще пролепетал бледный полковник. Очень холодно, тундра…

Она чуть умерила свой пыл, поприжала незнакомый голос: хозяин военного городка выглядел совсем несчастным, хуже отвергнутого и обиженного мальчишки.

– Хорошо, а что же с вашим мундиром, полковник? Его спас Алексей Владимирович.

– Наталья! – весело воскликнул он. – Я немедленно закрываю эту тему! Прекрати сейчас же. Предлагаю выпить за гостеприимного и благородного хозяина! За вас, полковник!

С того гора свалилась. Полковник неуклюже поднял бокал, но чокнулся только с молодыми – с Натальей не посмел, хотя было заметно первоначальное желание.

И тогда она сама достала бокалом его бокал.

– Прощаю вас, полковник!

Он пригубил, справился с волнением и чуть-чуть осмелел.

– Цветы будут посажены! Соорудим стеклянный колпак, маленькую оранжерею. В следующий раз встретим с цветами.

– Надеюсь, – с незнакомой холодностью проронила Наталья, внутренне рассмеявшись, поскольку верила, что следующего раза не будет. Ведь это всего лишь свадебное путешествие!

Потом ей наскучило играть с полковником и к концу вечеринки, полагая, что он давний друг дяди (а иначе с чего бы он стал принимать у себя путешественников и хлопотать о регистрации брака?), спросила как бы невзначай:

– Вы давно знаете моего дядю?

Он снова смутился и слегка обескуражил ответом:

– К сожалению, нет. Я с ним не знаком… Был незнаком, но сейчас очень рад этой встрече. Он прекрасный человек!

– Как? Вы не знали его раньше?

– Никак нет. Двадцать лет на точках… На сей раз смутилась она, не зная, чем объяснить гостеприимство полковника, его заботливость и явное, ненаигранное желание услужить. Следовало бы еще кое-что расспросить, но дядя сделал какой-то знак, и хозяин военного городка стал прощаться и извиняться, дескать, служба, вынужден немедленно покинуть свадебный ужин. Он снова расцеловал молодых, поздравил еще раз и уже попятился к двери, но не выдержал и бросил последний взгляд на Наталью. И в тот же миг решился, встал перед ней на колено и бережно поцеловал край платья.

Она растерялась, покраснела и попыталась отдернуться, – так все было неожиданно и непривычно! – однако внутренняя гордая и властная сила заставила подать руку. Полковник взял ее в ладони, как трепещущую птицу, и чуть коснулся губами.

– Вам пора! – нетерпеливо заметил Алексей Владимирович.

Полковник вскочил, попрощался кивком головы и стремительно вышел.

А Наталья в тот миг отчетливо поняла, что все эти старомодные, смущающие жесты и действия полковника продиктованы не желанием покорить ее, показать свою нежную влюбленность и преклонение. Тут чувствовалось нечто иное, пока необъяснимое и незримое, как бегущий по проводам электрический ток. Этот полковник будто разбудил в ней какое-то древнее и дремлющее воспоминание. Оно было как забытый сон, когда полностью вылетают из памяти сюжет и картина и остается только ощущение.

Только после этого Наталья заметила, что Алексей Владимирович и Оксана стоят чуть поодаль и зачарованно смотрят на нее…

– Почему вы так… смотрите? – спросила она. – Что-нибудь не так?

Дядя тут же принялся откупоривать новую бутылку шампанского, а его новая жена – доставать чистые фужеры…

– Все так, все так… – раскачивая пробку и морщась от напряжения, пробубнил Алексей Владимирович. – А почему смотрим?.. Выросла ты, Наталья. Тебе уже целуют ручки такие бравые полковники.

7

Несмотря на бессонную ночь в вертолете, она никак не могла уснуть и, подложив повыше подушку, полулежала на солдатской кровати и смотрела в окно. Перед глазами долго стоял мужественный полковник, и один раз даже показалось, что он подкрался к коттеджу и осторожно заглядывает сквозь стекло в ее комнату. Наталья встала, подобралась на цыпочках к окну и неожиданно выглянула – на улице было пусто, и никто не убегал за темные силуэты деревьев…

Потом захотелось пить, но, проходя на кухню через зал, Наталья увидела початую бутылку шампанского и чистые бокалы. Ей захотелось похулиганить: молодожены были далеко – в спальне, в самом конце коридора, так что вряд ли услышат. Она налила полный фужер, зачем-то сделала реверанс и, собравшись с духом, выпила до дна. А рука сама размахнулась, чтобы разбить фужер об пол, но другая благоразумно остановила и указала на босые ноги. Тогда она стала танцевать, кружиться по залу, воображая, что ведет ее широкоплечий седой полковник в парадном мундире… Откуда-то с потолка посыпались цветы, много цветов – миллион алых роз! Они светились в темном зале, напоминая звездное ночное небо, и скоро засиял весь пол, усыпанный цветами. И восхитительно было наступать на них босыми ногами!

Казалось, танец этот длился бесконечно, и уже изрядно кружилась голова, когда она оказалась на стуле. Взгляд сам собой наткнулся на свидетельство о браке, забытое молодоженами на столе Испытывая волнение, Наталья побежала в свою комнату, включила ночник и стала изучать документ.

Наверное, дядя так влюбился в свою чудесную женщину Оксану, что снова записывался по жене, ибо в свидетельстве значилось: «После регистрации брака присвоить фамилии: мужу – Прибытко, жене – Прибытко».

Эта новая фамилия не понравилась Наталье из-за слишком уж пошлого звучания. Она отнесла документ на стол, выпила еще немного шампанского и легла в постель. Дяде невозможно было отказать в оригинальности, и не потому ли его любили молодые и красивые женщины?

Да, с этим все было ясно. Алексей Владимирович всегда пользовался успехом, в школе возле него обычно крутились незамужние учительницы, и даже существовал способ, где искать директора, если срочно нужен, – там, где слышен женский смех. Но каким образом он притягивал к себе солидных, часто пожилых мужчин, чем их очаровывал, если они стремились бескорыстно помочь ему и услужить? Например, шутка ли – достать военный вертолет и улететь на нем в свадебное путешествие! Или как этот полковник, который умудрился в тундре найти загс, без присутствия жениха и невесты зарегистрировать брак и устроить свадебный ужин. И при этом еще чувствовать себя не хозяином, а подчиненным…

Вспомнив полковника, Наталья снова стала думать о нем, воображать, как он целует край ночной рубашки, потом руку, и, прикрыв глаза, почти реально ощутила его прикосновения. Вот он чуть осмелел, потянулся выше и, как Вася, стал гладить волосы, случайно трогая большим пальцем мочку уха. Легкий знобящий ток бежал по голове, к горлу и откликался где-то внизу живота, и ей страстно хотелось, чтобы полковник не испугался своей смелости и не отнимал руки.

Холодная капля дождя Ударилась о висок И согрелась…

Ей стало жарко и тесно в солдатской постели! Картина брачной ночи притягивала воображение, вызывая то любопытство, то стыдливость, и, чтобы избавиться от навязчивого видения, она прокралась в зал и выпила шампанского. От прохладного, но жгущего вина стало еще жарче, и, забыв о приличии, Наталья решительно вышла в коридор и осторожно приблизилась к двери дядиной спальни. Лицо горело от предчувствия таинственного действа, и она придумала на ходу веский аргумент, почему заглядывает в спальню: стало страшно одной! На улице тундра, ночь и ни души…