Триумф Темного Меча, стр. 32
Гаральд покачал головой.
— Объясни хоть что-то!
— Если бы я мог! — прошептал Джорам словно бы самому себе. — Я думал, что знаю их. А теперь вижу, что они предали меня. Неужели они могут...
Гаральд пристально смотрел на него, слыша в голосе Джорама знакомые горькие нотки — и что-то еще. Эхо боли и утраты.
— Тем более мы должны сразиться с ними! — внезапно сказал Джорам, и голос его был холоден, как студеное дыхание ледяной стены. — Мы должны им показать, что они не захватят этот мир так просто, как им представлялось! Мы должны напугать их так, чтобы они ушли и никогда не вернулись.
— Но каким оружием мы будем биться? — беспомощно спросил Гаральд. — Льдом?
— Льдом, воздухом, огнем. Магией, друг мой, — ответил Джорам. — Жизнь. Жизнь будет нашим оружием... и Смерть.
Он достал из-за спины Темный Меч.
— Много лет прошло с тех пор, как я его сделал. И все же я часто вспоминал ту ночь — ночь в кузне, когда я ковал металл, а Сарьон дал ему Жизнь, — Джорам повернул Меч, внимательно рассматривая его. Он больше подходил руке теперешнего мужчины, чем прежнего юнца, но все же оружие это было неуклюжим, тяжелым, несбалансированным, им было трудно действовать. — Помните? — спросил он Гаральда, и на губах его мелькнула полуулыбка. — Помните тот день, когда мы с вами встретились? Когда я напал на вас в лощине? Вы сказали, что уродливее этого меча ничего в жизни не видели.
Взгляд Джорама скользнул по мечу принца. Солнце сверкало на узорчатой серебряной рукояти. Но на металле Темного Меча не было ни единого блика. Он вздохнул.
— Хотя я не знал ничего о Пророчестве, я понимал, что с этим мечом принес в мир какое-то зло. Сарьон знал об этом — он говорил мне, чтобы я его уничтожил прежде, чем Меч уничтожит меня. С тех пор я много об этом думал и понял, что не я главный источник зла в этом мире. — Он окинул взглядом оружие, погладил его грубую, бесформенную рукоять. — Этот меч и есть зло.
— Зачем тогда позволять ему существовать? — вздрогнув, глянул на клинок Гаральд.
— Поскольку он, как и все мечи, обоюдоострый, — ответил Джорам. — Теперь же, будь на то воля Олмина, я смогу с его помощью спасти всех нас. Будете ли вы сражаться, ваше высочество?
Принц все еще медлил.
— Почему ты помогаешь нам, Джорам? Если, как ты сказал, мы сами навлекли на себя беду, то тебе-то какое дело? После того, что мы с тобой сделали...
— Вы называли меня Мертвым! — пробормотал Джорам, повторив те последние слова, с которыми он ушел за Грань. — Но это вы мертвы. Этот мир мертв.
Он уставился на меч в своей руке — темный и угрожающий.
— Меня не было десять лет. Я вернулся, думая, что мир изменился, я намеревался... — Он осекся, нахмурился. — Не имеет значения. Сейчас это не важно. Довольно сказать, что я вернулся и увидел, что вы — этот мир — не изменились. В попытке получить власть, вы подвергли мукам беспомощное существо. Я забыл о своих замыслах, своих надеждах и пошел по земле в скорби, видя повсюду признаки тирании и несправедливости. В гневе своем я захотел вернуться за Грань, когда увидел все это. И увидел, что и она предала меня. — Горькая усмешка скользнула по его губам. — У меня, похоже, нет мира. Я хотел оставить вас, всех вас, — он обвел взглядом всех, даже и железных тварей, что пытались пробиться сквозь стену льда, — оставить на волю судьбы, не думая о том, победите вы или проиграете. Затем один очень мудрый человек напомнил мне кое о чем, что я успел забыть. Он сказал: «Ненавидеть легче, чем любить». — Джорам замолчал взгляд его устремился к блистающей стене льда, деревьям, зеленым холмам, синему небу, яркому солнцу. — Я понял, что этот мир — мой дом. Эти люди — мой народ. И потому я не могу говорить о них во втором лице. Я сказал — вы терзали Сарьона, но мне следовало сказать — я терзал этого доброго человека. Не будь меня, он не страдал бы.
Джорам с отсутствующим видом провел рукой по своим спутанным черным волосам.
— Есть и другая причина, — сказал он, и невыразимая печаль покрыла тенью его лицо. — Из всех десяти лет, что я пробыл в ином мире, и дня не прошло, чтобы я не вспоминал красоту Мерилона. — Он вопросительно посмотрел на Гаральда. — Ненавидеть легче, чем любить. Я никогда не шел легким путем. Так мы будем биться за этот мир... ваше высочество?
— Будем, — сказал принц. — И зови меня Гаральдом, — добавил он с кривой усмешкой. — Я слышу, что слова «ваше высочество» до сих пор застревают у тебя в горле.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
АНГЕЛ СМЕРТИ
Потом те, кто выжил, рассказывали, что их вел в битву сам Ангел Смерти.
Смутные слухи о Джораме стали расходиться среди сражавшихся за свою жизнь магов внутри крепости изо льда и камня. Мало кто знал истинную историю — только Мосия, Гаральд, Радисовик и колдунья. И все. Куда большее количество народу знали какие-то ее обрывки и торопливым шепотом пересказывали их соседям во время коротких передышек в ходе боя, развернувшегося после возведения ледяной стены. Император Ксавьер успел перед смертью сказать достаточно, чтобы люди сумели сложить кусочки всей истории вместе, как осколки разбитой статуи. К несчастью, это было похоже на то, как если бы складывать из осколков статую, которой никто никогда прежде в целом виде не видел.
Несколько каталистов, находившихся в крепости, присутствовали во время суда над Джорамом. Те, кто стоял рядом с принцем Гаральдом, слышали, как он назвал это имя, и вспомнили об этом. Слова Ксавьера — «Пророчество свершилось. Настал конец мира» — повторяли шепотом повсюду, как и рассказы всех каталистов о том, что произошло в тот ужасный день на берегу, когда все они видели, как этот человек — Джорам — ушел за Грань.
— Он Мертвый...
— У него меч тьмы, который высасывает Жизнь из своих жертв...
— Он убил бесчисленное количество людей, но, как я слышал, только мерзавцев. Его несправедливо обвинили, и теперь он вернулся из мертвых, чтобы отомстить...
— Ксавьер упал к его ногам! Вы сами видели! Какие еще доказательства вам нужны? Ведь старый император исчез, похоже, по вине Дкарн-дуук? Ну и пусть меня услышат! Ксавьер теперь мертв, и я готов побиться об заклад, что уж он-то не вернется...
— Пророчество? Слышал я одну сказку про Пророчество — что-то о старом чародее Мерлине и короле со сверкающим мечом, который вернется в свое королевство и спасет его в час беды...
Меч у Джорама был — но он не сверкал. Когда Джорам призвал всех к битве и народ собрался вокруг него, всем показалось, что он держит в руке полосу ночи. Его лицо было мрачным и жестким, как металл его меча.
— Этот день не станут воспевать в песнях и легендах. Если мы проиграем, песен вообще больше не будет...
Он был одет в белое, как те, кто провожает покойника в последний путь. Маги и каталисты, слышавшие его слова в тот день, поняли, что идут в бой безнадежный. Даже более безнадежный, чем путь Джорама за Грань.
— Вы сражаетесь с врагом из иного мира. Вы сражаетесь с врагом, который Мертв, с врагом, который умеет убивать быстрее молнии. Ваше единственное преимущество — ваша Жизнь. Используйте ее мудро, поскольку, когда Жизнь иссякнет, вы останетесь беспомощны перед врагом.
Когда голос Джорама утих, возгласов одобрения не последовало. Молчание охватило магов. Его прерывало лишь шипение световых лучей, проплавлявших во льду дыры, и жуткий рев железный тварей. По-прежнему молча, маги двинулись в битву.
По приказу Джорама ледяная стена была убрана. Надо будет творить заклятия, а стена забирала много Жизни у магов и каталистов. Каждый колдун, маг, чародей с этого момента сам отвечал за свою защиту от смертоносных лучей.
Воспользовавшись советом Джорама, некоторые стали невидимы. Хотя это и не могло их защитить при попадании луча, они перестали быть заметными целями и могли подобраться к врагу незаметно. Остальные защищали себя от ищущих тепло «глаз» чудовищ, окружив себя собственной ледяной оболочкой или резко понизив температуру тела. Другие превратились в зверей-оборотней, страшных существ, которые накидываются на своих жертв прежде, чем те поймут, кто перед ними.