Рождение Темного Меча, стр. 95

Несколько томительно долгих мгновений каталист стоял, не в силах пошевелиться. Затем его охватило странное чувство: как будто он медленно поднимается над полом и отплывает назад — но при этом смотрит вниз и видит себя на прежнем месте. Так он всплывал все выше и выше, наблюдая, как его тело медленно идет к мечу. Кружа вокруг этого места, поднимаясь все выше и отодвигаясь все дальше, Сарьон видел, как он заворачивает меч в тряпье. Он видел, как бережно берет его на руки. Видел, как выходит из кузни, прижав меч к груди.

Тяжелая дубовая дверь захлопнулась за каталистом, заглушив и его шаркающую походку, и шорох его рясы. Тишина медленно затопила кузню, подобно ночным теням; казалось, будто она подавляет своим весом даже рдеющие угли в горне. Здоровенные клещи соскользнули с гвоздя, на котором висели, и с громким всплеском плюхнулись в бадью с водой.

— Чтоб я утоп! — пробормотали клещи. — Надо ж было не заметить эту пакость в темноте. И, конечно же, она должна была оказаться полной!

Послышались звук падения перевернутой бадьи и журчание вытекающей на пол воды. Все это сопровождалось богатым набором ругательств. В конце концов Симкин, спотыкаясь, выбрался из обломков и вышел на середину кузни, облаченный, как обычно, в яркий, кричащий — хотя и несколько подмокший — наряд.

— Ну и дела! — заметил молодой человек, стирая воду с бородки и оглядываясь по сторонам. — Я так не забавлялся с тех самых пор, как старый герцог Мамсбургский выкинул непокорного серва из своего замка. Он привязал ему веревку к ноге и повесил на ветру. «Парню захотелось более высокого общественного положения, — сказал мне старина герцог, когда мы наблюдали, как пейзанин реет на ветру. — Теперь он знает, каково это».

Покачав головой, Симкин осторожно сделал несколько шагов и остановился у темного пятна; кровь не успела засохнуть, но уже впиталась в пол. Симкин взмахнул рукой, и из воздуха, повинуясь его команде, возник лоскут оранжевого шелка. Ткань легко спланировала на пол и накрыла пятно. Симкин щелкнул пальцами, убрал шелк, и оказалось, что кровавое пятно исчезло.

— Клянусь честью, — с томной улыбкой пробормотал он, — вскоре у нас в Мерилоне начнется веселье.

А затем Симкин тоже исчез, растворившись в воздухе, подобно струйке дыма.

ПОСЛЕДНЯЯ КАРТА

Тем вечером прием у епископа Ванье не состоялся.

«Его святейшеству нездоровится», — гласило послание, которое ариэли разнесли всем приглашенным. Среди них был и шурин императора, которого в последнее время все чаще приглашали отужинать в Купели. Частота этих приглашений возрастала пропорционально ухудшению здоровья его сестры, императрицы. Все поспешили выразить свое беспокойство по случаю недомогания епископа. Император даже предложил прислать к епископу собственного Телдара, но это предложение было отклонено с почтительными изъявлениями благодарности.

Ванье ужинал один и был настолько погружен в свои размышления, что вполне мог бы поужинать какой-нибудь колбасой, обычной пищей полевых магов, а не деликатесами наподобие павлиньих язычков и хвостов ящериц. Он едва различал вкус деликатесов и даже не заметил, что хвосты ящериц были недожарены.

Покончив с трапезой и отослав поднос, епископ глотнул бренди и вознамерился ждать до тех пор, пока крохотная луна в его настольных часах не встанет в зенит. Ждать было трудно, но Ванье был настолько поглощен своими мыслями, что обнаружил: время идет куда быстрее, чем он ожидал. Пухлые пальцы безостановочно барабанили по подлокотникам кресла, мысленно перебирая нити паутины и проверяя, не нужно ли какую-нибудь из них укрепить или починить, а может, даже и устранить.

Императрица — муха, которая вскоре будет мертва. Ее брат — наследник престола. Другая разновидность мухи. Требует особого внимания.

Император — в его рассудке и в лучшие времена можно было усомниться, а смерть возлюбленной жены и утрата высокого положения вполне могли подорвать и без того слабое душевное здоровье.

Шаракан — еще одна тимхалланская империя, с чрезмерным интересом наблюдающая за создавшейся сложной ситуацией. Следует проучить Шаракан и преподать урок его народу. А заодно и окончательно стереть с лица земли чародеев Девятого Таинства. Все прекрасно увязано... или было увязано.

Ванье нервно заерзал и взглянул на часы. Крохотная луна как раз показалась из-за горизонта. Епископ рыкнул и налил себе еще бренди.

Мальчишка. Чтоб ему пусто было, этому мальчишке. И чтоб пусто было этому треклятому каталисту. Темный камень. Ванье закрыл глаза и содрогнулся. Ему грозила опасность, смертельная опасность. Если хоть кто-то узнает о грубейшей ошибке, которую он допустил...

Ванье просто-таки видел, как множество глаз жадно следят за ним, ожидая его падения. Глаза лорда-кардинала Мерилона, который, как гласили слухи, уже обдумал, как он заново отделает епископские покои в Купели. Глаза его собственного кардинала — да, он тугодум, но это не помешало ему медленно и упорно подниматься по иерархической лестнице, сметая все и всех со своего пути. А ведь были и другие. И все следили, ждали, жаждали...

Если они хоть что-то пронюхают о его промахе, то тут же накинутся на него, как грифоны, и примутся раздирать его в клочья.

Нет! Ванье стиснул пухлую руку в кулак, потом заставил себя расслабиться. Все в порядке. Он составил свой план с учетом всех случайностей — даже таких маловероятных, как эта.

Остановившись на этой мысли и заметив, что луна наконец-то взобралась на самый верх часов, епископ грузно поднялся с кресла и медленным, размеренным шагом двинулся в Палату Предосторожности.

Темнота была пустой и безмолвной. Ни малейших ментальных сигналов. «Возможно, это хороший знак», — сказал себе Ванье, усаживаясь в центре круглой комнаты. Но когда он послал призыв своему подручному, по паутине пробежала дрожь страха.

Паук ждал; пальцы его подергивались.

Тьма оставалась недвижной, холодной, безмолвной.

Ванье позвал снова, стиснув кулаки.

«Я могу и не отозваться», — сказал тогда ему голос. Да, это вполне в духе наглеца...

Ванье выругался, вцепившись в подлокотники. Пот лил с него ручьями. Ему необходимо все знать! Это слишком важно! Он...

Да...

Руки расслабились. Ванье задумался, принявшись вертеть новую идею то так, то сяк. Он составил план с учетом всех случайностей — даже таких маловероятных. И учел даже этот случай, хотя и сам того не ведал. Таково оно, мышление гения.

Не вставая с кресла, епископ Ванье мысленно коснулся другой нити паутины, послав настойчивый вызов тому, кто, как он знал, мало был к этому готов.