Привет кошке!, стр. 12
О-Бакэ-тяну захотелось плакать.
— Ладно! Стану холодным как льдышка и усядусь тебе на грудь.
И О-Бакэ-тян стал холодным как льдышка и уселся на грудь мужчине. И что бы вы думали? Мужчина вдруг схватил О-Бакэ-тяна, посадил себе на лоб и промычал: «Ах, как хорошо! Спасибо!» — и опять заснул.
И О-Бакэ-тян, устав уговаривать этого человека, заплакал, сидя у него на лбу.
— Папа! Мама! Что же делать? — твердил он, всхлипывая. — Что делать? Я не знаю.
И тут издалека донёсся папин голос:
— Внуши ему! Внуши! Вот что нужно.
— Понял, — сказал О-Бакэ-тян, всё ещё всхлипывая.
Он вспомнил. Так однажды было. Люди решили вырубить их рощу. Как ни старались о-бакэ выгнать людей из рощи, ничего не помогало. Тогда папа О-Бакэ внушил людям мысль о том, что нельзя рубить деревья, и люди ушли.
— Папа! Я попробую. Как получится, не знаю, но попытаюсь.
И О-Бакэ-тян, сидя на лбу у человека, крепко закрыл глаза и стал думать только о поезде, замурованном в туннеле, о жалобных стонах машиниста, о том, как ждут все спасения. Он думал только об этом.
И почему-то стал таять, делаться всё прозрачнее и прозрачнее.
«Проснись! Проснись! Помоги людям. Спаси машиниста! — думал он непрерывно. — Ой! Похоже, я испаряюсь?! Может, я умру…» — подумал О-Бакэ-тян, и тут человек проснулся и, словно высматривая кого-то, сказал:
— Странно! Я видел во сне, будто поезд, который ведёт мой сын, завалило в туннеле. Может, это не сон, а кто-то сообщил мне всё это наяву? Ой! Я чувствую. Я чувствую: мой сын страдает! Он ранен. Потерпи, сынок! Я иду.
Мужчина вскочил на ноги, натянул пальто, надел фуражку.
— Пойду на станцию. В такой ливень не мудрено и обвалу быть. Что-то тревожно мне, на душе неспокойно.
Он натянул сапоги и выбежал в дождь.
— Вот здорово! Просто удивительно! — прошептал чуть слышно упавший на пол О-Бакэ-тян. Он стал совсем прозрачным и весь съёжился, как осенний листок. А машинист-то, кажется, сын этого человека. Надо скорее вернуться в туннель, сообщить, что помощь идёт…
О-Бакэ-тян хотел подняться, но зашатался и упал. Силы его иссякли.
— Держись, О-Бакэ-тян! Так нельзя, — подбадривал сам себя О-Бакэ-тян и, схватившись за стену, поднялся.
Качаясь, он выбрался наружу. Лететь высоко он уже не мог. Все силы уходили лишь на то, чтобы тихонько двигаться вперёд, почти касаясь земли. Он был похож на грязную бумажку, которую гнал ветер.
— Скорее, скорее! Надо вернуться в туннель и сообщить всем, что спасение близко.
Думая лишь об одном, он миновал безлюдную станцию и, не добравшись совсем немного до туннеля, упал на землю. Он упал на траву на насыпи железной дороги и потерял сознание.
Вскоре на маленькой дрезине приехали спасатели с лопатами и кирками и стали раскапывать землю.
А О-Бакэ-тян валялся, как клочок бумажки…
Глава двенадцатая
Что понял О-Бакэ-тян
— О-Бакэ-тян! Очнись! Открой глаза! Мяу! Мяу! Мяу! — откуда-то издалека донёсся до него голос Почемучки. Она непрерывно звала его.
О-Бакэ-тян хотел сказать: «Слышу. Всё в порядке». Но губы его не двигались, тело было неподвижно. «Наверно, я умираю», — подумал он рассеянно.
— Ах! Что же делать? Что же делать? Почему? Почему О-Бакэ-тян не отвечает мне? Почему не говорит «Привет кошке!»? Мяу! Мяу! — раздалось над ним.
— Всё в порядке, Почемучка… — прошептал О-Бакэ-тян, и губы его лишь слегка шевельнулись.
Он почувствовал, что его облизывает язык Почемучки. Маленький, шершавый, тёплый язык старательно облизывал его. Почемучка согревала его своим теплом.
— Спасибо… — опять прошептал О-Бакэ-тян. И тут откуда-то из глубины памяти, словно из-под толщи воды, что-то выплыло… Что же это?
— О-Бакэ-тян! Я позову художника. Подожди немного. Я обязательно вернусь. Верь мне и жди!
«А! Вот оно!»
И О-Бакэ-тян снова почувствовал, как что-то всплывает в его памяти, как шар. Этот шар становится всё больше и больше и, наконец, лопается.
— Понял! Понял! Понял, почему я говорю «Привет кошке!» Наконец-то!
И О-Бакэ-тян раскрыл глаза.
Дождь как-то незаметно перестал лить, рассветало. Чёрные клочки облаков летели по серому небу. Но разрывы между ними всё увеличивались, и сквозь них проглядывало сверкающее голубое небо.
Буря миновала.
Издалека послышались шумные голоса. О-Бакэ-тян медленно поднялся с земли. Он был всё ещё очень слаб, и его покачивало.
Вдали виднелся туннель, где случилось несчастье. Он казался отсюда совсем маленьким. Толпа людей раскапывала землю и камни.
— Значит, я сообщил о происшествии и хотел было вернуться в туннель, но упал от усталости. Почемучка испугалась и подбежала ко мне… — прошептал сам себе О-Бакэ-тян.
— Эй! О-Бакэ-тян!
«Кто это? Наверно, Берет-сан!» — подумал О-Бакэ-тян.
По шпалам к нему шумно бежали художник и Почемучка. Увидев сидящего на траве О-Бакэ-тяна, они подскочили к нему и спросили:
— Ну как ты?
— В по-ряд-ке, — медленно произнёс О-Бакэ-тян. — Пришли спасатели?
— Конечно, пришли. Много народу собралось. Раскопали дыру, чтобы можно было пролезть одному человеку, и унесли раненого. Спасибо! Это ты помог. Спасибо!
Художник поспешно пошарил в кармане, достал бутылку волшебного сока и капнул несколько капель в рот О-Бакэ-тяну.
Сразу стало легче. Сил прибавилось.
— Ну как? Лучше? О-Бакэ кивнул.
— Вот и хорошо. Твой папа наказал выпить этот волшебный сок, когда мне посчастливится найти самого себя.
— А я понял… — сказал тихо О-Бакэ-тян.
— Что?
— …почему я говорю «Привет кошке!».
— Вот как! — подпрыгнула Почемучка. — Почему? Почему? Скажи скорее.
— Тише, Почемучка! — остановил её художник. — О-Бакэ-тян устал. Не шуми. Давай послушаем, что скажет О-Бакэ-тян.
— Я вспомнил, будто однажды в зимний вечер я был вместе с мамой и папой в горах. Шёл сильный снег.
— Ага!
— Я держал в руке белую кошку. Снег валил всё сильнее и сильнее, и мы замерзали. Но я не бросил белую кошку. Я крепко прижимал её к груди. Мы потеряли дорогу и упали без сил в снег.
— Так-так!
— Кошка мяукала, лизала моё лицо и, увидев, что всё напрасно, побежала в деревню звать людей на помощь…
— А-а, вот как было.
— Вот я и думаю, не потому ли я говорю «Привет кошке!».
— Ага! Ты не можешь забыть кошку, которая была так добра к тебе, не правда ли?
— Да, я так думаю.
Все помолчали.
Почемучка мяукнула.
Она подумала: а вдруг тот белый котёнок, друг О-Бакэ-тяна, был её прабабушкой или бабушкой? Тогда разве не чудо, что О-Бакэ-тян и Почемучка встретились.
— О-Бакэ-тян! Ты любишь меня? — спросила она у приятеля.
— Очень. Хоть мы и ссоримся.
— И я тебя люблю.
Художник улыбнулся. И, тряхнув бутылкой волшебного сока, сказал:
— Тут осталась ещё капля. Выпьем за встречу. А дома завершим наш пир.
— Выпьем волшебного сока. — И О-Бакэ-тян тоже улыбнулся.
На обратном пути художник был грустным. Дело в том, что он так и не нашёл себя.