Трагедия диких животных, стр. 15

И после Карла, в средние века, в Европе охотились на туров. Монахи и тут не отставали от вельмож. Благо турье мясо сам папа римский рекомендовал им (помните: тарпана есть им не разрешалось, но они все равно его ели). Так что скоро от туров остались в Западной Европе одни воспоминания (уже к 1400 году). Но в Восточной Европе, в Польше и Литве они еще жили. Барон Герберштейн, посол германских императоров Максимилиана I и Карла V, был в Москве дважды: в 1517 и 1526 годах. Все, что видел, слышал и о чем читал в этой стране (и на пути в нее), описал любознательный барон в книге «Московия», которую опубликовал в Базеле в 1556 году. В ней и о туре немало он рассказал.

Так этот бык проворен и ловок, что, резвясь и играя, бросает вверх навоз и снова еще в воздухе подхватывает его на рога и опять кидает. Этому свирепому «жонглеру» ничего не стоит и лошадь поднять на рога и кинуть ее вверх (да еще с седоком в седле!). Один тур может перебить стаю волков. Он и человека «не боится и от встреченного не убегает… Когда он жрет на дороге или стоит в другом месте, его нужно оставить в стороне даже при проезде на телеге, так как он сам не сойдет с дороги».

Итак, пути их сошлись, человека и тура. И человек быстро истребил этого упрямого быка. Всюду в Европе начали сводить леса, туры лишились последних своих убежищ, затем сразу последовало их быстрое вымирание. Еще в XI веке водились они в Вогезах, а в XVI – уцелели только в Польше. Мазовецкие герцоги взяли последних туров под свою защиту. Охраняли их, а зимой подкармливали сеном. Но гордый турий род быстро угасал в ясновельможных заповедных лесах. В 1564 году в Жакторовском лесу, имении панов Мазовецких (под Варшавой), жило уже только тридцать туров. Через тридцать пять лет их осталось двадцать четыре, а в 1602 году – четыре.

Последний представитель турьего рода – дряхлая корова пала в 1627 году. (Правда, доктор Хильцхеймер утверждал, что еще в 1669 году в Кенигсбергском зверинце жил будто бы один тур.)

Тур вымер, но не бесследно: на земле остались его многочисленные потомки. Наилучшим образом черты тура выражены, например, в голландских быках и коровах, еще лучше – у венгерского и украинского степного скота, у английского паркового: некоторые лорды содержат в своих лесных угодьях полудиких коров и быков, очень похожих на тура, но не черных, а белоснежных!

В Англии сейчас пять таких парков. Самый знаменитый из них – Чиллингэмский. Ему скоро исполняется семьсот лет! В конце XIII века старый эрл Тэнкервилл из Нортумберленда приказал огородить часть принадлежащего ему леса вместе со стадами полудиких белых коров и быков, которые появились в округе. Откуда они сюда пришли, неизвестно. С тех пор все Тэнкервилли ревниво оберегали своих белоснежных пленников от постороннего скрещивания. Дважды это стадо чуть не погибло. В 1760 году после какой-то страшной эпидемии в живых осталось только несколько коров и три быка. Но два из них в драке убили друг друга. К счастью, уцелевший бык был очень плодовит, и вскоре его юные отпрыски снова беззаботно резвились под кущами заповедного парка. В суровую зиму 1947 года из тридцати трех животных погибло двадцать. Но через несколько лет стадо опять пополнило свои ряды.

Парковый скот не только внешностью напоминает прародителя тура, но даже и некоторыми чертами своей физиологии: животные эти только лишь на четвертый или пятый год жизни становятся половозрелыми. А ведь домашние коровы уже через год после рождения могут принести теленка.

Но еще больше, чем шотландский парковый скот, на тура похожи, пожалуй, боевые быки Испании, которых разводят здесь для корриды на специальных фермах – ганадериях. У них и масть, и рога, и резвость – все, как у тура. Только ростом они маловаты.

Этих-то быков и выбрал Лутц Хек, уже известный нам директор Берлинского зоопарка, для своих опытов: перед тем как «воскресить» тарпана, он решил методами обратного скрещивания возродить тура. Его брат Гейнц Хек экспериментировал, преследуя ту же цель, главным образом с венгерским степным скотом {26}. Приливали кровь и других пород и очень быстро, «много быстрее, чем я думал», пишет доктор Хек, получили очень типичных «восстановленных» туров. «Задача эта оказалась,- продолжает Хек,- более легкой, чем выведение первоклассной породы молочного скота. Но это и понятно: ведь наши быки и коровы были турами миллионы лет, а теперешний свой «домашний» облик приобрели лишь несколько тысячелетий назад».

Впрочем, слова «быстро» и «легко» следует понимать здесь лишь в их относительном значении: прошло больше десяти лет, прежде чем среди нескольких сотен выращенных учеными телят появился первый отпрыск с типичными фамильными чертами турьего рода.

Берлинское стадо туров погибло во время войны, но мюнхенское сохранилось. У быков теперь совсем турья черная масть с белой полосой вдоль по спине, такие же большие, острые и прямые рога. А коровы и телята гнедые – значит, мюнхенские генетики добились самого трудного: полового и возрастного диморфизма, то есть разной окраски и внешности самок, самцов и детенышей.

Принято считать, пишет профессор В. Г. Гептнер, что «восстановленный» тур лишь чисто внешне копирует вымерший оригинал. Однако, говорит он, этот отсутствующий у всех домашних пород диморфизм не позволяет ли «здесь видеть уже нечто большее?»

Во всяком случае, фотография «восстановленного» тура и изображение аугсбургского оригинала так похожи, что, взглянув на них, каждый скажет, что это два портрета одного и того же животного {27}.

Сумчатая собака с волчьей головой

– Сэр, мы поймали его.

– Кого?

– А тигра или гиену, как хотите, так и называйте. Гаррис вскочил, бросив свои расчеты.

– Гиену?- закричал он.- Тигра?

– Да, гиену или тигра,- спокойно отвечал траппер, теребя шляпу в красных руках.- Она там: попала в капкан. Мы убили кенгуру и положили мясо вокруг. Ну, гиена и пришла. Попалась…

– Так идем же скорей!

– Как будет угодно.

И они зашагали по узкой тропинке. Она вела в горы, в самые джунгли.

«Гиена или тигр» метнулась от них, но железные челюсти капкана удержали ее. Тогда она закричала странным каким-то криком, похожим на сиплый гортанный кашель. Жалобно кричала. И притаилась. Ее ясные карие глаза смотрели на людей без злобы, бесстрастно, словно не видели их. У нее была голова волка с огромной пастью, которая открывалась очень широко. «Как у крокодила», – вспомнил Гаррис, что рассказывали охотники. Тело серо-бурое, тоже вроде бы собачье, но с полосами. Шестнадцать темно-шоколадных полос, и все поперек спины, самые широкие и длинные у хвоста.

Гаррис – он работал в Тасмании топографом – был неплохим натуралистом, но такого зверя еще не встречал, хотя и много слышал о нем: разные слухи ходили о гиенах и тиграх среди местных пастухов и охотников. Ученые же об этом звере еще ничего не знали.

Гаррис, как умел, зарисовал тасманийского «тигра» и в 1808 году описал его в научном журнале под названием Thylacinus cynocephalus, что означает в переводе на русский язык: «сумчатая собака с волчьей головой». Теперь этого зверя называют обычно сумчатым волком, или тилацином.

Многие сумчатые животные Австралии очень напоминают некоторых млекопитающих Старого и Нового Света, хотя и не состоят с ними в слишком близком родстве. В Австралии есть, например, свои белки-летяги и крысы (сумчатые, конечно), свои куницы и хорьки, землеройки, сони, тушканчики, сумчатые кроты, сумчатые барсуки, сумчатые муравьеды. Эти сумчатые двойники настоящих белок, крыс, куниц, кротов очень напоминают заморские «оригиналы». И не только повадками и образом жизни, но нередко и внешностью, вплоть иногда даже до характерных пятен на морде, груди или хвосте.

Так и сумчатый волк, или тилацин, похож на обычного волка. Правда, он полосатый, да и задние ноги у него чересчур «подлыжеватые», как говорят собаководы: плюсна стоит не отвесно, а косо, подогнута вперед, отчего сумчатый волк, когда ходит, часто опирается на пятку (скакательный сустав). Он и «пальцеходяч», как почти все звери, и стопоходяч, как медведь или барсук. Поэтому и следы у него не по росту крупны. Кроме того, у тилацина не шесть резцов, как у собак и волков, а восемь, а в костном небе черепа слишком большая щель. Есть, конечно, у него немало и других отличий от настоящих волков: главное из них, конечно, – сумка на брюхе, в которой полосатые волчицы вынашивают своих детенышей. Сумка открывается не вперед, как у кенгуру, а назад. В ней две пары сосков: это значит, что щенков у тасманийского волка может быть только четыре или меньше. Но не больше, потому что каждый, как родится и доберется до сумки, сейчас же хватает сосок и висит на нем, не отрываясь, пока не подрастет.