Судная ночь на Синосе, стр. 11

Трое мужчин уже выбрались на сушу, а Сара с лунным серпом над головой все еще стояла по пояс в искрящейся серебром воде. Мне казалось, стоило протянуть руки, и я бы коснулся ее. Так неподвижно стоял я на палубе и все смотрел до тех пор, пока она не скрылась во мраке.

Глава 5

Пальцы мертвеца

Я очнулся от глубокого тягучего сна, когда мы были уже к северу от острова Кирос, повернулся на спину и уставился глазами в потолочную переборку, пытаясь разобраться в себе. Это было плохой приметой. Затем все стало на свои места и я, зевнув, скинул ноги на пол.

В кубрике было жарко, несмотря на работающий во всю мощь кондиционер. Поднявшись на палубу, я буквально замер от обрушившегося на меня горячего воздуха. Наконец, глубоко вздохнув, я окончательно пришел в себя.

Слава Господу, день был прекрасным, на голубом чистом небе ни облачка. Вдали, к северу от нас, дрожали в жарком мареве острова Киклады, а еще дальше с юго-запада над морем нависал громадой остров Крит. Наш катер дрейфовал на спокойной глади бирюзового цвета моря, и каждая его деталь отражалась в воде, словно в зеркале.

Морган, подняв парус и развалившись в его тени, спал на палубе, заливаясь равномерным храпом. Я легонько поддел его ногу, а затем, взяв ведро, зачерпнул морской воды, вылил на себя и задумался на тем, что делать дальше.

Мы уже выловили несколько дюжен губок, которые теперь сушились на палубе. Они мне не очень нравились. Ловец губок – умирающая профессия, и не только потому, что теперь на каждом углу можно было купить синтетические губки. Молодые просто не хотели этим заниматься. Они достаточно повидали тех, кто в результате такого промысла согнулся в дугу, состарившись раньше времени. Но для некоторых это все еще было смыслом жизни, и притом единственным. Поэтому в Эгейском море и у юго-западного побережья Турции довольно часто встречались лодки, принадлежавшие ловцам губок.

На этом можно было жить, если только иметь достаточно опыта. Вот уже три недели, как я занимался ловлей губок неподалеку от Кироса, и этого мне хватало, только чтобы продержаться на плаву, но не больше. Расходы на питание, горючее для катера – и в результате денег оставалось совсем немного.

Морган пристрастился к дешевому местному вину по паре шиллингов за литр, а старая дама, владелица таверны, куда он захаживал, наливала ему немного больше обычного, от чего он был безмерно счастлив.

Теперешняя наша с Морганом жизнь казалась мне какой-то странной. Нечто вроде полосы забвения между старым ее концом и новым началом. У нас был катер, достаточно еды, и солнце нас пока еще грело. Никаких известий от Янни Китроса, что меня удивляло. Но мы, думал я, как-нибудь прорвемся.

На Киросе в примыкающей к морю части города у Янни была старая таверна, которую он так и назвал «У Янни». Будто появившись из старых фильмов Богара, выглядела она очень живописно, чем привлекала много туристов. Захаживали сюда рыбаки и ловцы губок. Небритые, с финками за поясами, они приводили гостей в легкий трепет. Это было не больше чем игрой, приманкой для туристов. Китрос поощрял рыбаков, продавая им вино со скидкой. Как правило, местные вели себя благопристойно, но даже если и случались небольшие стычки, Янни не возражал, лишь бы они не заходили слишком далеко.

Управлял заведением приятный толстяк, уроженец Афин по имени Алексиас Папас, которому нравилась тихая, спокойная жизнь, и он делал все, чтобы она такой для него и оставалась. Для этого управляющий предоставлял сержанту местной полиции бесплатную кормежку и комнату для временного пользования, а также, насколько я смог заметить, напитки для утоления его непомерной жажды.

Как я уже сказал, никаких известий от Китроса не было, а может, просто Алексиас, желая от меня отделаться, ничего не говорил. Поэтому я прекратил расспросы и задумался, как нам протянуть до лучших времен.

Утром с губками нам не повезло, и я по совету случайно встретившегося мне сгорбленного турка, которого накануне вечером в таверне Китроса угостил парой стаканчиков вина, решил попытать счастья у северного берега крохотного островка под названием Хиос.

Когда я пристегивал акваланг, Морган, зевая и почесывая свое давно не бритое лицо, поднялся на ноги.

– Надеюсь, на этот раз повезет больше, чем утром, Джек. Та партия губок, которую выложили для просушки, не стоила того, чтобы ее вылавливать.

– Ты слишком переживаешь, – заметил я и перелез через перила.

То, что он сказал, было сущей правдой, но пользы от его слов не было никакой. Странные эти губки. Плохие и хорошие – они выглядят совершенно одинаково: все они красивые, черные, блестящие. Требуется большое мастерство, чтобы выбрать нужные, и надо сказать, в этом я не очень-то преуспел.

Отрегулировав подачу воздуха, я оттолкнулся от борта и, описав дугу, вошел в воду. Вода была кристально чистой и так далеко и хорошо просматривалась, что возникало ощущение, будто смотришь на окружающие тебя предметы с противоположного конца подзорной трубы.

Я немного поплавал, чтобы сориентироваться, а заодно и продлить чувство удовольствия от пребывания у поверхности. Со всех сторон меня обступило бесчисленное количество толстолобиков и черных лещей. Непосредственно подо мной плавали стаи серебристых рыб с отливающими золотом головами. От моего резкого рывка на глубину их разметало в разные стороны, и я оказался в самом центре огромного косяка крохотных рыбешек, переливавшихся всеми цветами радуги, который тут же распался, словно взорвавшись, оставив меня одного.

На несколько мгновений я ощутил себя частью этого подводного мира, который, в свою очередь, стал частью меня самого. Мы были едины. Я испытывал ощущение свободного полета – древнейшей мечты человека, и ничего невозможного для меня теперь не существовало. Ко мне вновь вернулось чувство неимоверного изумления, которое я однажды ощутил во время первого погружения в автономном подводном снаряжении.

С той поры прошло много времени. Слишком много. Я попытался удержать в себе это чувство и сохранить его как можно дольше. Но оно, видимо, ускользнуло от меня, и я снова насторожился. Смутная тревога вновь овладела мной.

На глубине восьми фатомов я достиг дна. Все вокруг как-то сразу потемнело. Единственной причиной тому были многочисленные камни, покрытые пышным ковром колыхавшихся морских водорослей, рядом с которыми видимость была значительно хуже.

За большим камнем я нашел первые губки, но они были настолько плохи, что никуда не годились. Отвратительные на вид, вздувшиеся, в основном черного, с легким оттенком зеленого, цвета, они производили впечатление чего-то гниющего. Какого-то разлагающегося живого организма. Неудивительно, что турки прозвали их Пальцами мертвецов.

Я находился под водой около десяти минут и исследовал дно вокруг западной оконечности острова. Обогнув огромный выступ каменной гряды, я впервые в жизни испытал такое сильное потрясение от увиденного. Прямо подо мной разверзлась огромная, глубокая расселина, уходящая в бесконечность. На большом песчаном плато, расположенном поперек залива, я заметил ловца, вокруг которого на дне было столько губок, сколько я еще не видел за всю свою жизнь. Ловец губок был одет в обычный костюм ныряльщика. Воздушный шланг и спасательная веревка, похожие на пуповину, змейками тянулись от него к поверхности воды. Заметив меня, он прервал работу.

Я догадался, кто это мог быть, и быстро поплыл через расселину в его сторону. Подплыв достаточно близко, я глянул сквозь лицевое стекло шлема ныряльщика. Это был Киазим Дивальни, турок из городка Килас, расположенного в заливе Керма.

Вооруженный конфликт на Кипре стал достоянием прошлого, и лодки турецких ловцов губок можно было снова увидеть в Эгейском море. Неделю назад или немного раньше в районе гавани я встретил Киазима и двух его сыновей, чинивших вышедший из строя компрессор. Весьма важное занятие, так как без него невозможно работать под водой. Поломка компрессора была пустяковой для знающего человека, конечно, а у Моргана к этому были особые способности.