Кольцо «Принцессы», стр. 58
– Сам-то понял, что сказал? – Герман отвернулся к стене. – Вали отсюда. Я так и знал, липнуть начнешь. Вали. У тебя есть дела поважнее... Нет, на самом деле! Неужели оставишь Катерину в тяжелейшем состоянии? А, Митрич?.. Я бы не оставил.
Он молчал минут пять, скрипел креслом, чесался и швыркал носом.
– Пожалуй, ты прав... – сказал на выдохе. – Нельзя оставлять...
– Прикрой меня, – еще раз попросил Шабанов. – Тебя здесь знают и любят... Прикрой, чтоб в хвост не зашли.
– Прикрою, – товарищ Жуков решил уходить через двери. – Заодно проверю их чувства...
Герман уснул, так и не поняв ничего о чувствах, и проснулся оттого, что постовая сестра стояла над ним с солдатской фуфайкой, шапкой и резиновыми сапогами в руках.
– Вставайте, одевайтесь! – скомандовала отвратительным, мерзким голосом, будто старшина на подъеме. – Быстро! Быстро!
Он продрал глаза – время всего три часа! И сестра – та самая толстая тетка, что дежурила в первый день, – тоже заспанная, с припухшими глазами, но какая-то настороженная, с затаенным испугом, прикрываемым властным окриком.
– Зачем? – Шабанов утер слюнку, набежавшую на подбородок, – спал крепко, как в детстве.
– Вас перевели в другое отделение!
– Ого! – Остатки сна слетели мгновенно: началась какая-то подвижка! Неизвестно, в лучшую или худшую сторону, но что-то произошло, иначе бы не стали дергаться ночью, перевели бы утром. При всем раскладе такая срочность могла означать, пожалуй, начало нового периода и задействованный в игре госпиталь приступил к выполнению решения комиссии. Его признали невменяемым и теперь переводят в «веселое» – это в лучшем случае...
А эту тетку предупредили, что пациент со сдвигом и набрасывается на женщин...
После генеральской палаты и стеганого барского халата предложенная сестрой одежда наводила на мысли, более печальные: даже солдатики в таких обносках не ходят... В принципе пусть переводят хоть куда, главное, чтоб решеток на окнах не было, поскольку через два с половиной часа надо быть за территорией госпиталя. На улице тетка стала посмелее, все-таки уже рассвет пробивался на небе и в парке не так темно. Шагала она впереди и вела не к «веселому» отделению – по направлению к моргу, за которым вчера состоялся сговор с родителем «принцессы».
– Туда мне еще рано, – попробовал пошутить Шабанов. – Я солдат еще живой.
Она не удостоила ответом, прошествовала мимо каменного сарая и потянула в глубь парка. Дорожки тут были малохоженные, подснежники еще не убранные, и под ногами зачавкала грязь – в густом, молодом ельнике дотаивали сугробы. Сестра единственный раз оглянулась на него, посмотрела как-то странно, и Герман подумал, что возможен совсем иной оборот: эта тетка запросто может напасть и изнасиловать кого хочешь.
– Как на расстрел ведете! – шлепая по лужам, засмеялся он. – Даже страшно становится...
Через минуту все прояснилось. Грязная дорожка вывела к старому двухэтажному особняку с решетками на окнах – инфекционному отделению госпиталя, внешне мало чем отличающемуся от морга. Сестра ввела в приемную, посадила на скамейку и сунулась в какие-то двери.
– Привела, принимай, – пробурчала, шурша бумагами. – Хватит спать-то...
И ушла, даже не взглянув на Шабанова. А он тем временем решал, сейчас сорваться и сигануть через забор, или еще часика полтора подремать на новом месте. Задача была нелегкая: слишком ранний побег опасен тем, что могут начать розыск, поднимут тревогу, а переждать оставшееся время в палате – как выбираться, если выход лишь через дверь и порядки в инфекционном намного строже, чем в хирургии. Но это ерунда, можно прорваться в наглую. Хорошо, что привели сюда, а не сразу в дурдом, где охрана и могучие санитары с дубинками и смирительными рубашками. Запихали в инфекционное не просто так, чтоб ощутил контраст после генеральской палаты. Хирург доложил, что рана зарубцевалась, Заховай отдал соответствующий приказ задержать в госпитале под любым предлогом, пока не вынесли окончательный диагноз, и заодно чтоб прихватил к основному заболеванию что-нибудь сопутствующее, например, дизентерию, гепатит или еще какую заразу. Коли к нему относятся как к душевнобольному и уже списали со всех счетов, ожидать можно все, что угодно! Машина катит на него! Здесь нельзя ни к чему прикасаться и желательно дышать через раз...
Пока он размышлял, из комнаты появилась сестра в марлевой повязке, халдистая, развинченная девица, включила настольную лампу и долго смотрела в бумаги – туго соображала после сна. Флиртовать с такой, тем более соблазнять он не смог бы даже в голодный год за мешок картошки, но тут надо было расположить ее в любом случае и просидеть в приемной до нужного часа, чтобы потом незаметно сквозануть из отделения и таким образом избежать ранней тревоги.
Скрываясь под маской, сестра вкусно зевнула, пошелестела бумагой.
– Кто зевает днем, тот не зевает ночью, – проговорил Шабанов, придвигаясь к столу.
– Не пойму... – Девица нашла очки. – Когда последний раз стул был?
Он все понял, однако облокотился на стол, отвел в сторону разделяющую их лампу.
– А не было стула! Ни стола, ни стула!
– Ладно, остряк... Где анализы?
– Пока еще во мне...
– Здесь написано – результаты анализов... – Она перебрала бумажки, нашла. – Пишут, как курица лапой... Понимай как хочешь... Так когда последний стул?
– Хочешь, по секрету? – Герман потянулся к сестре. – Я запорами страдаю...
– Это заметно. – Она отодвинулась, не отрываясь от бумаг. – Ерунда какая-то... Какой врач сюда направил? Фамилия?
– Откуда же знать, красавица?.. И за что, тоже не знаю!
Сестра наконец-то подняла глаза, прикрывая рукой слепящую лампу, разглядела задрипанную фуфайку, шапчонку на макушке.
– Контрактник?
– Что ты, милая! Я пилот, звание – капитан. А был даже майором! И зовут – Герман.
Она взяла трубку, набрала номер и, дожидаясь ответа, все еще разглядывала Шабанова. Тот же снял шапку, пригладил ежик, готовый в атаку, но сестре наконец-то ответили.
– Зинаида Васильевна, – заговорила она мягко и виновато. – Простите... Тут пациента привели, Жабанов фамилия...
– Шабанов! – в другое ухо прошептал он.
– Кажется, тут какая-то путаница, – продолжала говорить в трубку сестра. – В направлении одно, в анализах... Да, Жабанов!
– Верно, путаница! – подхватил Герман. – Шабанов я, Шабанов!
Девица послушала еще, покивала головой, стрельнула глазами в сторону пациента и положила трубку.
– По коридору прямо, – указала она. – Девятый бокс по левой стороне.
– На Страшном суде за меня спросят, – пригрозил он, тяжело вставая. – За то, что человека с нормальным пищеварением... В общем, придется отвечать!
– Верхнюю одежду и обувь оставь здесь, – сестра швырнула шлепанцы и вынула связку ключей из стола. – За мной шагом марш.
Садиться под замок, а равно как и бежать по грязи в тапочках и прыгать через забор он никак не хотел, поэтому сделал пару шагов вперед, скорчился и схватился за живот.
– Что?.. – Она звякнула ключами. – А говоришь!..
Шабанов ринулся в комнату, где отдыхала сестра, но она закричала, замахала руками, стараясь преградить путь.
– Не туда!.. Туалет направо!
Он бросился направо, толкнул запертую дверь, забил кулаками. Девица засуетилась, заругалась от такой бестолковщины.
– Куда ломишься! Вон сортир, олух! Вот только наделай мне в приемной!..
Издав мучительный стон, Герман кинулся к выходу, крикнув на бегу:
– Засекай время! Последний стул!..
Сбежав с крыльца, он рванул через ельник к забору, с ходу взял высоту и оказался на пустынном шоссе, прямом и бесконечном в обе стороны...
10
Хакер ждал на аэродроме возле самолета, расхаживал с разовой тарелкой в руке и что-то ел. На взломщика он не походил никоим образом: человек лет тридцати пяти, тонкое спокойное лицо, несколько отсутствующий взгляд, по одежде ничем не отличимый от чиновника средней руки, да и вообще невыразительный, поставь в толпу и не заметишь. С Шабановым поздоровался сдержанно, глянул в сторону охранника, солидного здоровяка с жизнерадостным лицом, и тот мгновенно вручил поднос с полетным завтраком.