Влюбиться в звезду, стр. 40

– Ты дашь мне автограф? – спросила еще одна девушка.

– А где Лукас? – выкрикнул кто-то.

– Одри, пожалуйста, не уходи, пока не дашь мне автограф. Моя Эллисон меня убьет, если узнает, что я тебя иидела, но осталась без автографа, – взмолилась какая-то медсестра, роясь в сумочке. Еще одна пустила по кругу стопку бланков для рецептов.

– Я даже не вижу здесь упоминания, что он у нас лежал, – настаивала Делорес.

– Делорес, да ради Бога! Он ушел домой! – рявкнула Мелисса и снова с широкой улыбкой обернулась к Одри. – Я просто в восторге от твоего нового альбома. Знаешь, я много всякого слышала о тебе и сказала мужу: «Это все от зависти. Она наверняка очень славная». И пожалуйста – ты такая и есть! – воскликнула она, радостно захлопав в ладоши. – Ты просто очень славная, и хорошенькая, и по-настоящему талантливая!

– Спасибо, – слабо произнесла Одри, взяла сунутый ей в руки церковный бюллетень и подписала его с обратной стороны.

– Это твой бойфренд? – прищурившись, спросила Мелисса.

– Нет, – ответил Джек.

– А хочешь стать моим бойфрендом? – спросила женщина-доктор, к полному восторгу остальных.

Через полчаса они все-таки сбежали. Одри заехала на «кадиллаке» на круговую дорожку перед домом матери, выключила двигатель и посмотрела на Джека.

– Прости, что так получилось в больнице. Но мне кажется, надо честно предупредить тебя, что это ерунда по сравнению с тем, что нас ждет здесь, – произнесла она, показав на дом матери.

Джек улыбнулся и прикоснулся к ее щеке.

– Все нормально. Я знал, что ты очень популярна, еще до того как мы сюда вылетели.

Одри рассмеялась. Джек посмотрел на дом:

– И что теперь?

– Теперь? Зайдем внутрь и подождем, пока все проснутся.

– Хорошо. Пойдем, – согласился Джек.

Они приближались к входной двери, как к вражеским укреплениям. Подойдя к крыльцу, Одри знаком велела Джеку остановиться, сдвинула маленького гномика и взяла ключ, на котором он стоял. Потом поставила гнома обратно и отперла дверь.

В передней с кружевными занавесками и синим ковром пахло обезболивающей мазью «Бенге», томатным соусом и табаком. В доме не было ни проблеска света. Одри поставила сумку рядом со старой, голубой в клетку, кушеткой, принадлежавшей матери от сотворения мира – от нее сильно воняло табаком, – и взглянула на Джека.

Он окинул взглядом комнату и показал головой на кресло, стоявшее перед плазменным телевизором; Одри кивнула и села на кушетку, глядя, как Джек пробирается к креслу. Усевшись, он посмотрел на Одри, на которую падал свет уличного фонаря, и подмигнул ей.

– Извини, – прошептала она. – Это лучшее, что я могу сделать.

Джек ухмыльнулся, скрестил на груди руки и закрыл глаза.

Одри легла на кушетку, сморщилась от табачного запаха и попыталась уснуть.

Глава 19

Должно быть, она все-таки заснула, потому что разбудили ее такие громкие, пронзительные вопли, что она подскочила едва ли не до потолка. Ее племянник, Логан, стоял в пижамных штанах, вопил и тыкал в нее пальцем:

– Бабушка! Бабушка! Тетя Одри мертвая лежит на кушетке! А еще здесь какой-то дядька!

– Я не мертвая, Логан! – воскликнула Одри, пытаясь обнять мальчугана. Но Логан вывернулся и помчался по коридору в кухню.

– Господи, – пробормотала Одри, прижимая руку к сильно бьющемуся сердцу, и посмотрела на Джека.

Логан и его разбудил. Джек выглядел так, словно не отказался бы поспать еще несколько часов, однако торопливо пригладил рукой волосы как раз в тот момент, когда мать Одри ворвалась в комнату.

– Привет, мама, – сказала Одри. – Извини…

– Какого черта, Одри? – воскликнула мать, сжимая руку шестилетнего Логана и жестко глядя на Джека. – Неужели ты не могла позвонить в дверь, как любой нормальный человек?

– Мы приехали часов в пять утра. Не думаю, что ты бы обрадовалась, если бы мы разбудили тебя в такое время.

– Могла бы позвонить и предупредить, что приезжаешь, а не доводить меня до сердечного приступа! – отрезала мать, с подозрением глядя на Джека и комкая на груди старый, потертый ситцевый халат. Она поставила Логана прямо перед собой. – Кроме того, я бы предпочла заранее знать, что ты привозишь с собой гостя.

– Я пыталась дозвониться, честное слово, – заговорила Одри, прекрасно понимая, что мать ее толком не слушает. – Вчера я раз двенадцать пыталась тебе сказать, что приезжаю, но ты не брала трубку.

– Интересно, как бы я могла ответить? – взорвалась мать, рывком переводя взгляд на Одри, и положила руку на свои короткие волосы, словно собираясь их пригладить. – Я целый день провела в больнице с твоим братом!

– Понятно, – ответила Одри. – Извини. – Она протянула руки, собираясь обнять мать, но почувствовала, как та напряглась, и уронила руки. – Это Джек Прайс. Он… он…

– Я ее телохранитель, – вмешался Джек, протягивая руку. – Рад познакомиться, миссис Лару.

– Телохранитель? – неодобрительно хмыкнула мать. – Зачем это тебе потребовался телохранитель?

– Это долгая история, – устало отозвалась Одри. – Утром, приехав в город, мы отправились в больницу, но там сказали, что Аллен вместе с тобой ушел домой.

Мать слегка расслабилась и кивнула.

– Он наверху, спит, как будто напился в хлам, – с отвращением произнесла она. – Может быть, ты сумеешь поговорить с ним, Одри. Я точно не могу.

– Поговорю, – серьезно сказала Одри и заметила, что Джек взял свою сумку. – Дальше по коридору есть ванная комната, – ткнула она пальцем в глубь дома. – Логан, ты проводишь его в ванную?

– Ладно, – сказал Логан, уже забыв, как сильно испугался.

Когда Джек с Логаном вышли, Одри улыбнулась матери:

– С тобой все в порядке, мам?

– А почему нет?

– Эта история с Алленом наверняка далась тебе нелегко.

Мать поджала тонкие губы, словно должна была это обдумать, и дернула плечом.

– Нужно выполнять свой долг. Я сварю кофе.

– Можно мне воспользоваться ванной наверху? – спросила Одри, взяв свою сумку.

– Можешь пользоваться всем, чем пожелаешь, Одри. Это твой дом.

О Господи, сколько уже раз повторялся один и тот же разговор!..

– Нет, мама, твой. И ты это знаешь.

Но мать уже ушла в кухню с линолеумом на полу.

И так всегда. Только это Одри и получает. Ни «как дела», ни «спасибо, что приехала». Ничего, кроме волны неприязни, и так будет тянуться до тех пор, пока Одри в состоянии терпеть. С учетом всего двух часов сна она была вовсе не в подходящем для этого настроении. Одри вздохнула и пошла в ванную на втором этаже.

Она заперла за собой дверь и осмотрелась. Белый, выложенный плиткой пол, розовые ванна и унитаз – и по какой-то непонятной причине желтая раковина. Одри очень старалась убедить мать согласиться на помощь профессиональных дизайнеров, но та категорически отказалась. «Этот дом всегда нравился мне в таком виде, в каком он есть. И я не желаю в нем никакой вашей калифорнийской ерунды. И в советах не нуждаюсь», – заявила она, оскорбившись на предложение дочери.

Лукас выдвинул теорию, что мама завидует успеху Одри. Но Одри не могла понять – ну какая мать будет завидовать успеху дочери? Кроме того, она знала, что тут скрывается нечто большее – мама не одобряла ее еще до того, как Одри поняла, что умеет петь. Собственно, мама была основной причиной, по которой Одри в семнадцать лет уехала из Редхилла. Не из-за постоянных ссор родителей, не из-за города, в котором не видела никаких перспектив, даже не из-за того, что хотела петь. Из-за матери.

О да, она мечтала о карьере певицы сильнее, чем нуждалась в воздухе, но правда заключалась в том, что пение было единственным способом бежать от мамы и Редхилла. Больше ничего Одри придумать не смогла. Сильнее всего ее раздражало то, что убежать-то она сумела, но по-прежнему пыталась добиться одобрения матери. За одиннадцать лет ничего не изменилось.

Кроме того, что Одри стала знаменитой. Невероятно знаменитой. В самом деле, кто бы мог подумать, что одна-единственная песня, «Срыв», вдруг получит столько эфирного времени, а потом по какому-то причудливому волшебству она взлетит в рейтинге вверх и останется там на долгие недели? Кто мог предсказать, что первый альбом станет платиновым? Одри просто повезло. Ну ладно, есть немного таланта, но в основном везение и то, что она оказалась в нужное время в нужном месте.