Хорьки-фермеры, стр. 7

Понадобятся помещения для двух тысяч овец, а также для нескольких волынщиков и барабанщиков, с которыми они очень сдружились (это шотландские хорьки, воспитанные в обычаях горцев).

Здесь у нас старых пастбищ уже не хватает: овцы хотят исследовать новые территории.

Познакомившись с твоими достижениями, мы пришли к выводу, что самый подходящий хорек для того, чтобы основать и содержать ранчо высшего класса и заботиться о нуждах и желаниях этой уникальной породы, — мой родной брат. Разумеется, на этом ранчо будет все необходимое для твоей работы с учениками и для дальнейших исследований языка лошадей — также на самом высшем уровне.

Отведя еще несколько страниц тщательному анализу финансовой стороны дела, брат Хорька Джоди завершил свое письмо так:

Я уверен, дорогой Джоди, радужные овцы тебя просто очаруют. Очень надеюсь, что ты сразу же, как получишь это письмо, ответишь согласием, чтобы приехать на встречу с овцами и обсудить все наши предложения лично.

Всегда твой, с любовью,

Зандер

Хорек Джордан отложил письмо на стол. Он медленно провел лапами по мордочке и ушам, откинулся в скрипучем кресле и закрыл глаза.

«Высшая истина, — спросил он, — что мне выбрать? Я не искушенный хорек-бизнесмен. Я — простой фермер. Я люблю Монтану. Если я отвечу Зандеру «да», смогу ли я помочь ему и другим или только всех разочарую? А если я отвечу «нет», разобью ли я их надежды или, наоборот, позволю им выбрать другой, лучший путь? Как же сделать так, чтобы хорошо было всем — и им, и мне?»

Высшая истина откликнулась сразу. Всего тремя словами:

«Это будет забавно?»

И Хорек Джордан сделал выбор, захлестнувший его ураганом, но все-таки не сбивший с лап.

Посреди прерий и лесов, рек и горных склонов, раскинувшихся во все стороны на тысячи мегалап, в дикой глуши к северо-востоку от Лапки, близ деревни Северная Звезда, закипела работа. При входе выросла массивная арка; на темной сосновой древесине вырезали и заполняли белой глиной буквы надписи:

КУРОРТ ХОРЬКА ДЖОДИ «РАДУЖНАЯ ОВЦА»

и

ЦЕНТР ПОДГОТОВКИ ХОРЬКОВ-ФЕРМЕРОВ

Хорьки-строители заполонили площадку, и от грохота молотков и пил затряслась земля. Камень скрежетал о камень, сталь звенела о сталь; высокие трубы вздымались к небу; из скрипа и глухого стука досок рождались стены; деревянная мебель скрипела на широких половицах.

И вот наконец «Радужная овца» из модели на столике передвижного офиса превратилась в настоящий высокогорный курорт — с помещениями для обслуги и тренировочными залами для будущих фермеров, с конюшнями и сараями, с загонами, и с беговыми дорожками, и с большой столовой. А поодаль теснились шалаши для овец, залы для медитации и горячие ванны, лужайки для пикников и вышки, с которых волынщики и барабанщики будут манить солнце к закату.

Но самым главным развлечением для радужных овечек — той самой мечтой, которая позвала их сюда из родных мест, — предстояло стать диким и вольным просторам Монтаны.

Когда-то Джоди надеялся, что сможет делить радости этой земли со своей подругой, но судьба разлучила его с ней. Зато теперь он сможет разделить любимые края с тысячами новых друзей.

Глава четвертая 

Синие языки пламени вспыхнули у столика номер семь, за которым помещалась компания из двенадцати хорьков. Сидящие за другими столиками обернулись с любопытством. Знаменитости из высшего света зашептались между собой, предвосхищая настоящий спектакль.

Хорек Герхардт-Гренобль запустил в огонь свой коронный «Полуночный омлет», обрушил сверху звездный дождь шафрана с кориандром и в мгновение ока вручил каждому гостю еще дымящуюся порцию. Неотразимый аромат!

— Voila, — объявил он. — Bon appetit, mesdames et messieurs.

Печальная улыбка, поклон в ответ на вежливые аплодисменты, кивок друзьям и знакомым из числа ошеломленных гостей. Никто не заметил, в какой глубокой задумчивости шеф-повар удалялся из зала, — как будто за этой грустной улыбкой таилось невысказанное «прощайте».

Нет, манхэттенский «Море звезд», «La mer des etoiles», не был лучшим из ресторанов Герхардта-Гренобля. Они все были лучшими — все эти изысканные заведения в Париже и Беверли-Хилс, в Токио, Буэнос-Айресе и на острове Нуку-Хива. Хорьки выходят в высший свет только для того, чтобы повеселиться от души, и чудо-повар для них во всем равен его клиентам.

— Волшебство, — шепнул официант у столика номер семь. — Это не повар. Это просто волшебник, да?

В какой бы стране мира утро ни застало Герхардта-Гренобля, он неизменно поднимался с первыми лучами солнца, надевал шапочку и шарф и отправлялся сквозь утреннюю толчею на лучшие рынки города — понюхать и потрогать самые свежие фрукты и овощи. В тот день на Манхэттене ему составил компанию старейший его друг и партнер. Они вдвоем кивали продавцам, заказывая доставить в «La mer des etoiles» то один, то другой поднос свежесобранных лакомств. Они переходили не спеша от прилавка к прилавку, и носики у обоих подрагивали то и дело от перемены запахов. «Весь мир — кухня, — думал Герхардт-Гренобль. — Шеф-повар повсюду в мире — как у себя дома».

— Но! Но! Ийя-я-я! — выкрикивали хорьки-торговцы, эффектно перебрасывая друг другу тяжелые бананы из контейнера. — Но! Но! Ийя-я-я!

— La belle cuisine [1], — с легким швейцарским акцентом промолвил шеф-повар. — Долгий же путь мы прошли ради нее, Армонд!

— И верно, если считать от первой твоей кухни, — отозвался его друг. — Но и впереди у нас — все такой же долгий путь.

Армонд понюхал помидор цвета закатного солнца, отложил его, взял с подноса другой, тоже понюхал и кивнул насторожившемуся продавцу.

Продавец внес номер овоща в бланк заказа.

— Ты справишься, — заявил внезапно шеф-повар. Армонд обернулся, чуть вздернув подбородок.

— С чем, Грен?

— Герхардт-Гренобль извлек из кармана шарфа свернутую пополам газетную вырезку и протянул ее другу без лишних слов.

Тот развернул и прочел: «Косматый Дикий Запад: Курорт Хорька Джордана "Радужная овца" — единственный поставщик невероятной овечьей шерсти».

Несколькими строчками ниже — фотография Джоди в обнимку с радужной овцой, но сама статья измята и разорвана, словно читателя не интересовало ничего, кроме заголовка.

Армонд смерил Герхардта-Гренобля бесстрастным взглядом поверх газеты.

— Ты уезжаешь.

— Да. Уговор помнишь?

— Не забыл. Или я, или ты. Что бы ни случилось.

— «La теr» — твои, Армонд. По всему миру.

— Грен, да ты же в расцвете сил! Неужели ты и вправду этого хочешь?

Шеф-повар кивнул. Внимательно наблюдавший за ним торговец заметил кивок и записал: «Доставить в "La mer" две дюжины красных цуккини».

— И знаешь ли что, друг мой? С тобой это тоже когда-нибудь случится. Рано или поздно приходит время, когда долг призывает нас подняться выше мастерства. А превзойти мастерство можно только... чем?

— Душевным теплом? Стилем? Той особой la...

— Нет. Простотой!

— Простотой... Разумеется! Но ради простоты совсем не обязательно бросать все, что ты создал! Куда ты собрался? В... — Армонд скользнул взглядом по заголовку, — ...в какой-то Джордан?

— В Монтану, — улыбнулся Герхардт-Гренобль.

— Твоя слава будет следовать за тобой по пятам. Твоя репутация...

— Нет. В последний раз Герхардта-Гренобля видели... да в сущности, Армонд, ты и есть последний, кто его видит. Пообещай, что никогда никому не скажешь, куда он направился!