Паутина, стр. 73

— А кто? Кого сегодня утром в задницу клюнул бешеный гиппогриф?

— Ты сам поверил в то, что она была с Грегори, скажи, нет? — взъярился Джеймс. Очевидно, пытался унять свою совесть. Так похоже на Поттера — перевести половину стрелок на ближнего. — Ты же кинулся на него, как гоблин на фальшивый галеон!

— Не надо сравнивать меня с гоблином, — фыркнул Малфой, поправляя свои волосы. — Я, в отличие от известных нам лиц гриффиндорской национальности, не орал на всю улицу! Я мягко попросил Грегори держаться подальше от нее.

— Никогда не думал, что ты умеешь ревновать, — вдруг ухмыльнулся Джеймс. — Мерлин, Малфой, ты же ее ревновал!

— Заткнись, — огрызнулся Скорпиус.

— Ревновал! К Грегори! — развеселился гриффиндорец, глядя на лицо друга.

— Поттер, или ты заткнешься, или я за себя не ручаюсь… — пригрозил слизеринец, вынимая палочку.

— Ой, напугал, — фыркнул Джеймс, тоже доставая свою. — Сегодня утром ты что-то не показался мне грозой заклинаний.

Малфой встал, сердито наведя палочку на гриффиндорца:

— Просто не хотел кидать твой окровавленный скальп под ноги твоей сестре.

Джеймс тоже встал, все еще усмехаясь:

— А, может, ты просто не мог вспомнить ничего более сильного, чем «люмос»?

— А, может, ты заткнешься, пока я тебя в осла не превратил?

— Почему в осла? — обиделся Джеймс.

— Потому что у вас с этим животным есть одно общее качество, — Малфой тоже усмехнулся.

— Ну, все, сын-хорька-сам-хорек, ты нарвался, — Джеймс взмахнул палочкой. И остался стоять, довольный представшим перед ним зрелищем.

Малфой скривил губы, подняв руку и пощупав макушку.

— Надеюсь, ты хоть цвет его изменил, — изрек он, тоже взмахивая палочкой. А потом силился не захохотать в голос. — Нет, ты не осел. Ты пьяный ежик на вершине пихты.

Волосы Джеймса, волосинка к волосинке, вытянулись вверх, образовав черный ореол вокруг его головы. Он стал похожим на черный одуванчик.

— Ты испортил мою прическу! — возмутился гриффиндорец, посылая очередное заклинание в друга. Галстук Малфоя превратился в бабочку в тон розовому бантику на серебряных волосах, только с зелеными горошинами. Скорпиусу было трудно его хорошенько рассмотреть, но он оценил творчество Джеймса, превратив галстук того в шелковый женский платок с брошкой в виде гламурного сердечка.

Гриффиндорец не остался в долгу — мантия Скорпиуса стала белой, в черных подпалинах, как классическая шкура на корове. Немного подумав, Джеймс добавил еще и хвостик сзади. Малфой фыркнул — и мантия Джеймса уже была узко-облегающей, в черно-желтую горизонтальную полоску.

Дверь в класс отворилась, когда у Скорпиуса уже были вместо ботинок милые тапки с ушками и глазами, а Джеймс с ужасом понимал, что его любимая пара обуви стала какими-то странными, словно плетеными из коры, лоханями.

Парни повернули головы к дверному проему, где застыла Лили Поттер. Скорпиус видел, как быстро сменяются выражения на лице гриффиндорки.

— Как думаешь: кого из нас она прибежала спасать и защищать? — уголком губ осведомился Скорпиус у Джеймса. Тот лишь пожал плечами. — Тогда кого первого окликнет, значит, за того переживает меньше.

Малфой мог себе представить, как они сейчас выглядят со стороны, и вполне понимал, почему Лили фыркнула и через начинающийся хохот произнесла:

— Ну, вы и идиоты… — развернулась и бросилась прочь, согнувшись от хохота.

— И за кого же в итоге она меньше переживает? — гриффиндорец развернулся к Скорпиусу. И тоже не выдержал, засмеялся. Малфой лишь на секунду опоздал. Стекла чуть дрогнули.

Когда приступ закончился, — а это случилось не скоро, потому что стоило им успокоиться и поднять глаза, смех нападал с новой силой — Джеймс сощурился, глядя на слизеринца, пытавшегося избавиться от бантика:

— Запомни, Малфой: если ты ее обидишь, если она будет страдать из-за тебя…

— Знаю-знаю, — отмахнулся Скорпиус, наконец, вернув себе свою форму и прическу, — вырвешь пальцы, отрежешь уши, снимешь скальп, распнешь на двери Хогвартса…

— Нет, — серьезно помотал головой Джеймс. — Я больше не то, что слова тебе не скажу, я на тебя взгляда не брошу.

— Этого не будет, — так же серьезно произнес Малфой, — потому что иначе я сам не смогу больше смотреть тебе в глаза.

Джеймс только кивнул, протягивая руку.

— Мир?

— Еще чего, — фыркнул Скорпиус, усмехаясь. — Я не пожимаю руки странным особям в женских платках, одетым, как пчелки, да еще и не знающим, что такое расческа. Причешись сначала, ошибка природы.

Малфой увидел мелькнувшую палочку и рассмеялся. Мир принимал привычные черты.

Глава 6. Гермиона Уизли

Она проснулась в чужой обстановке, в чужой, узкой для двоих постели, вдыхая чужой, немного затхлый, воздух. Даже полумрак из-за задернутых штор был чужой. Но руки, обнимавшие ее, были родными, и глубокое дыхание, ощутимое на затылке, тоже было родным. Своим. Любимым.

Гермиона осторожно освободилась из объятий Рона, выскользнула из-под одеяла и содрогнулась. В комнате было жутко холодно. Она собрала свою одежду, поспешно оделась и, стараясь не нарушить сон мужа, вышла в темный коридор.

На кухне Гермиона умылась, привела в относительный порядок спутанные волосы и разожгла камин, надеясь согреться.

В этом большом, угрюмом доме они с Роном были одни. Гарри ушел вечером. Несмотря на свое счастье от того, что муж опять рядом, что ему уже не грозит ловушка Министерства, Гермиона заметила, что уходил их друг в подавленном состоянии, хотя и старался казаться счастливым. Но глаза его выдали. Они всегда его выдавали.

Гермиона мысленно поблагодарила Люпина за то, что тот принес продукты и другие необходимые здесь мелочи. Она приготовила завтрак, добавив к обычному их меню побольше бекона, и понесла наверх.

Рон был ослаблен, и она запретила мужу спускаться вниз. И ей нравилось ухаживать за ним. Она всегда так делала, когда Рон болел. Он тут же превращался в несчастного мальчишку, готового кричать «умираю!» даже из-за обычного насморка. А сейчас у него был не просто насморк. Приближалось полнолуние, его первое полнолуние.

Вчера Гермиона напоила его приготовленным волчелычным зельем. У нее был небольшой запас, который теперь придется всегда пополнять. Но это глупости, главное — Рон в безопасности, он рядом.

Она вошла в спальню и поставила поднос с едой на столик у кровати. Муж спал, подтянув к себе ноги. Очевидно, замерз после того, как она ушла вниз. Гермиона присела на край постели, нагнулась и легонько подула ему в ухо. Рон заворочался, что-то пробормотав. Тогда она дунула чуть сильнее. Рон резко подскочил и чуть не уронил жену с кровати. Гермиона в последний момент успела схватиться за столбик в виде поднятой головы кобры.

— Ты что? — осипшим от испуга голосом спросила она у Рона, увидев странное выражение его бледного лица. Он лишь помотал головой, расслабляясь.

— Прости, — он подбил подушки и сел, накрывшись одеялом по пояс.

Гермиона подала ему свитер — из тех вещей, что принес Люпин.

— Надень, холодно.

— Да? По-моему, как раз хорошо, — он взял свитер, но надевать не стал. Потянул воздух носом и улыбнулся, увидев еду:- Завтрак в постель?

Она кивнула, ставя поднос ему на колени. Потом смотрела, как он ест. Его руки и грудь были покрыты ужасными шрамами от зубов и когтей нападавших, но Гермиона любила уже и эти шрамы. Она знала, что они еще болят, хотя Рон и не показывал этого. И Гарри не показывал.

- `де `Арри? — спросил муж, словно читая ее мысли. Гермиона улыбнулась этой привычной картине — Рон пытается общаться с набитым ртом.

— Он ушел вечером. Ты же знаешь, он не любит этот дом. Да и будет подозрительно, если к нам явятся опять министерские, а у нас никого. Еще он говорил что-то о том, что хотел побыть с Альбусом.

Рон согласно кивнул, уплетая тосты. Слава Мерлину, хоть на аппетит его состояние не повлияло. Гермиона ждала, когда муж наестся, чтобы, наконец, задать волнующие ее вопросы.