Паутина, стр. 142

— Что вы делали на дереве? — менторски осведомилась Лили, сложив на груди руки.

— Ой, Лили, не поверишь… — как-то уж слишком растягивая слова, заговорил Скорпиус. Ксения в это время склонилась к Джеймсу, который тут же чуть не замурлыкал от удовольствия. — Шел я мимо, вижу — пихта. Дай, думаю, зайду в гости к Поттеру… Ну, мы и выпили за встречу… Не каждый день ведь на пихте встречаешься…

— Малфой, ты в своем уме? Какая пихта? — сдерживая дикий хохот, спросила девушка, отстраняясь от вытянутой вперед руки слизеринца. — Это — дуб!

— Да? — Скорпиус с удивлением обернулся к дереву, с которого недавно слез. — Странные дела творятся… Когда мы туда залезали, это была пихта…

— И сколько же вы до этого выпили? — Лили тряслась от смеха, глядя на такого милого, абсолютно пьяного парня. Лицо его утратило надменное выражение и стало каким-то даже детским. Серебристые глаза сбились чуточку в кучку, а брови то и дело взлетали вверх на пол-лба.

— Да немного, — Малфоя чуть повело в сторону, и Лили поспешно схватила того за руку. Ксения тем временем уговаривала Джеймса подняться, но тот твердил, что «не хочет снова лезть на эту долбанную пихту, потому что он вовсе не ежик». При чем тут ежик, Лили решила узнать позже, а пока вставала проблема — как незаметно и без потерь доставить обоих в замок? Рассердиться на них она успеет завтра, когда их состояние будет усугублено диким похмельем, а у Джеймса еще и болью во всем теле. Гриффиндорка надеялась, что Ксения не станет сразу же исцелять этого пьяного идиота!

Малфой, поддерживаемый Лили, повернулся в сторону друга, которого Ксения поднимала с помощью палочки. Лили вдруг вспомнился вечер года два назад, когда мама и Гермиона буквально втащили отца и дядю Рона в дом после какой-то их пьянки в мальчишеском кругу. Тогда они с Джеймсом во всю потешались над родителями…

— Лили…

— Что? — она медленно вела слизеринца к замку, помогая соблюдать траекторию. Было слышно, как сзади Ксения мягко объясняет Джеймсу, что у ежиков обычно иглы на спине и они не лазят по деревьям, даже по пихтам. Вообще, что это за общий сдвиг на пихтах и ежиках?!

— Проводи меня до моей спальни, а?

Девушка фыркнула, подсознательно отмечая, что даже в невменяемом состоянии слизеринец старается не сильно опираться на нее. Малфои же наверняка джентльмены! И гордость, как же без гордости Малфоев! Не должны Малфои быть беспомощными, даже если опорожнили полбутылки Огневиски! Но что-то подсказывало Лили, что Огневиски было много больше, но бутылки остались… на пихте?

— Нет, Малфой, обойдешься. Хотя бы потому, что ты вдрызг пьяный и при этом грязный…

— Ты бросишь меня одного? — его брови опять совершили невообразимый скачок вверх. — Одинокого, несчастного…

— Нет, — ухмыльнулась она, оглядываясь на Ксению. — Ты не будешь один… Думаю, в компании Джеймса в Выручай-комнате вы сможете продолжить свой небольшой банкет. И если вы очень захотите, глядишь — там и пихта появится…

Малфой задумался:

— Кстати, хорошая идея…

Лили подавила смешок — уж завтра она устроит им обоим веселую жизнь. С пихтами и ежиками!

Часть одиннадцатая: Паучья помощь

Глава 1. Джеймс Поттер

Пробуждение принесло ужасную боль во всем теле и кучу вопросов, которые разрывали тяжелую отчего-то голову.

Открывать глаза или двигаться не было никакого желания, да и сил. Казалось, если пошевелиться, наступит конец света. Ну, как минимум, конец ему, Джеймсу Сириусу Поттеру.

Он лежал и считывал свои ощущения, фиксируя тянущую боль в правой руке, ноющую боль на правом бедре, колющую — в плече и разрывающую череп — в голове. Он лежал на чем-то не особо мягком, но и не особо твердом. Рядом — что-то теплое и, кажется, мягкое. Сонное дыхание. Запах… Черт, зачем же он так вчера напился?!

— Поттер, еще раз так дернешься, я тебя Авадой… когда буду в состоянии…

Так, ситуация прояснялась. Рядом — Малфой. Значит, Джеймс не в одиночестве так страдает от вчерашнего.

— Слушай, — простонал гриффиндорец, — где мы?

— Сам открой глаза и посмотри, доверяю тебе эту миссию…

— Малфой, не будь эгоистом…

Слизеринец издал какой-то слабый звук, но даже в нем было слышно презрение:

— Я бы оказал тебе эту услугу, Поттер, но, видишь ли, я лежу носом вниз, так что, чтобы лицезреть наш приют, мне надо двигаться… На такие подвиги слизеринцы не способны даже ради спасения человечества…

Джеймс бы хмыкнул, — Малфой даже в ужасном состоянии не терял своего любимого стиля общения — но сил на такие эмоции не было.

— Тогда ладно, следующие на повестке дня три вопроса, — у Джеймса не было сил даже спорить. Все болело так, будто вчера на нем танцевали степ Хагрид и его француженка.

— Только три? — кажется, Малфой тоже не шевелился. — Пить тебе вредно, Поттер…

— Где мы? Почему мы в одной постели? И который сейчас час и день?

— Какой вопрос тебя волнует больше? — светски, хотя все еще чуть приглушенно, спросил слизеринец.

— Все, — Джеймс понял, что все равно ничего не выяснит, пока не откроет глаза, но ужасно боялся того, что по глазам тут же ударит свет. Череп и так раскалывался. — Чего же так все болит?

— Ну, не мудрено, Поттер, ты же вчера освоил искусство полета с дерева без метлы…

— Черт… — да, кажется, он помнил, как упал с ветки, на которой сидел. — Тогда можно предположить, что ты принес меня сюда?

— Ага, мечтай, пьяный ежик, — Малфой пошевелился, вызвав мученический стон у друга. — Извиняюсь, но мой мочевой пузырь не дождется окончания нашей светской беседы… А Малфоям категорически запрещено пачкать штаны с двухлетнего возраста.

— Можешь без подробностей, — откликнулся Джеймс, наконец, решившийся открыть глаза.

Он сразу понял, где они, — Выручай-комната. Потому что не было яркого света, лишь огонь в камине, беззвучно пожиравший поленья. Темные стены и широкая кушетка, на которой они с Малфоем и лежали. Хотя слизеринец в этот момент совершал просто самый великий свой подвиг — вставал, придерживая голову.

Джеймс со стоном облегчения увидел, что у дальней стены есть не только дверь (наверное, в заветную для слизеринца уборную), но и шкафчик с какими-то графинами и бутылочками. Гриффиндорец был уверен, что сможет найти там похмельное зелье или просто воду, наконец.

Наверное, Малфой подумал о том же, потому что, выйдя из туалета, — лицо его было влажным от воды — он тут же направился к шкафчику.

— Поттер, ты должен сказать спасибо своей сестре, что она засунула нас сюда, — слизеринец достал из шкафчика две маленькие бутылочки и приблизился к все еще лежавшему без малейшего движения Джеймсу.

Пришлось двигать рукой, чтобы взять спасительную жидкость, открывать рот и глотать, морщась. Джеймс мог бы насчитать пару сотен звездочек, что летали перед его глазами, пока он делал все эти судорожные движения, но зелье должно было принести облегчение хотя бы голове и желудку.

Малфой, видимо, не мучимый и сотой долей болевых ощущений друга, рассматривал что-то в шкафчике.

— Знаешь, мне кажется, что этой комнаткой уже не раз пользовались. Причем не только для того, чтобы отоспаться после лишней рюмочки… — слизеринец повернулся к Джеймсу, держа в руках какую-то колбу с розовой жидкостью внутри.

— Ну, и что это? — гриффиндорец почувствовал, как постепенно отпускает похмельная дурнота, а боль в теле была не такой уж и ужасной, если считать, что каждый год во время матчей по квиддичу Джеймс попадал под бладжеры. Он стал медленно подниматься — ногу, вторую, сел и так замер, стараясь справиться с координацией. Поднес к глазам руку с часами. — Пробитый зад огнекраба!

— Прости? — светлые брови Малфоя взлетели вверх. — Это что? Остатки Огневиски рождают в твоей головушке такие странные выражения?

— Половина двенадцатого дня! — Джеймс попытался подняться на ноги, но правая тут же отозвалась ноющей болью в бедре. — Тренировка! Я пропустил тренировку! Уильямс меня пришьет к портрету Полной Дамы! Он и так ходит злой…