Тьма, стр. 22

— Мне кажется, что это видение было вызвано мной, — спокойно ответила Эдит Метлок. — Я убеждена, что они меня использовали.

— То есть этих мертвецов вызвали вы?

— Нет, просто я была восприимчива к ним. И они через меня проявились.

Бишоп покачал головой:

— Очень мило, что вы верите в привидения.

— А как бы вы их назвали?

— Это колебания. Электромагнитное явление. Джейкоб знает мою теорию подобных феноменов. Электрокардиограф показывает, что сердце испускает электрические импульсы; думаю, что это происходит и в состоянии стресса. Позднее эти импульсы принимаются теми, кто, подобно вам, восприимчив к ним.

— Но их видели вы, а не я.

— Телепатия. Вы принимали сигналы и передавали мне эти видения.

— Но почему мысли Эдит не передались мне? Почему же я их не ощущала? — вмешалась Джессика.

— Или я? — спросил Кьюлек. — Если это были всего лишь телепатические сигналы Эдит, то почему я не воспринимал их своим внутренним зрением?

— И почему вы были так напуганы? — спросила Джессика.

— Вполне возможно, что на самом деле я тоже ничего не видел.

Все посмотрели на Бишопа с недоумением.

— Может быть, я просто вспомнил то, что видел в этом доме раньше. Миссис Метлок могла задеть что-то в моем подсознании — что-то настолько страшное, что я скрывал это даже от самого себя. Уверен, если бы кто-нибудь из вас это испытал, то был бы напуган не меньше моего.

— А та женщина? — спросила Джессика. — Как она там оказалась?

— Господи, да она просто пряталась! Она же убила старика. И решила спрятаться в «Бичвуде», так как знала, что дом пуст.

— Но почему она пыталась убить моего отца? А не вас или меня?

— Возможно, она питает ненависть к, пожилым мужчинам, — устало предположил Бишоп. — К старикам вроде ее хозяина.

— Она шла прямо на него. Еще не увидев Джейкоба, она бросилась к нему, не обращая на нас внимания.

— Возможно, она слышала его голос, когда еще была в подвале.

— Да, подвал, Крис... Вы тоже это почувствовали, не правда ли?

— Что именно?

— Что там таилось какое-то зло.

Бишоп задумчиво потер глаза.

— Не знаю. Теперь все это представляется сплошным безумием.

— Крис, вы так и не рассказали нам, что вы видели, или, если угодно, что вы вспомнили, — спокойно сказал Кьюлек.

Бишоп побледнел, и Джессика, несмотря на то что отказ исследователя признать реальность произошедшего в «Бичвуде» сердил ее, захотела поддержать и успокоить его.

Он заговорил не сразу, и слова звучали монотонно и невыразительно, словно он сознательно сдерживал свои чувства, опасаясь утратить над ними контроль. Он описывал представшую его взору картину извращенных самоубийств и чудовищных убийств, произошедших в «Бичвуде». Джессика почувствовала, что у нее от ужаса переворачиваются внутренности. Когда он закончил свой рассказ, в комнате повисла тяжелая тишина. Джейкоб Кьюлек закрыл свои незрячие глаза, а Эдит Метлок не отрываясь смотрела на Бишопа. Наконец старик открыл глаза и произнес:

— Они хотели умереть самым отвратительным способом. Они должны были так умереть.

Бишоп нахмурился:

— Вы думаете, на то были причины? Кьюлек кивнул:

— Для самоубийства и убийства всегда есть причины. Даже у безумцев есть свои резоны.

— Как правило, самоубийцы хотят избавиться от каких-то неразрешимых проблем.

— Или от чьей-то власти.

Замечание Кьюлека насторожило Бишопа — Джессика тоже говорила о смерти как о некоем освобождении, — но он был слишком опустошен, чтобы выяснять теперь этот вопрос.

— Каковы бы ни были причины, с завтрашнего дня это уже не будет иметь никакого значения. Этот дом перестанет существовать.

Они были поражены.

— Что вы имеете в виду? — с тревогой спросил Кьюлек.

— Перед тем как прийти сюда, я позвонил мисс Киркхоуп, — ответил Бишоп. — Я сказал, что в доме мы не обнаружили ничего, кроме необычайного холода, и посоветовал ей как можно быстрее привести в исполнение план уничтожения «Бичвуда». Она ответила, что в таком случае готова перенести эту дату на завтра.

— Как вы могли? — возмутилась Джессика.

— Крис, вы не представляете, что вы наделали! — вскочил Кьюлек.

— Возможно, он прав.

Джессика и ее отец с удивлением повернулись к Эдит Метлок.

— Возможно, уничтожение «Бичвуда» освободит наконец несчастные души. Думаю, что в земном мире их удерживал именно этот дом. Теперь они смогут обрести покой.

Джейкоб Кьюлек опустился в кресло, в сомнении покачав головой.

— Если бы так... — только и сказал он.

Глава 10

— Люси умерла через три дня после того, как ей исполнилось пять лет.

Бишоп произнес эти слова без эмоций, словно отстранившись от заключавшейся в них горечи. Но где-то в глубине души боль брала свое. Это чувство с годами ослабело, но по-прежнему не могло не приносить ему страданий. Джессика молчала. Они шли вдвоем по холодному Лондонскому парку. Взаимная враждебность, которая то пропадала, то перерастала в ожесточенность за несколько дней их знакомства, проявлялась и в том, что они старались даже держаться друг от друга на некотором отдалении. Теперь, когда он заговорил о своей дочери, Джессике хотелось сказать, чтобы он заткнулся, но не решалась.

Бишоп остановился и засмотрелся на уток, сбившихся у берега озера, — даже птицам эта унылая серая гладь казалась непривлекательной.

— Косвенной причиной смерти дочери стал ларинготрахеобронхит, — произнес он, по-прежнему не глядя на Джессику. — Во времена моего детства это называли крупом. У нее закрылась гортань и наступило удушье. Нам пришлось долго уговаривать врача вылезти из постели и приехать — даже в такие тяжелые для нас дни большинство врачей не желали выезжать на дом. Мы звонили трижды: второй раз — угрожая, третий — умоляя. Возможно, было бы лучше, если бы он вообще не приезжал.

Джессика стояла рядом и смотрела на профиль Бишопа. Полы ее тяжелого пальто трепетали на ветру, задевая его руку.

— В ту ночь было очень холодно. Возможно, ей стало хуже от скоропалительного переезда в больницу. Два часа мы ждали: один — пока ее посмотрит дежурный врач, второй — пока он решит, что предпринять. Люси сделали трахеотомию, но у нее открылась пневмония. То ли ее ослабленный организм не перенес операции, то ли сама болезнь убила ее, мы так никогда и не узнали. Мы винили в этом и себя, и врача, который отказался сразу приехать, и больницу, но больше всего мы винили Бога. — Он горько усмехнулся. — Тогда мы с Линн, разумеется, еще верили в Бога.

— Вы теперь больше не верите? — удивленно спросила Джессика, и Бишоп посмотрел на нее.

— А вы верите, что некое высшее существо допустило бы все эти страдания? — Он кивнул в сторону высотных домов, словно город был вместилищем человеческих мук. — Линн была католичкой, но мне кажется, она отреклась от Бога еще более решительно, чем я. Наверное, так и бывает: чем больше во что-то веришь, тем сильнее бунтуешь, когда вера исчезает. Первый год я вынужден был следить за Линн и днем и ночью, думая, что она покончит с собой. Возможно, забота о ней помогла мне выжить — не знаю. Потом она вроде бы смирилась. Она стала спокойней, но это было какое-то обманчивое спокойствие, точно она махнула на все рукой и потеряла всякий интерес к жизни. В известном смысле это меня нервировало, но позволяло хоть что-то делать. Я мог начать строить планы нашей дальнейшей жизни без того, чтобы она впадала в истерику. Я говорил, она слушала. Это уже было что-то. Через несколько недель она воспрянула духом и стала снова казаться живым человеком. И тут я узнал, что она посещает спиритические сеансы. — Бишоп огляделся и показал на скамью. — Присядем? Вам не очень холодно? Джессика отрицательно покачала головой:

— Нет, нисколько.

Они сели, и Джессика придвинулась к нему поближе. Бишоп был настолько погружен в свои воспоминания, что, казалось, не замечал ее присутствия.

— Вы верили в то время в спиритизм? — спросила она.