Спартак, стр. 89

Глава пятнадцатая

СПАРТАК РАЗБИВАЕТ НАГОЛОВУ ДРУГОГО ПРЕТОРА И ПРЕОДОЛЕВАЕТ БОЛЬШИЕ ИСКУШЕНИЯ

Между тем поворот дел в Кампанье после разгрома претора Публия Вариния под Аквином несколько напугал спесивых победителей Африки и Азии, и, несмотря на заботы, связанные с ведением войны против Митридата и Сертория, Рим стал серьезно и настороженно следить за восстанием гладиаторов. Пятьдесят тысяч вооруженных гладиаторов, возглавляемых человеком, которого теперь уже все, хотя и краснея от стыда, были вынуждены признать отважным, доблестным и даже до некоторой степени опытным полководцем, были полными хозяевами провинции Кампаньи, где, за исключением нескольких незначительных городов, господство и влияние римлян было подорвано; пятьдесят тысяч вооруженных гладиаторов, угрожавших Самнию и Латию — этим, можно сказать, подступам к Риму, — представляли весьма серьезную силу, и в дальнейшем борьбу с ними нельзя было считать делом незначительным и относиться к ней с недопустимым легкомыслием.

В комициях, собравшихся в этом году, римский сенат единодушно доверил управление провинцией Сицилией и подавление позорящего Рим восстания гладиаторов патрицию Гаю Анфидию Оресту вместо претора Публия Вариния.

Гай Анфидий Орест, человек лет сорока пяти, весьма опытный в военном деле, много лет был трибуном, три года квестором и во время диктатуры Суллы уже избирался претором. Его храбрость, ум и прозорливость снискали ему широкую известность и расположение как среди плебеев, так и в сенате.

В первые месяцы 681 года, следующего за тем, в котором произошли события, рассказанные в пяти предыдущих главах, Гай Анфидий Орест, с согласия новых консулов Теренция Варрона Лукулла и Гая Кассия Вара, собрал сильное войско, состоявшее из трех легионов: в одном были римляне, в другом только италийцы, в третьем союзники — далматы и иллирийцы. [164] Численность этих трех легионов достигала двадцати тысяч человек; к ним претор присоединил десять тысяч солдат, спасшихся после поражения под Аквином, и у него образовалась армия в тридцать тысяч воинов, обучением которых он и занялся в Латии. С этой армией он надеялся разбить Спартака наголову наступающей весной.

Пришла весна и принесла с собой тепло, щедро разливаемое вокруг солнцем, прозрачную синеву неба, опьяняющее благоухание цветов, роскошный ковер Душистых трав. Во славу ее запели птицы свои гимны, таинственно прозвучали их любовные призывы. В эту пору двинулись одновременно войска римлян и гладиаторов — одно из Латия, другое из Кампаньи, чтобы оросить человеческой кровью зазеленевшие поля Италии.

Претор Анфидий Орест выступил из Норбы и пошел по Аппиевой дороге до Фунди; он проведал, что навстречу ему по Домициевой дороге из Литерна продвигается Спартак. Тогда претор расположился лагерем в Фунди, заняв позиции, дававшие ему возможность сразу ввести в сражение свою многочисленную кавалерию, численностью в шесть тысяч человек.

Через несколько дней Спартак прибыл в Формии и расположился лагерем на двух холмах, заняв таким образом господствующее положение на Аппиевой дороге; затем со своими тремястами конниками он приблизился к вражескому лагерю, чтобы изучить позиции и выяснить намерения врага.

Но претор Анфидий Орест, более сведущий в военном деле, чем полководцы, с которыми до сего времени приходилось сражаться Спартаку, тотчас же напал на него, пустив в ход свою грозную кавалерию; после короткой, не имевшей решающего значения схватки, в которой гладиаторы все же потеряли около сотни человек, Спартак должен был поспешно отступить к Формиям.

Здесь он решил подождать врага, полагая, что претор, воодушевленный столь легко достигнутым успехом, предпримет новую попытку нападения на гладиаторов. Однако Спартак напрасно потерял пятнадцать дней; Анфидия не так-то легко было завлечь в западню.

Тогда Спартак пустился на одну из тех военных хитростей, которые приходят в голову только выдающимся полководцам. С наступлением ночи, соблюдая полнейшую тишину, он вышел с восемью легионами из лагеря, оставив там Эномая с двумя легионами и кавалерией; всю ночь Спартак шел вдоль берега и забирал с собой в качестве заложников всех встречавшихся по пути крестьян, колонов и рыбаков любого возраста и пола, чтобы вести о его продвижении не дошли до врага. Быстрым маршем он прошел через лес, который и ныне окружает Таррацину, расспрашивая о дороге дровосеков и угольщиков, и расположился лагерем на его опушке, в тылу врага.

Орест был немало удивлен, узнав, что его сумели обойти, но, действуя благоразумно и осторожно, он всячески сдерживал пыл своих легионеров, которые рвались в бой при виде пращников-гладиаторов, подходивших почти к самому частоколу лагеря римлян.

В продолжение восьми дней Спартак тщетно вызывал на бой врага: тот не двигался с места и не скрывал, что не желает сражаться в невыгодных для него условиях.

Тогда изобретательный вождь гладиаторов решил воспользоваться создавшимся положением и удобными условиями местности; в один прекрасный день Анфидий Орест, к своему великому удивлению и немалому огорчению, узнал от своих разведчиков, что, кроме лагеря в лесу под Таррациной, гладиаторы раскинули еще один лагерь в хорошо укрепленном месте между Фунди и Интерамной и другой — между Фунди и Пиверном, завладев таким образом ключевыми позициями над Аппиевой дорогой.

Действительно, Спартак в несколько ночных переходов перебросил четыре легиона под началом Граника от Интерамны и, приказав им расположиться лагерем на возвышенном месте, велел обнести лагерь высоким частоколом и окружить широким рвом; два дня и две ночи эту работу прилежно выполняли двадцать тысяч гладиаторов; одновременно Крикс с двумя своими легионами занимал и укреплял место, определенное Спартаком для лагеря между Фунди и Пиверном.

Таким образом Спартак полностью окружил лагерь Анфидия Ореста и принудил претора или принять бой, или через восемь дней сдаться на милость врагу, понуждаемый голодом.

Претор попал в тяжелое положение; необходимость заставляла его напасть на один из лагерей гладиаторов, чтобы выйти из затруднения; у него не было ни малейшей надежды победить неприятеля, уничтожить его, так как ему было известно, что придется иметь дело еще с тремя частями вражеского войска, ибо, как бы ни было кратковременно сопротивление легионов Крикса и Граника, оно во всяком случае продлилось бы не менее трех часов, тем более что их воодушевляла бы вера в то, что скоро подойдут подкрепления; а через три часа Крикс пришел бы на помощь Гранику или Граник — Криксу; Спартак тогда обрушится на тыл претора; потом к месту сражения подойдет Эномай, и римское войско будет разгромлено.

Орест, печальный и озабоченный, дни и ночи думал и не находил выхода из такого крайне опасного положения. Легионеры впали в уныние; на первых порах они только шепотом ругали претора, а потом стали во всеуслышание называть его неумелым и малодушным полководцем, который в то время, когда была надежда на победу, уклонялся от боя; теперь же они были обречены на поражение и верную смерть; со страхом вспоминали они позорный разгром близ Кавдинского ущелья и громко сетовали, что Анфидий Орест еще невежественнее консулов Постумия и Ветурия. [165] Ведь те оказались в безвыходном положении вследствие крайне невыгодных условий местности, а Анфидий из-за своего недомыслия допустил, чтобы враг на открытом месте преградил ему путь.

Таким было положение, когда претор решил прибегнуть к обману, обратившись к жрецам, к чему, к сожалению, прибегают люди, слабые духом и умом, а также люди хитрые, которые стараются подчинить себе большинство людей, пользуясь в своих личных темных целях их суеверием и страхом перед сверхъестественными силами.

По всему римскому лагерю было объявлено о больших жертвоприношениях Юпитеру, Марсу и Квирину, чтобы они вдохновили авгуров, а те своими вещаниями научили бы, как спасти римское войско от поражения.