Оставшийся в живых, стр. 8

Она переехала к нему всего за три месяца до того рокового дня, хотя их отношения начались годом раньше. Сначала это был легкий флирт – с обеих сторон, но постепенно и неуклонно он перерос в нечто большее; более крепкое и прочное, чем они могли себе представить. Их взаимное расположение началось в тот день, когда ей, впервые выполнявшей в полете обязанности старшей стюардессы, пришлось иметь дело с сердечным приступом у одного из пассажиров. Он тогда пришел ей на помощь, и совместными усилиями им удалось поддерживать жизнь у пожилого пассажира до момента приземления. До этого рейса он несколько раз уже встречал ее, и находил, без сомнения, привлекательной, но в то время у него были другие амурные связи, и он не проявлял намерений познакомиться с ней поближе. Общая сопричастность к ситуации, связанной со спасением жизни человека, свела на нет все другие соображения.

Вскоре между ними возникла искренняя нежная привязанность, которая по мере того, как они все больше узнавали друг друга и убеждались в своих чувствах, медленно переросла в большую любовь. Они тщательно скрывали свои отношения, зная, что администрация, в частности на их авиалинии, хотя и закрывает глаза на легкий флирт между членами экипажа, делает все возможное, чтобы развести возлюбленных по разным рейсам; эмоции, которые могут вспыхнуть при подобных отношениях, не допустимы на высоте в тридцать три тысячи футов над уровнем моря – слишком многое может случиться, что потребует полной концентрации внимания всех членов экипажа. И они вели себя тихо, стремясь не упускать возможности вместе побывать во всех тех замечательных уголках, куда приводили их маршруты авиалиний компании. Конечно, было невозможно скрыть свои отношения от ближайших коллег, с которыми они работали, особенно Келлеру, внезапное равнодушие которого к другим девушкам уже само по себе бросалось в глаза; но летные экипажи прекрасно умели хранить тайны в своем узком кругу.

Она переехала к нему только тогда, когда этот шаг уже воспринимался как само собой разумеющийся, любой другой вариант выглядел бы странным и фальшивым. Следующим шагом, несомненно, был брак, и оба знали, что он произойдет естественно, без всякого побуждения с чьей-либо стороны.

Келлер подошел к окну и посмотрел вниз на оживленную Кромвель Роуд. Они собирались купить небольшой домик где-нибудь в сельской местности, неподалеку от аэропорта. Он грустно улыбнулся; даже предполагали, что это будет в окрестностях Итона или Виндзора. И именно там пришел конец их мечтам; на тихом поле под Итоном!

Он отошел от окна и снова закурил сигарету, в голове опять закружились мысли. Итон! Не потому ли он чувствовал такую непреодолимую потребность вернуться сюда, что они собирались поселиться где-нибудь поблизости? Может быть, ему просто хотелось окунуться в прошлое, связанное с посещением ими этого маленького городка? Или, может быть, он чувствовал, что ответ кроется где-то здесь?

Желание вернуться на место катастрофы было просто невыносимым. Он отчаянно сопротивлялся ему, стремясь избежать любых напоминаний о кошмарном событии, произошедшем в этих местах, но его тянуло туда против собственной воли, вопреки рассудку. Он хотел держаться подальше от всего этого, но какой-то инстинкт, какой-то будоражащий его душу голос, звучащий в самой глубине его сознания, говорил, что ему не будет покоя, пока он не вернется туда. Это было и необъяснимо, и неизбежно.

Возможно, его возвращение разбудит какую-нибудь маленькую клеточку памяти в его мозгу; возможно, он вспомнит и катастрофу и вызвавшие ее события. И еще вспомнит, как же ему удалось уцелеть в ней без единой царапины, когда все остальные на борту погибли, и их тела либо сгорели дотла, либо были искалечены до неузнаваемости. Очевидцы считали, что он выбрался из разбитого корпуса самолета, но их воспоминания были сбивчивыми, почти на грани истерики из-за гигантских масштабов происшедшей на их глазах катастрофы. Скорее всего, его просто вышвырнуло из самолета через какой-то проем на мягкую землю, где он и пролежал без сознания некоторое время, прежде чем встать и уйти от горящих обломков. Он помнил, что тогда у него не было никаких эмоций, он просто воспринял как факт, что все, даже Кэти, погибли, и что возвращаться назад в это пекло не было смысла. Нет, слезы и ответная реакция пришли позже, когда прошел шок.

Он отчетливо помнил этого старика, которого нашел лежащим в грязи; может быть, он сможет рассказать ему больше того, что осталось у него на памяти. Распростершись на развороченной земле, старик дрожал от страха, глядя на Келлера испуганными глазами. Если бы ему удалось найти его, может быть, он мог бы рассказать все, что видел. Бог знает, была бы от этого какая-нибудь польза или нет, но что еще ему оставалось делать?

И тут он услышал тихий стук в дверь. Он не сразу воспринял этот стук, его сознание было слишком поглощено собственными мыслями, но стук повторился. Такое легкое постукивание, похожее на то, как если бы в дверь стучали только одними ногтями. Он взглянул на часы: начало одиннадцатого. Какого дьявола кому-то понадобилось явиться с визитом в такое время? Он пересек комнату, внезапно сообразив, что во всей квартире нет света. Сам не зная почему, помедлил перед дверью, прежде чем повернуть защелку, ощущая, как его внезапно охватывает тревожное предчувствие. Стук повторился опять, надо было что-то делать. Он распахнул дверь. В полумраке коридора стоял мужчина, черты его лица можно было разглядеть с большим трудом. Он молчал, но Келлер чувствовал, что глаза незнакомца пронзают насквозь. Он быстро щелкнул выключателем в квартире, чтобы свет из нее осветил коридор.

Мужчина был маленького роста и немного полноват. Круглое лицо, редкие волосы. Руки засунуты глубоко в карманы поношенного светло-коричневого плаща, воротник рубашки слегка помят. В толпе он был бы совсем незаметен, если бы не одна особенность – его глаза. Колючие, пронзительные, совершенно не гармонирующие с невзрачным телом, в которое были посажены. Они были светло-серого цвета, совсем светлые, с ледяным блеском, но в то же время в них угадывалось и какое-то сочувствие. Келлер увидел все это сразу, уже с первой минуты, когда они молча стояли друг против друга, а затем он заметил, как в этом странном, тревожащем душу взгляде вдруг отразилось замешательство. Лицо незнакомца было хмурым и бесстрастным, и только глаза говорили об охватившей его нерешительности и... любопытстве.

Келлер вынужден был заговорить первым.

– Да? – единственное, что он смог выдавить из себя. Во рту у него вдруг сделалось сухо, а рука крепко вцепилась в дверной косяк.

Мужчина некоторое время стоял молча, не отрывая взгляда от Келлера. Затем моргнул, и это слабое движение, казалось, оживило и все остальное тело. Он шагнул чуть ближе и спросил:

– Вы Келлер, не так ли? Дэвид Келлер?

Келлер утвердительно кивнул головой.

– Да, это вы, я узнал вас по фотографии в газетах, – сказал человечек, словно подтверждение Келлера для него абсолютно ничего не значило.

Он снова замолчал, разглядывая второго пилота с ног до головы, и в тот момент, когда Келлер уже почувствовал, как в кем начинает закипать раздражение, незнакомец, казалось, наконец принял решение.

– Извините, – сказал он. – Меня зовут Хоббс. Я спиритист.

Глава 4

«Да, это лучшее время года», – думал Джордж Бандсен, на его лице светилась умиротворенная улыбка. Ровное течение Темзы мягко покачивало его маленькую весельную лодочку. Он раскурил трубку и пристально всмотрелся в висящий над водой сырой утренний туман. Чертовски холодно, но ради того, чтоб побывать хотя бы для разнообразия наедине с самим собой, можно и потерпеть. В его ушах до сих пор стоял пронзительный голос Хилари:

– Смотри, не забудь, что утром тебе открывать магазин, не вздумай опоздать! Я не собираюсь открывать его одна! Хватит с тебя, и так вечно торчишь на этой вонючей реке! В один прекрасный день ты все же свалишься, а при твоем-то весе, тебе уже ни за что не выбраться из нее!