Оставшийся в живых, стр. 5

Келлер провел дрожащей рукой по лицу:

– Нет, все в порядке. Был момент, когда мне показалось, что я начал что-то вспоминать. Но потом все исчезло. Я не могу...

– Это пройдет, Дэйв, – мягко ответил Тьюсон. – Придет время, и память вернется к тебе.

– А может, я просто не хочу вспоминать, Харри. Может, это даже к лучшему, что я не могу вспомнить.

Тьюсон пожал плечами:

– Может быть. Ты хочешь, чтобы я продолжал?

Келлер кивнул.

– На идентификацию и исследование всех хоть мало-мальски уцелевших в кабине приборов ушло пять дней. К счастью, циферблаты многих из них устроены так, что на них остается отметка того показания, которое было на приборе в момент удара. Когда все эти показания зафиксировали, то оказалось, что ни одно из них не отклонилось от нормы и не было никаких признаков отказа системы электропитания, который мог бы послужить причиной катастрофы.

Все журналы технического обслуживания самолета были опечатаны и в настоящее время тщательно изучаются. До сих пор в них не нашли ничего существенного, кроме того, что при последней проверке самолета обнаружилось отсутствие стяжного болта в поворотном узле тележки, который был тут же установлен и, разумеется, только после этого аэробус был признан готовым к полету.

Записи о техническом состоянии самолета, начиная с прошлогодних и вплоть до последней, сделанной накануне его гибели, не содержат сведений о каких-либо серьезных неполадках. Были сняты и разобраны все двигатели аэробуса, и на сегодняшний день не выявлено ничего, что указывало бы на какую-либо неисправность в них перед катастрофой. Более того, если моя гипотеза справедлива, то именно двигатели не позволили самолету камнем рухнуть на землю.

– Твоя гипотеза? – спросил Келлер, хорошо знавший, что гипотезы Тьюсона часто и совершенно непостижимым образом оказывались верными.

– Ну, мы вернемся к этому чуть позже. Пока еще нет никаких доказательств. – Он снова сделал большой глоток из стакана и поморщился: пиво начало выдыхаться. – Поскольку ночь была холодной, мы проверили антиобледенительную систему. И снова – никаких неполадок. Сейчас идет проверка того, что осталось от топливной системы. Пока тоже никаких неисправностей не обнаружено.

– Теперь о «человеческом факторе». От тебя как единственного оставшегося в живых пока никакого прока нет, – продолжил Тьюсон со свойственной ему прямолинейностью, не допускающей даже намека на извинение: сейчас он был слишком поглощен технической стороной вопроса, чтобы обращать внимание на чувства собеседника.

– Мы тщательно просмотрели отчеты о тренировочных полетах и медицинские карты всех членов экипажа. Тебя самого подвергли всестороннему медицинскому обследованию сразу же после катастрофы. И проведено оно было не только для того, чтобы выяснить, не получил ли ты каких-нибудь внутренних повреждений. Тебе были сделаны анализы крови и мочи. Мы также выяснили, какая рабочая нагрузка приходилась на тебя и командира в последние месяцы и достаточно ли вы отдохнули перед полетом. Из кабины извлекли остатки ваших сумок и находившихся в них личных вещей, по которым установили, что ни у одного из вас не было с собой каких-либо лекарств или наркотиков. Здесь все в порядке. Все тесты на профессиональную пригодность – как твои, так и капитана Рогана – в течение последнего года давали отличные результаты. Словом, до сих пор все было так, как и должно было быть. Кроме одного: тебя не могло быть во время катастрофы там, где ты обязан был находиться.

Ладно. Продолжим. Положение тел погибших, как в самолете, так и на земле, было нанесено на схему. Мы даже нашли тела нескольких несчастных на дне речки, протекающей по краю поля. Любопытно, что в одном месте внутри самолета обнаружили большое скопление тел, лежащих вповалку, изувеченных и обожженных до неузнаваемости. Их положение и состояние – несомненно результат какого-то мощного удара.

От этих слов Келлера передернуло, его поразило полное отсутствие сострадания к несчастным жертвам в словах собеседника. Но Тьюсона настолько захватил азарт расследования, что он уже не мог думать о человечности и сочувствии.

– Ну, как ты знаешь, – продолжал Тьюсон, – меня привлекли к расследованию в составе группы анализа конструкций. Мы нанесли на схему всю прилегающую местность, используя аэрофотосъемку. У нас точно обозначена зона расположения обломков самолета и траектория его падения. На схеме видно, какие части отделились от фюзеляжа вначале и в каком месте они найдены. Это позволяет приближенно представить ту последовательность, в которой разрушался аэробус, и мы можем сказать, в какой части или в каких частях произошли разрушения, которые привели к катастрофе. Первоначально они возникли где-то в передней части корпуса. – Тьюсон улыбался и Келлер отвел от него глаза: желание стереть эту неуместную улыбку стало слишком навязчивым.

Не замечая неловкости ситуации, Тьюсон продолжал:

– Я осматривал крыло, когда обнаружил царапины, идущие по всей его длине. Под микроскопом стало видно, что в углублениях царапин имеются вкрапления синей и желтой краски. – Он с самодовольной улыбкой откинулся на спинку стула.

– И что из этого? – спросил Келлер.

– А вот что. Какие цвета используются в символике компании?

– Синий и желтый.

– Именно так. И она наносится по всей длине фюзеляжа от носа самолета и почти до передней кромки крыла. Сейчас делают химический анализ краски, чтобы подтвердить, что это та самая краска, но я знаю, что я прав.

– Но что же все-таки это значит? – нетерпеливо воскликнул Келлер.

– А то, старина, что часть стены салона была вырвана ударом колоссальной силы. Это был взрыв. И взрыв такой мощности, которую могла дать только бомба.

И он цинично усмехнулся, глядя в побелевшее как полотно лицо Келлера.

Глава 2

Дернувшись, маленький черный автомобильчик замер почти у самой ограды; Кен Пейнтер постарался приткнуться к ней как можно ближе.

– Мы не завязнем здесь, как ты думаешь? – спросила сидящая рядом с ним девушка, обеспокоенно вглядываясь в черноту ночи через боковое стекло.

– Ничего, все в порядке, – успокоил ее Кен, ставя машину на ручной тормоз, хотя и знал, что особой нужды в этом нет. – Дорога широкая, а земля здесь достаточно плотная. Не застрянем.

Он выключил фары, и внезапно темнота заставила обоих вздрогнуть. Некоторое время они сидели молча, пока глаза привыкали к поглотившему их мраку. Кен был доволен своей малюткой «Мини» – подержанной машиной, обладателем которой он был вот уже целых три месяца. Да, уж если ты работаешь в гараже, то надо быть всегда начеку, чтобы не упустить какое-либо выгодное дельце из тех, что время от времени там подворачиваются, а это подвернулось как раз вовремя. Работая учеником механика, он зарабатывал не так уж много, по крайней мере сейчас, но хозяин согласился еженедельно удерживать часть зарплаты в счет той пары сотен, в которые ему обошлась покупка. Что и говорить, Кен был в восторге от своей малютки; ведь она сделала доступными для него замечательные темные улочки вроде этой, а если у тебя нет собственного угла, то машина и такая вот темная улочка – как раз то, что надо.

Но что уж совсем не вызывало у него восторгов, так это Одри. Она становилась просто занозой в заднице. У него было немало знакомых девчонок, которые были непрочь побывать с ним в таких вот укромных местечках; Одри же все время долдонит о какой-то там романтической любви, необходимости сохранить себя для Того-Одного-Единственного, о важности серьезного и правильного отношения к сексу – и о прочей белиберде! Ладно уж, сегодня он даст ей последний шанс, но если она снова заупрямится, то может катиться ко всем чертям. Нечего с ней больше возиться. Впрочем, ножки у нее ничего.

Одри повернулась к Кену, стараясь в темноте рассмотреть его лицо. Она знала, что он любит ее, чувствовала это. Ведь всякий раз, когда они встречаются, между ними возникает тот магический контакт, о котором знают все настоящие влюбленные: когда сердце громко стучит в груди, когда жар охватывает все тело. Долгое время она не подпускала его к себе и временами ей казалось, что она непременно потеряет его, но он прошел испытание! Он действительно любит ее, иначе уж давно перестал бы встречаться с ней. Теперь, когда она уверена в нем, возможно, пришла пора и вознаградить его. Но слегка. Ровно настолько, чтобы не угас его интерес. Чтобы продолжал оставаться к ней внимательным! Она наклонилась в его сторону, намереваясь чмокнуть в щечку. И промахнулась, так как в это же самое время он придвинулся к ней поближе, чтобы как бы невзначай положить ей руку на бедро. Кен дернулся и принялся вытирать замусоленный глаз.