Однажды, стр. 70

Зигзаг молнии расщепил воздух и, казалось, ударил в здание. Несколько огней, что горели в окнах, тут же мигнули и погасли. Чудовищный раскат грома, одновременный с молнией, но продолжавшийся гораздо дольше, заставил Тома съежиться и закричать словно от боли.

37

Возвращение в подвал

К тому времени, как Том дотащился до истертых каменных ступеней перед дверью в Замок Брейкен, потоки дождя иссякли, а ветер, хоть и по-прежнему трепавший его волосы и одежду, явно стал ослабевать. Время от времени появлялась луна, освещая странным металлическим светом огромные черные тучи над Замком Брейкен. Другие грозовые облака бросились прочь от этой низкой темной гряды.

Промокший и измученный настолько, что все тело дрожало, Том надавил всей ладонью на латунную кнопку, затем прислушался: звонка не было. Молния. Конечно. Все пробки вылетели. Разочарованный, Том дернул за ручку двери, но дверь не поддалась. Он стал дубасить по ней кулаком, но изнутри не слышалось никакого шума. На самом деле Замок вообще не подавал никаких признаков жизни.

Отступив назад, Том приложил ко рту правую руку и позвал Хартгроува, но ветер еще был достаточно силен, чтобы отнести звук в сторону. И вообще, зачем звать слугу, спросил себя Том. Скелет наверняка участвует в заговоре Нелл Квик и Хьюго. Как иначе они могли добиться успеха? Слуга всегда под рукой, всегда поблизости от сэра Рассела. Если, как подозревал Том, Нелл давала яд сэру Расселу в течение некоторого времени, чтобы избежать подозрений, которые могли быть вызваны внезапной смертью его деда — Господи, уж она-то знала, как это сделать с помощью зелий и отваров! — вряд ли Скелет мог не знать этого. Возможно, он сейчас находился наверху, возле умирающего, чтобы помочь ведьме закончить ее дело.

Том захромал вниз по ступенькам. Как попасть в дом? Разбить окно? Такое решение напрашивалось само собой. Но погодите, есть ведь еще один вход, хотя, зная про него, никогда ни он, ни Хьюго не пользовались им... Задрожав еще сильнее, неохотно, но решительно, Том отправился в обход Замка.

Первоначально это был угольный люк, хотя и достаточно большой, чтобы доставить через него котельное оборудование или что-нибудь еще, относившееся к подвальным системам жизнеобеспечения. Пятифутовая двойная дверь в бетонной раме располагалась под углом, словно опиралась на здание. Детьми Том и Хьюго бывало открывали одну половину и заглядывали в темноту, причем Хьюго обычно подначивал приятеля залезть внутрь, но мальчик ни разу не поддался. Киндред вспомнил тот, последний, раз, когда он оказался в подвале, играя в прятки. С тех пор ему много раз снилось, что он снова слышит приближающиеся шаги.

Тогда двери не запирались, и Том не видел причины, почему бы им оказаться запертыми теперь. Сделав глубокий вдох, он запустил пальцы в расщелину в середине и потянул. Тяжелая дверь отворилась с громким скрипом.

Луна, все еще продолжавшая свою утомительную игру в прятки, решила в этот момент показаться вновь, осветив землю холодным светом. Молодому человеку от этого не стало легче, поскольку яма, в которую он собрался спуститься, по контрасту с пейзажем наверху выглядела еще чернее. Он пожалел, что не сообразил захватить с собой фонарик, но кто же мог предположить, что путешествие закончится в темноте? Том немного постоял, держась за дверь, набираясь мужества, перед тем как шагнуть внутрь. Еще один зигзаг молнии, прямо над домом, снова залил все белой вспышкой, и ее оказалось достаточно, чтобы осветить подвал через дверь. В глубине он сумел разглядеть гору угля, которая шла почти от самого верха, и, больше не колеблясь, отпустил дверь, переступил бетонное основание люка и соскользнул вниз по предательски осыпавшемуся склону.

Киндред пытался контролировать свой спуск, но ногам было не на что опереться, и он врезался в перегородку, которая удерживала кучу угля внизу. Приземление произошло в полной темноте, потому что молния уже отсверкала, а луна вновь спряталась за отдаленную тучу. Попытавшись восстановить дыхание, Том закашлялся, втянув в себя угольную пыль. Господи, до чего же здесь темно! Тьма казалась почти осязаемой: если сунуть в нее палец, наверняка можно ощутить, как она подается, обтекая руку словно чернильный сироп. Он лежал, упершись одним плечом в деревянную перегородку, и снова десятилетний мальчик как будто бы прятался от друга, но на самом деле — от тяжелых шагов, которые приближались по коридору к подвальному помещению, становясь все тяжелее...

...Только это были шаркающие шаги, башмаки явно цеплялись за пол, и, словно много лет назад, вместе со звуком приближался свет.

Сердце, казалось, замерло, затем стало биться вновь, так громко, что он забеспокоился, не услышит ли его стук неумолимо приближавшийся человек. Том прижался виском к перегородке и внутренне застонал, когда дерево скрипнуло, — звук этот прозвучал как выстрел в стылой холодной котельной. Внезапно ему на память пришли слова матери: «Слушайся своего внутреннего голоса, уйди в это потайное место, куда никто не сможет зайти. Черпай оттуда силу». Это почти сработало. Но когда шаркающие шаги остановились у входа в котельную и послышалось тяжелое неровное дыхание, так захотелось закричать, выпустить наружу свой ужас, освободив от него тело и заставив его эхом отражаться от стен; он намеревался броситься вперед, не прячась больше, но обнаружил, что не обладает этим видом дурацкого мужества. Он не трус, но и не идиот.

Но даже когда Киндред скорчился в тени, куча угля, с которой он соскользнул, не осталась неподвижной. Стоило одному угольку шелохнуться, и другие устремлялись за ним маленькой лавиной. Звук не был громким, но Тому он показался просто настоящим камнепадом.

Куски угля с шумом оседали вокруг него, и когда он вслушался — очень напряженно, — то больше не расслышал жуткого прерывистого дыхания. Затем до него донесся длинный вдох, такой же прерывистый, как и раньше, и шарканье ног по бетонному полу по направлению к нему.

Сцена разыгрывалась почти так же, как раньше, но это отнюдь не вызывало скуки. Все казалось чертовски новым и пугающим, чтобы сходство как-то притупило восприятие. Том съежился, ощущая себя все тем же ребенком, который пытается стать меньше, а шаркающие шаги по другую сторону перегородки, приближаясь, звучали все громче и громче. Потолок в паутине осветился оранжевым. Снова раздался скрип перегородки, кто-то опирался на нее, возникло ощущение чьего-то присутствия, глаз, устремленных на него. Киндред сильнее вжался в кучу угля за ним, его пальцы схватили хороший, увесистый кусок. Он больше не был ребенком. Теперь он — мужчина, которого невозможно испугать кем-то невидимым, кто в любом случае был всего лишь человеком, потому что ходил (шаркал) и дышал (прерывисто), как это делают люди. Том зажал в кулаке кусок угля и приготовился к прыжку и удару.

Однако сначала он поглядел вверх — и увидел то же самое, что и семнадцать лет назад, так что на короткий момент безумия он снова ощутил себя ребенком. Длинное мертвенно-бледное лицо. Безжизненные глаза, залитые светом свечи. Кошмар, мучивший его все эти годы. Единственная разница в том, что и он и Скелет стали старше; Скелет просто жутко состарился.

Голова откинулась назад, и Том услышал, как Хартгроув рухнул на пол по другую сторону тонкой перегородки. С трудом поднявшись на ноги и потревожив уголь, который обрушился, заполняя то место, где он только что находился, Том, хромая, обошел перегородку и опустился на колени у неподвижного тела. Свеча валялась рядом на грязном полу, и маленький огонек еще был жив, освещая скорчившуюся фигуру старого худого слуги. Он слабо застонал, когда Том дотронулся до его шеи между подбородком и ухом, чтобы нащупать пульс.

Сухая, холодная, пергаментная кожа была отвратительна на ощупь, но молодой человек не отнимал руку, сам не понимая, почему вдруг так обеспокоился состоянием Хартгроува. Он всегда боялся его и даже сейчас, став старше и — предположительно, хотя и не обязательно — мудрее, все еще относился к нему с опаской.