Гипсовый трубач: дубль два, стр. 75
– Это правда? – с недоверием спросил писатель.
– Что именно?
– В самом деле есть такой ресторан?
– Зачем я буду врать? Сами подумайте, если такого ресторана нет, его придется строить на съемочной площадке. Мы разорим мистера Шмакса на одном этом эпизоде. Конечно же, есть такой ресторан! Я был там. Два раза. Юлия входит в зал и стоит, словно громом пораженная, потом начинает искать глазами Бориса. За столиками она замечает знаменитого пародиста, который умудряется кривляться на двадцати трех телеканалах одновременно, причем на всех одинаково бездарно. Она видит банкира, получившего недавно от правительства для спасения своего бизнеса столько денег, что на них в течение года можно поднять сельское хозяйство Нечерноземья. Она узнает лидеров двух враждующих партий, мирно выпивающих под свежего омара. Здесь же и министр…
– Нет, министра там быть не может! – возразил Кокотов.
– Не понял!
– Чиновникам запрещено бывать там, где есть аквариумы.
– А это еще почему?
– Под видом растений в аквариумах установлены антенны с записывающими устройствами…
– А почему их не уберут? Где ФСБ?
– Буш запретил.
– М-да, если Буш запретил, Обама тоже не разрешит. Прав Сен-Жон Перс: свобода – это путь к рабству! Ладно, министров там не будет. Важно, что в ресторане множество узнаваемых лиц, но Бориса нет как нет. Юля с недоумением оборачивается к метрдотелю: «Неужели опаздывает?» То т заговорщицки подводит ее к стеклянной стене, к ним сразу подплывает аквалангист, снимает маску, и она с изумлением узнает Бориса. Он смеется, пуская пузыри, и жестами спрашивает, мол, кого съедим? Юля пожимает плечами. Остроумный олигарх подстреливает стерлядку, подхватывает пару лобстеров, набирает в сеточку две дюжины устриц, еще кое-чего по мелочам и уплывает в грот. Метр торжественно ведет гостью к столику, скрытому за ширмой из резного сандала, а вскоре появляется улыбающийся Борис: он в костюме от Бриони, и только чуть влажные волосы выдают в нем недавнего подводного охотника…
– Прямо Джеймс Бонд! А слово «Бриони» у него на спине написано, как «МЧС»?
– Дорогой мой, если бы вы хоть раз надели костюм от Бриони, то не иронизировали бы! Джеймс Бонд? Есть немного… Он же хочет поразить свою былую возлюбленную. Богатые это любят, но делают чаще всего в хамской форме. Борис – исключение. Но и наша героиня не таковская… Она все эти чудеса принимает со сдержанной любознательностью, как британская королева парад экваториальной конницы. Борька, кстати, не ожидал, что его школьная подруга еще так хороша, и в нем просыпается мужской азарт. Но главное: постепенно к нему приходит понимание, что он все еще любит ее. И она осознает, что до сих пор не охладела к мужчине, так вероломно ее предавшему… Надо ли объяснять, коллега, что после ужина они оказываются в его загородном шале…
– А гипсовый трубач?
– Никуда не денется ваш гипсовый трубач! Успокойтесь! И вот они любят другу друга…
– В первый вечер? Вы же сами говорили, наша Юлия…
– Ах, бросьте! Женщины обладают удивительным чутьем, когда можно в первый день, а когда и через месяц нельзя. Это тайна. И вот они любят друг друга перед жарко пылающим мраморным камином в спальне, отделанной черным деревом. А у Юльки перед глазами стоит старенькая дача с самодельным очагом, сложенным из украденного со стройки шамотного кирпича. Скрипит панцирная кровать, на полочке подрагивают мраморные слоники…
– Но это же случилось у бабушки… дома…
– Господи, какая разница! Теперь мне нужна старая зимняя дача: чтобы мерзлая рябиновая кисть стучала в узорное стекло, в окно смотрела полная зимняя луна, а потом эта луна взорвется и станет жгучим, невыносимым солнцем плотского восторга. Слоники попадают со стуком на пол…
– Но вы же говорили, что потерять невинность на зимней даче – это банально!
– Сен-Жен Перс сказал: «Банальность – это пульсирующая матка новизны». Запомните, коллега!..Они очнутся утром в загородном шале. Им хорошо, они счастливы и оба понимают, что отняли друг у друга лучшие годы жизни. «Мне пора!» – Юля одевается и снова превращается в неприступную, почти незнакомую женщину. Они мчатся по утренней Москве.
– Ну и что ты скажешь жене? – шепчет она. – Кажется, ее звали Ксения? Или у тебя теперь другая?
– Нет, не другая. Я оказался однолюбом. Я всю жизнь любил тебя…
Они подъезжают к школе, входят в пустой утренний сад и долго, обреченно молчат возле гипсового трубача.
– Мы, конечно, больше не увидимся? – спрашивает он.
– Нет…
– Ты ни о чем не хочешь меня попросить?
– Нет.
– Не волнуйся, я заплатил долг твоего мужа…
– А откуда он знает про долги Кости?
– Да это же сам Борька через подставных и втянул Костю в провальный бизнес.
– Зачем?
– Чтобы она ему позвонила!
– Да-а?
– Да!
– Тогда он должен знать ее новую фамилию и сразу откликнуться на звонок «Оклякшиной».
– Кокотов, я убью вас за вашу подлую мелочность! – Жарынин схватил трость и обнажил клинок. – А вообще-то вы молодец, что помните такие детали! Ладно, потом как-нибудь состыкуем.
– А про дочь она ему не скажет?
– Исключено!
– Я бы сказал…
– Вы ничего не понимаете в женской психологии. Сказать про дочь – значит признать, что Борька, бросив ее, тем не менее навсегда остался в ее жизни. Неужели не понятно? А знаете, как я закончу фильм?
– Как?
– А вот так. Мы опять в скромной квартирке. Варя болтает по телефону с женихом. Костя тупо уставился в одну точку: он все понял и окончательно разрушен, превращен в мужской фарш. А Юля, зябко охватив себя руками, смотрит в окно. Идет дождь. И я снова дам ее лицо сквозь струйки воды, размытое, словно плачущее, лицо красивой гордой неудачницы. Как?
– Здорово! – искренне похвалил автор «Знойного прощания» и глянул на часы, показавшие без десяти шесть. – Пивка перед ужином не желаете?
– Не откажусь, мой добрый друг!
Повеселевший писодей рысцой принес соавтору бутылку холодной «Крушовицы» и даже сам открыл, поддев пробку кинжалом. Жарынин принял подношение с поклоном, задумчиво пил, после каждого глотка поглядывая на оставшуюся пенную роскошь с энтропийной грустью. Наконец, осушив посуду, он светло посмотрел соавтору в глаза и молвил, одолевая отрыжку:
– Я не пойду ужинать. И вы не пойдете…
34. Убить человека!
– Почему-у-у?! – Кокотов взвыл так, словно впервые услышал, что все люди смертны.
– В нашей истории чего-то не хватает, – спокойно объяснил игровод.
– Обиды на вечность? – чуть не заплакал писатель, в отчаянье глядя на часы.
– Вы напрасно иронизируете!
– Но почему, почему – не хватает? Чего?!
– Не знаю, но чувствую. Талант – это когда чувствуешь, как не должно быть. И не смотрите на часы – вы на похороны не опаздываете. Давайте-ка разбираться! Итак, они проснулись в шале. Вы хорошо себе представляете, что такое тридцатисемилетняя женщина утром в постели? Жена не в счет, она верный соратник по совместному старению и заслуживает сострадательной нежности. Но любовница! Знаете, у меня была подобная история…
– Я не хочу, не хочу больше ваших историй! – истерически простонал автор «Жадной нежности».
– Не хотите – не надо, – пожал плечами Жарынин. – Вы просто вообразите: Боря смотрит на нашу Юлю глазами богатого человека, изнуренного юными длинноногими девами, готовыми ради денег на то, что даже маркизу де Саду в голову не приходило. Зачем ему Юля? Он лениво предложит открыть на ее имя счет. Она гордо откажется. Они оденутся, стараясь не глядеть друг на друга, и вернутся каждый в свою жизнь.
– А как же гипсовый трубач?.. – разочарованно спросил писодей.
– На хрена, скажите, в такой ситуации ваш гипсовый трубач? Вот и получается: ни трубача, ни катарсиса! Нет, чего-то не хватает. Какого-то взрыва…
– Может, Ксения?
– Кто?
– Жена Бориса.
– Ксения? Допустим, она алкоголичка, давно лишенная мужниной ласки. Обычная история в богатых домах. Ну и что?