Гипсовый трубач: дубль два, стр. 70

Выслушав историю жизни Загребайлы, Илларион берет на размышления три дня, а потом призывает обстрелянного капиталиста к себе и объявляет: заказчик – его одноклассник по фамилии Бескоровный, которому будущий бизнесмен не дал списать на выпускном экзамене контрольную по математике. Да, действительно, Бескоровный несколько лет назад звонил и просил у разбогатевшего одноклассника немного денег, но получил жестокий отказ. Стали проверять версию и выяснили: с той двойки на экзамене жизнь Бескоровного покатилась вниз. Он не поступил в институт, его забрали в армию, там бедняга угодил под танк и охромел. Любимая девушка не стала дожидаться калеку и вышла замуж. Долгие годы неудачник скитался, а потом осел на свалке возле Ногинска. Та м его, голубчика, и взяли: он сидел в бунгало, сложенном из больших картонных коробок, за стареньким потертым ноутбуком, найденным, очевидно, тут же, в кучах мусора. В большой банке с водой шевелился омар из свежей партии ресторанных отходов. Бескоровный вел как раз переговоры с новым киллером по кличке Супер-Ган.

Версия Шкапова блестяще подтвердилась. Глядя по вечерам в своем бунгало телевизор, мусорщик часто замечал на экране преуспевающего одноклассника. Однажды ему срочно понадобились деньги, чтобы откупиться от местной милиции, озверевшей накануне своего профессионального праздника, и тогда он на удачу позвонил Загребайле, но получил хамский отказ. Оскорбленный Бескоровный вспомнил двойку по математике, свою отдавленную ногу, утраченную невесту и решил отомстить. А тут как раз умерла его тетя, оставив бездомному племяннику благоустроенную двухкомнатную квартиру на Большой Полянке. Вместо того, чтобы переехать со свалки в центр с удобствами, бомж, охваченный жаждой мести, продал жилплощадь и стал через интернет на форуме «Охота на механического зайца» подыскивать киллера…

– И это все? – спросил Кокотов.

– Нет, не все! – ответил Мотыгин. – Загребайло, рассказывая Иллариону о себе, вдруг понял, какая он, в сущности, бесчеловечная скотина. Забрал заявление из милиции, попросил прощения у Бескоровного и подарил ему десять процентов акций своей процветающей фирмы «World of Rubbish», специализирующейся на утилизации мусора. Зная, как говорится, проблему изнутри, вчерашний бомж выдвинул несколько смелых инновационных идей и сделал фирму лидером отрасли. Почти все заработанные деньги Бескоровный отдавал на строительство благоустроенных разборных домиков, которые можно оперативно устанавливать по периметру растущих свалок для очеловечивания жизни припомойного социума. Ему подправили ногу, с помощью ароматических ванн избавили от профессионального запаха, и он женился на очаровательной выпускнице экологического колледжа.

– Это что-то новенькое! – удивился автор «Полыньи счастья».

– Понимаешь, старый, маркетинг учит, что секс и чернуха надоели. Читатель хочет психологии с гуманной перспективой.

– А сюжет Ализонов сам придумал? Что-то на него не похоже!

– Правильно уловил! Сюжет издатели купили у студентки Литинститута всего за триста баксов. Ей срочно понадобились деньги на аборт. Ну, входишь в дело?

– Нет, – с ленцой отозвался писодей. – Меня тут решили экранизировать…

– Тебя? – едва не возмутился Мотыгин.

– Меня. Мы как раз сидим с режиссером Жарыниным… Ну, помнишь, «Двое в плавнях»!

– Еще бы!

– …Сидим в «Ипокренине» и переделываем моего «Гипсового трубача» в сценарий.

На другом конце провода образовалась тяжелая завистливая тишина.

– Ну, как знаешь! – тоскливо отозвался бригадир. – Желающих много! Будь здоров! – и повесил трубку.

Кокотов глянул на часы и ужаснулся – он проболтал больше часа – была ночь. Писатель улегся, закрыл глаза, но заснуть не мог. Во-первых, его все-таки огорчала упущенная возможность заработать легких денег под именем запившего с горя Ализонова. Во-вторых, он пытался вообразить, какой же сюрприз ему готовит Наталья Павловна. В-третьих, немного смущало, что в сюжете, купленном у забеременевшей студентки Литинститута, как и в новом синопсисе, тоже кто-то звонит разбогатевшему однокласснику. Видимо, в нынешней жизни ситуация довольно типичная… Здесь важен художественный результат! В ХIХ веке про лишних людей тоже писали все кому не лень, а остались Онегин да Печорин. Эти разнонаправленные мыслетоки постепенно слились, смешались и согласно устремились к темному, сладкому провалу сна.

И вдруг в дверь строго постучали – так в благословенные советские годы давали о себе знать суровые дежурные по этажу, жестоко барабаня в номер командированного, нарушающего целомудренный гостиничный режим. Недозаснувший Андрей Львович испуганно вскочил и, наскоро застегиваясь, открылся: на пороге стояла Валентина Никифоровна.

– Можно? – почти официально спросила она.

– Зачем?

– Дима сказал: вам надо помочь!

– Не надо мне помогать! – тонким голосом взмолился писатель.

– У вас проблемы!

– Нет у меня никаких проблем!

– Разберемся! – пообещала бухгалтерша, оглядывая Кокотова, словно медсестра, пришедшая к пациенту с вопросом: «Куда колоть будем?»

Разбиралась она всю ночь, делая это, кстати, с нежной и чуть лихорадочной сноровкой – такая с годами вырабатывается у вполне приличных женщин, которым судьба однако не подарила счастливой брачной моногамии, оживленной немногими бодрящими изменами, приговорив к многоложеству, к плотским скитаниям в поисках необходимых человеческих радостей. Когда за окном посветлело, Валентина Никифоровна встала, приняла душ, быстро оделась и, похвалив писодея за стойкость, ушла. Изумляясь тому, к каким неожиданным проникновениям ведут одиноких литераторов случайные муравьиные тропки, автор «Заблудившихся в алькове» уснул – как пропал…

31. Польский вермахт и ипокренинский бювет

Утром Андрей Львович очнулся в постели, напитанной острыми запахами неродного женского тела, и ощутил во всем организме томную натруженность, смешанную с легкой брезгливостью и чувством вины перед Натальей Павловной. Кокотов глянул на часы и обнаружил, что проспал почти до обеда. Некоторое время он лежал, с тревогой ожидая, что в дверь загрохочет повелительный Жарынин и осыплет его упреками за вопиющее обломство, однако соавтор все не появлялся. Умываясь, автор романа «Плотью плоть поправ» смотрел на себя в зеркало и старался отыскать в своем недопроснувшемся лице признаки внезапного вчерашнего грехопадения.

«…А вот интересно, – думал он, – женщины после каждого нового мужчины тоже ищут в себе изменения? Наталья Павловна например? И есть ли у нее кто-нибудь теперь, после мужа? Наверняка есть! Чтобы у такой женщины и не было! Красота не простаивает, за красотой всегда очередь!»

Побрившись, Кокотов отправился завтракать, на всякий случай завернув к «люксу». Некоторое время он стоял перед дверью, старательно строя на лице специальное выражение, означавшее примерно следующее: «Да, вчера я вынужден был принять от вас подарочную бухгалтершу, но к нашим, Дмитрий Антонович, совместным творческим усилиям эта возвратно-поступательная шалость не имеет никакого отношения!» Соорудив соответствующую мину, писатель постучал, однако отзыва не последовало. Он еще раз больно ударил костяшками по дереву, и ему почудился дальний стон, донесшийся из номера. Андрей Львович, оглянувшись, приложил ухо к двери, но больше ничего не услышал.

Отпустив лицо, писодей побрел в столовую, надеясь не встретить Валентину Никифоровну. Ха-ха! Он столкнулся со своей ночной распорядительницей буквально лицом к лицу в холле и, похолодев, покрылся мурашками самолюбивой мужской стыдливости. Однако бухгалтерша ничем не выдала их совокупную тайну и улыбнулась ему так, как улыбается врачиха, заметив в коридоре поликлиники пациента, который полгода назад подарил ей коробку благодарных конфет.

– У нас неприятности! – деловито сообщила она.

– Какие?

– К нам едет Меделянский. Но Диме пока не говорите!

– Хорошо, не скажу… – потупился автор «Знойного прощания» и поспешил на завтрак.