Гробница, стр. 86

— Ты понимаешь, зачем ты здесь? — спросил старик.

— Феликс Клин — мой клиент. Я защищаю его жизнь, — ответил Холлоран. — Ты знаешь, зачем ты пришел в этот дом?

— Сюда, в сторожку?

Ответа не последовало.

— Я пришел сюда, чтобы посмотреть, кто тут живет, кто присматривает за... за собаками.

— Теперь ты увидел меня.

Холлоран кивнул.

— Однако похоже, что ты так ничего и не понял, — изрезанное морщинами лицо скривилось, и на увядшей темной коже появились новые складки. — Мне интересно, что ты чувствуешь.

Когда старик тихим голосом произносил последнюю фразу, Холлоран смог различить резкий акцент.

— Что тебе привиделось, когда ты вошел... в эту комнату? — прошептал человек, называющий себя Хранителем.

Откуда он мог узнать об этом? Если только... Да, если только не он сам вызвал эти видения — точно так же, как Клин вызвал у него галлюцинации во время утреннего катания в лодке по озеру.

— То, что давно прошло, но до сих пор не забыто? — шепот прервался, и раздался звук, похожий на сдавленный смешок. — Твои мысли вернулись из прошлого в настоящее. Мне интересно знать, почему?

— Неужели Клин все еще забавляется своими дурацкими играми, навязывая мне видения? — произнес Холлоран. Его охватил гнев, превосходящий даже брезгливую неприязнь и отвращение к существу, почти утратившему человеческий облик.

Старик еле заметно качнул головой:

— Нет... Нет... Ты сам создавал эти мысленные образы... Они только твои. Ты сам перенесся... из них обратно, в эту комнату.

Подернутые мутной пленкой глаза все так же безучастно, бессмысленно смотрели на него, а рот растянулся в подобии усмешки.

— Расскажите мне о Клине, — в конце концов произнес Холлоран.

Послышался долгий шипящий вздох, словно воздух с трудом выходил из легких Хранителя:

— Ах-х-х-х...

Старик повернул голову, и его неестественно огромные, вытаращенные глаза уставились в темный потолок.

Холлоран ждал. Ему было не по себе от мертвой тишины. Наблюдая за неподвижным телом, источавшим трупный смрад, он беспокоился, не потерял ли сознание обессилевший больной — было ясно, что он вот-вот испустит дух. Но не одно только неслышное приближение смерти тревожило Холлорана. Сам дом, казалось, ожил: ему чудилось какое-то странное движение среди теней, как будто призрачные фигуры покачивались и плясали во мраке. Эти причудливые незримые образы были плодом воображения — глаз не мог различить их за пределами круга света от карманного фонаря. Холлоран резко одернул себя, пытаясь избавиться от навязчивых видений, но они не пропадали.

Старик забормотал что-то себе под нос, и Холлоран наклонился ниже, преодолевая отвращение, чтобы не пропустить ни одного слова.

— Хитрый парень. Его способности очень ценны... нас, евреев... Но в то же время... он был... глуп. Он воображал... может быть богом, не сообразив, какую цену... должен заплатить за это... — он застонал, схватившись за грудь.

Холлоран протянул руку, чтобы помочь ему, поддержать его, но не смог одолеть свой страх и омерзение, заставить себя коснуться существа, лежащего перед ним, несмотря на то, что его разлагающееся, но еще живое тело было прикрыто старыми тряпками.

Когда сильная боль утихла, скрюченный, съежившийся старик продолжил свой бессвязный рассказ.

— Почти три тысячи лет ожидания до... Христа... и еще два тысячелетия после этого... — он закашлял, и розоватая слюна выступила в углу его рта. Ему не хватало воздуха, он задыхался, видимо, торопясь поведать собеседнику нечто очень важное. — Мы объездили почти весь свет... в поисках учеников... таких же, как мы... И мы нашли их. Это оказалось не трудно. А Клин производил опустошение повсюду... где бы мы ни появились. И все это во славу Бел-Мардука... — мысли умирающего блуждали, перескакивая с одного предмета на другой, и рассказ становился все более и более запутанным.

Бел-Мардук. Клин уже упоминал это имя. Холлоран поежился — в комнате было холодно, словно в погребе. Он огляделся кругом, всматриваясь в тени; свет электрического фонаря потускнел — очевидно, источник питания иссякал. Куча старого тряпья, заменявшая больному постель, зашевелилась, и из-под нее показалась иссохшая, костлявая рука, более похожая на когтистую лапу. Очень длинные, обломанные ногти, потемневшие от времени, загибались внутрь, словно когти дикого зверя. Рука потянулась к Холлорану, и агент «Щита» вздрогнул, когда она легла на его предплечье.

— Он... Феликс... обращался со мной...

Дрожащая рука приподнялась, освободив предплечье Холлорана. Не закончив фразу, старик перебил сам себя:

— Не бойся... нет ада худшего, чем... это место... ах-х-х...

Казалось, жизнь покидает это немощное создание.

Преодолев отвращение, Холлоран слегка пошевелил тряпки, прикрывающие грудь больного.

— Скажите мне, наконец, кто вы, — он был разочарован и рассержен. — Каким образом вы охраняете ворота, как вы управляетесь с собаками? Вы старый и больной человек...

В ответ раздался короткий, но громкий и пронзительный смешок. Жизнь снова ненадолго вернулась в это тело.

— У меня... тоже есть сила. Клин... действует с моей помощью. Силой своей мысли я... удерживаю ворота закрытыми. Силой мысли я управляю... тварями, демонами. Теперь... я слишком слаб. Ему нужен другой... Тот, кого привлечет его стезя...

— Кто вы?

— Теперь я ничто.

— Отвечайте!

— Ничто. Хотя когда-то... я был торговцем, — он издал раздражающе долгий, тяжелый и хриплый вздох. — Он... жесток, — худые пальцы снова сжали руку Холлорана. — Так ты пришел? Это ты? Ты именно тот?

— Тот, кто должен занять твое место? Ты это имеешь в виду?! — теперь Холлоран не на шутку испугался, и новый ужас затмил остальные страхи. Исхудавшая фигура чуть заметно качнула головой:

— Нет... нет... нечто большее... чем это...

Внизу под лестницей послышался какой-то шум. Мягкий звук падения или прыжка какого-то небольшого тела. Тихие быстрые шаги. Холлоран вспомнил, что оставил окно открытым.

Он почувствовал, как рука с длинными ногтями вцепилась в его рукав. Затем пальцы разжались, и рука безжизненно упала вниз.

Звуки раздавались в коридоре нижнего этажа.

Старик глубоко вздохнул, и в горле у него заклокотала какая-то жидкость.

Легкий топоток бегущих лап приближался.

Холлоран схватил свою черную сумку и поднялся с колен и бросился к двери, делая отчаянную попытку закрыть ее, прежде чем шакалы ворвутся в комнату.

Но было уже слишком поздно.

Глава 39

Выпущенный на волю ужас

Первый зверь ворвался в комнату, и в лучах фонаря мелькнула его мокрая оскаленная пасть.

К удивлению Холлорана, зверь метнулся мимо него. Он быстро спрятался за дверью, надеясь использовать ее как прикрытие от остальной своры, визжащей и лающей в коридоре. Свирепые твари пробежали через дверь и бросились к груде тряпья, лежащей в углу комнаты.

У Холлорана перехватило дыхание, когда первый шакал добрался до неподвижного, безжизненного тела и вцепился зубами в тряпки, разрывая материю. Сквозь завывание и тявканье взбешенных зверей послышался тихий стон, и Холлоран содрогнулся, поняв, что безобразный дряхлый старик, которого он считал мертвым, был еще жив. Из груды тряпья внезапно показалась голова — череп, обтянутый иссохшей морщинистой кожей. Беззубый рот был широко раскрыт, а глаза теперь были абсолютно белыми, непрозрачными. Второй шакал щелкнул челюстями, схватив тощую шею старика. В комнату один за другим вбегали новые звери.

Холлоран вытащил из своей сумки короткоствольный автоматический пистолет и прицелился в кучу копошащихся, толкающихся тел. Вдруг темная кровь широкой струей брызнула вверх, обливая тесно сомкнувшиеся спины шакалов; ее вкус и запах возбуждал зверей, приводя их в еще большее неистовство. Они яростно накинулись на свою жертву, готовые разодрать тело на куски.

Холлоран выпустил короткую очередь в дерущихся за кровавую добычу шакалов, не беспокоясь о том, что старика может зацепить шальной пулей — он решил, что с больным все уже кончено.