Гробница, стр. 101

Но тут в комнату вошли еще двое.

Януш Палузинский, которого Клин послал наверх — узнать, откуда доносятся револьверные выстрелы, — вернулся обратно. За его спиной стоял человек в промокшей куртке с капюшоном; одной рукой он грубо схватил воротник пожилого поляка, в другой был зажат револьвер, приставленный дулом к голове пленника.

Глава 49

Возвращение в барак смерти

— Нельзя тратить столько времени на пустяки, — проворчал Матер.

— Поискать другой вход? — спросил агент, взглянув на своего начальника снизу вверх — он все еще стоял на коленях у стены галереи, ведущей в дом.

— Не стоит, — ответил Матер, подавая знак двоим людям «Щита», бегущим к крыльцу. Он повернулся и пошел им навстречу, ловко избегая тех открытых мест, которые должны были находиться под прицелом вооруженного бандита, засевшего в холле. Выйдя из-под навеса, Матер поднял воротник пальто, чтобы хоть как-то укрыться от сильного дождя.

— Как насчет того, чтобы немного поупражняться в стрельбе, Джордж? — спросил он.

— К вашим услугам, сэр, — послышался ответ; все трое собрались в тесный кружок, чтобы шум дождя не мешал им разговаривать. — Что случилось? — Похоже, обычаи гостеприимства не распространяются на этот чудной дом. Во всяком случае, нас здесь встретят неласково. Видишь этот «Мерседес», что стоит у крыльца? С заднего сиденья должны хорошо просматриваться двери, ведущие в дом — если, конечно, удастся хоть что-нибудь разглядеть в такой темноте. Эти славные ребята очень экономны — они уже погасили те огни, которые показались им лишними. Автомобиль наш; если дверцы заперты, ты можешь открыть их запасным ключом.

— Что надо сделать?

— Снять стрелка возле двери.

Матер повернулся и, прихрамывая, пошел назад; второй оперативник отправился за ним, пригнувшись и перебежав под прикрытием «Мерседеса» на другую сторону галереи, просматривающейся из дверей, ведущих в дом. Тот, кого Матер назвал Джорджем, медленно двинулся к машине, пригнувшись еще ниже, чем его напарник; подойдя к передней дверце, он взялся за ручку и легонько повернул ее. Холлоран, должно быть, выскочил из машины так поспешно, словно за ним гнались все демоны ада, подумал он, обнаружив, что машина не заперта. Ключи от зажигания болтались на приборном щитке. Джордж повернул ключ и забрался на заднее сидение, нажав на кнопку механизма, опускающего стекло пассажирского окна. Он поднял свой «браунинг» вровень с открывшейся щелью, следя за тем, чтобы оружие не намокло под дождем, и стал ждать.

Он увидел, как оперативник, отправившийся вместе с Матером, лег плашмя на каменный пол галереи и пополз вперед, к входным дверям, держась поближе к стене, чтобы все время оставаться в тени. В это время Матер протянул руку и постучал своей тростью по полу внутри галереи, чтобы привлечь внимание противника.

Прием сработал безотказно. Джордж нажал на спусковой рычажок револьвера, как только в нескольких метрах впереди него, в дверях, блеснула ослепительная вспышка. Два выстрела прогремели как один — Фил, стоявший на крыльце, выстрелил, целясь чуть левее того места, откуда раздался выстрел врага. Все замерли на несколько секунд; когда вновь сверкнула молния и грянул гром, Джордж увидел, как Матер бросился по темной галерее, ведущей к дверям, а спустя мгновение за ним побежал поднявшийся с колен Фил. Он выскочил из машины, заняв позицию у стены как раз напротив своего напарника, готовясь прикрыть огнем Матера и Фила, рискнувших штурмовать вход.

Матер распахнул вторую створку дверей и точным ударом трости отбросил «Армлайт» в сторону от неподвижной фигуры, лежащей у порога. В огромном холле царил полумрак — слабый свет падал из-за приоткрытой двери как раз напротив парадного входа и с верхней лестничной площадки. У Матера вырвался вздох облегчения, когда он удостоверился, что дверь охранял только один человек. Предпринятый штурм двери был довольно смелым планом — ведь приходилось действовать почти вслепую, не будучи уверенным, что противник, стерегущий дверь, тяжело ранен и не сможет оказать сопротивление. Только счастливая случайность спасла жизнь ему и его молодому коллеге; однако быстрота атаки и очевидный выигрыш во времени оправдывали риск, на который им пришлось пойти.

Матер указал своей тростью на тело, скорчившееся у порога:

— Осмотрите его. Пошлите одного человека за мной. Вам я поручаю проверить лестницу.

Последнее распоряжение он отдал уже на ходу, направляясь к полуоткрытой двери, из-за которой лился свет.

Он скрылся в коридоре и быстро пошел вперед, заглядывая по пути во все открытые двери. Сквозняк дунул ему в лицо сыростью — видимо, где-то поблизости была дверь, ведущая на улицу. Он почти побежал вперед, заметив проход в конце коридора. На полу разлилась огромная лужа.

Ему показалось, что он слышит шаркающие звуки шагов — они раздавались впереди, в конце коридора.

Палузинский выскользнул за дверь, ведущую во внутренний двор, и дождь сразу обрушился на него; холодные струи хлестали по лицу, линзы очков намокли и уродливо перекашивали формы окружающих предметов. Блеснула яркая молния, на несколько секунд превратившая крупные капли на стеклах очков поляка в крупные серебристые жемчужины; свет был настолько ярким, что Палузинский зажмурился. Быстрым, привычным жестом сняв очки, он засеменил через выложенный каменными плитами внутренний двор. Раздался оглушительный удар грома. Палузинский стремился как можно скорее выбраться из этого жуткого, проклятого дома, и поэтому он не пошел через личные покои Клина, откуда надо было долго пробираться до парадного входа по коридорам, а выбрал самый короткий путь, ведущий к центральному холлу. Безошибочный инстинкт человека, весьма искушенного в науке выживания, подсказывал ему, что для Клина бьет роковой час, и ему отнюдь не хотелось в этот час оказаться где-нибудь поблизости, чтобы — не дай Бог — не разделить жестокую участь «своего пана».

Когда он добрался до центра двора, где стоял разрушенный фонтан, ему в лицо брызнуло какой-то жгучей жидкостью.

Он остановился, чтобы протереть больное место рукой, и почувствовал на щеке что-то липкое и влажное, въедающееся в кожу. Близоруко вглядываясь во тьму, он заметил, как из переполненного бассейна разрушенного фонтана, извиваясь, выползают какие-то ужасные твари, как эти странные существа извиваются среди каменных фигур.

Палузинский коротко, приглушенно вскрикнул и попятился назад.

«Дрянь!» Этого не может быть! Сломанный, заросший лишайником фонтан давно пересох, его не прочищали уже бог знает сколько лет! Тем не менее он отчетливо видел, как плещется вода в потрескавшейся каменной ограде бассейна, и в ней пляшут веселые искорки — это были отражения освещенных окон особняка, выходящих во внутренний двор. Вода тонкими струйками текла по каменным желобам, и их попорченные временем резные каменные узоры напоминали сказочных зверей, высунувших головы из темных ручьев. Непонятные, жуткие существа в бассейне «двигались», свивались вместе, словно хотели построить живой мостик, чтобы перебраться через каменную ограду; их становилось все больше и больше — казалось, сами камни порождают этих чудовищ. Твари, копошащиеся в мутной воде, извергали из себя едкую жидкость, разбрызгивающуюся на много метров вокруг. Палузинский кинулся бежать, но поскользнулся и упал в отвратительную, дурно пахнущую слизь на каменных плитах, устилавших дворик. Он выронил очки, и от удара о камень одно стекло покрылось сетью тонких извилистых трещин.

Подгоняемый страхом, поляк проворно пополз на четвереньках к двери напротив, из-за которой падал мягкий свет. Он был слишком напуган, чтобы тратить драгоценные секунды на поиски разбившихся очков или оглядываться на бурлящий фонтан. Он приглушенно всхлипнул, когда вокруг его ноги обвилось что-то мягкое, почти бесплотное. Хотя прикосновение было легким и нежным, Палузинский почувствовал, как его кожу начинает жечь. Он рванулся вперед, не останавливаясь ни на миг, ощупью пробираясь в холодной и скользкой слизи ко входу в дом, до которого оставалось не более полутора десятков шагов. Он вытер мокрое от слез и дождя лицо, вглядываясь в дальний конец коридора. Заметив прихрамывающего человека, идущего ему навстречу, Палузинский отпрянул к стене и вытащил из-под пиджака тяжелый металлический ломик — свое любимое оружие, с которым он не расставался ни на минуту. Не раздумывая над тем, кто этот незнакомец, и что он делает в доме в столь поздний час, поляк бросился на высокую худощавую фигуру, занося ломик для смертельного удара. Им руководил слепой инстинкт самосохранения.