Семиклассницы, стр. 8
Дашенька обманывала себя. Она слишком часто падала духом. Тогда она начинала говорить деревянным, приказывающим тоном, а иногда ей просто хотелось убежать из класса и потихоньку поплакать.
Девочки седьмого класса «А», где Дашенька была руководительницей, казались ей похожими на сорок. Они охотно болтали, им нравилось секретничать и смеяться. Они ссорились из-за пустяков и мирились и снова ссорились. Они стихали от окриков и боялись плохих отметок.
Прошло много времени, Дашенька не решалась им рассказать о своём маяке.
VI
Люда Григорьева влетела в класс и остановилась у порога, вращая по-совиному глазами из-под очков. Она действительно была похожа на сову. Круглые очки в роговой оправе закрывали наполовину лицо, остренький нос торчал, как клюв.
— Несет! — крикнула Люда. Девочки кинулись по местам.
Дарья Леонидовна положила сочинения на стол, прикрыв их сверху ладонью. Она улыбалась и молчала, а девочки вдруг заволновались, и чем дольше молчала Дашенька, тем сильнее хотелось девочкам узнать, что она скажет. Девочки по улыбке догадались, что Дарья Леонидовна будет говорить о чем-то хорошем и важном.
Они припоминали о чём написали в своих сочинениях. Дарья Леонидовна выбрала одну тетрадь. Классные тетради были одинаковые. Кесарева выпрямилась и облизнула пересохшие губы.
— Работа Тихоновой Наташи, — сказала Дарья Леонидовна.
Наташа ахнула про себя и заинтересовалась чернильницей. Она пристально изучала чернильницу всё время, пока Дарья Леонидовна читала. Слушая со стороны свой рассказ, Наташа снова удивилась не тому, что написала хорошее сочинение, — она не знала, хорошо написано сочинение или плохо, — Наташа удивилась тому, какой взрослой и трудной жизнью живет в деревне Нечаевке Феня Михеева.
— Это называется мужеством, — сказала Дарья Леонидовна, кончив читать. — Наверное, Феня не догадывается о своём мужестве. Наверное, она не думает, может ли стать героиней. Так вот Зоя…
Дашенька впервые произнесла это имя в классе. Она увидела посерьезневшие глаза и вспомнила то, что было два года тому назад. Была студеная зима сорок первого года. Московский институт эвакуировался в уральский город. Снежные бураны обрушивались на город, открытый ветрам, вьюги за ночь до крыш наметали сугробы, мглистое небо падало на землю сразу за домами. В холодную вьюжную ночь Дашенька прочитала о Зое. Она не заплакала и не перечитала второй раз газету. Она просидела всю ночь на табуретке у окна общежития. Вьюга бросалась снегом в окно, под утро мороз вывел узоры на стекле. Диковинные цветы раскрыли лепестки. Солнце взошло, и цветы загорелись. Даша всю ночь думала о Зое.
И сейчас, стоя перед классом, она услышала, как тревожно бьется ее сердце.
— Зоя была школьница, как вы, — сказала Даша. — Она каждый день приходила в класс, ее вызывали к доске. Все было так обыкновенно, но в школе она научилась любить жизнь и родину.
Даша рассказывала о Зое простыми словами, она волновалась и страдала, как тогда, в зимнюю ночь, и видела, что ее ученицы тоже волнуются. Даша чувствовала благодарность к своим ученицам.
Окончив урок, она поспешила уйти из класса. Её смущала тишина. Она быстро шла в учительскую, вспоминая тишину своего класса и прижимая ладони к горячим щекам.
— Дарья Леонидовна! — окликнули её.
Она обернулась и увидела Валю Кесареву.
— Что? — спросила Дарья Леонидовна, улыбаясь и радуясь близости, которую она открыла сегодня между собой и своими ученицами.
— Вы ничего не сказали про мое сочинение, — сказала Валя Кесарева, не поняв, почему улыбка исчезла с лица учительницы.
— Я вам поставила пятерку, — сухо ответила учительница.
Она отвернулась, не входя в объяснения.
«Да, — подумала она, чувствуя вдруг усталость, — я решила, что с Кесаревой произойдет что-то особенное. Но с Кесаревой ничего не произошло. Ну что ж! Нельзя падать духом из-за каждой неудачи».
Даша не знала, что сегодня же её поджидает еще одна неудача.
Едва закрылась за учительницей дверь, Женя Спивак позвала Наташу в коридор. Они стали у батареи в темном углу коридора. Перемена длилась всего пять минут, они торопились.
— Феня есть на самом деле или ты придумала? — спрашивала Женя.
— Есть. Разве про жизнь придумаешь, чтобы было похоже?
— Какой сегодня удивительный день! Кажется, что-то случилось.
— И мне кажется, что-то случилось.
— Мне и учителя сегодня кажутся особенными. Например, Зинаида Рафаиловна. По-твоему, какая она?
— Какая? — переспросила Наташа. — Знаешь, какая? — сказала она, подумав. — Будто читаешь книжку. Ты радуешься, если интересная книжка?
— Еще бы! — ответила Женя. — И Дарья Леонидовна необыкновенная!
Они хотели говорить еще о чем-то важном, но перемена кончилась. За уроком Наташа получила записку: «Давай дружить втроем». Наташа обернулась и кивнула Жене. То особенное и непонятное, что началось на уроке Дарьи Леонидовны, продолжалось. Наташе было тревожно и радостно.
В следующую перемену они снова стояли у батареи в коридоре.
— Напиши про меня Фене, — сказала Женя Спивак.
— Ладно, про все напишу. Про нашу дружбу. Про Зою.
— Ты знала раньше про Зою? — спросила Женя.
— Знала. Но кажется, что только сегодня узнала по-настоящему.
— Вот и я тоже, будто только сегодня узнала. Мне хочется умереть, как Зоя.
— А мне не хочется умирать, — призналась Наташа. — Я никогда не умираю, если воображаю себя героиней.
— А я хотела бы умереть, как Зоя, только мне жалко папу.
Мимо, придерживая рукой очки, промчалась Люда Григорьева.
— Французский идет! — крикнула она.
Женя покачала косичками. Не хочется сидеть на французском!
Люда Григорьева забралась на подоконник. Она изобразила сову, округлив под очками глаза, всем стало весело.
— Девчата! — крикнула Люда, охваченная озорным задором, во власти которого всегда теряла представление о том что можно делать и что нельзя. — Девочки! Устроим затемнение. На последнем уроке одна только Анна Юльевна дает письменную. Затемнимся. Вот и не будет никакой письменной.
Люде такой забавной показалась собственная выдумка, что она, не ожидая одобрения класса, потянула за шнур и спустила штору.
Маня-усердница, ахнула и молча следила за Людой, не зная, смеяться или протестовать.
Тася с послушным недумающим лицом полезла на парту, а Люда уже перебегала к третьему окну. Девочки с интересом наблюдали за Людой.
В одно мгновение класс был затемнен.
— Что вы наделали? Вот бессовестные! — укоризненно проговорила Лена Родионова. — Что вы наделали? — ещё раз испуганно шепнула она, потому что в дверях уже появилась Анна Юльевна, учительница французского языка.
Следом за ней Валя Кесарева тащила кипу тетрадей.
— Что такое? — спросила Анна Юльевна, остановившись посредине класса.
Валя Кесарева захлопнула за собой дверь.
— Что это значит? — недоумевала учительница.
Девочки молчали. Анна Юльевна вообразила, что девочки потихоньку хихикают в темноте и забавляются над её растерянностью.
— Зажгите свет! — крикнула она гневно, не догадываясь, что проще открыть дверь.
Валя Кесарева, ощупью искавшая выключатель, споткнулась о парту и уронила на пол тетради.
Анне Юльевне показалось, что все делается нарочно. Негодование ее росло.
Наконец, Валя нащупала выключатель.
— Кто это сделал? — спросила учительница. Она была оскорблена и нервно перебирала концы шали, которая, как на вешалке, висела на ее острых плечах. — Староста! — вызвала она.
— Я была с вами, — невинно отозвалась Валя Кесарева, на коленях подбирая тетради.
— Вы будете наказаны, — указала Анна Юльевна и постучала согнутым пальцем по столу. — Вы не знаете меры, — она снова постучала. — Вы несерьезны! Легкомысленны! Семиклассницы! Позор!
Анна Юльевна дернула шаль на плечах и вышла.